– Да нет, мертвецки пьяна. Она здесь часто лежит. А вы, собственно, кто?
– Мы из частного сыскного агентства, – объявил Батчелор. – Нас наняли для расследования этого убийства.
– Мама, роди меня обратно! – завопил Гиллеман. – Опять допрашивать будут!
– Что от вас можно узнать! – пренебрежительно махнул рукой француз. – Вместо того, чтобы причитать, лучше скажите, что находится в дальней части этого здания?
– Типография и контора редакции. Там сейчас редактор нашей газеты.
– Есть кто еще в клубе?
– Еще один член и слуга, – важно сообщил Гиллеман.
Легран с недоверием посмотрел на него, затем окинул еще раз взглядом двор и здание клуба. Как-то мало вязался слуга с этим запущенным местом и проживающими здесь людьми.
– Нужно унести даму, – велел француз социалисту. – Можете сделать это сами или позовите этого вашего слугу. Мы с коллегой хотим еще раз осмотреть место, где лежал труп. И вообще, почему они все здесь лежат? Им что, медом намазано?
– Да нет, здесь ямка и сразу канава, рыгать удобно, – пояснил Гиллеман. – И кроме того, – он почтительно дотронулся Леграну до локтя, – во дворе мастерская одного англичанина, и он очень страшно ругается. И, может, он и зарезал ее? Эй, Козебродски! Надо отнести в дом мадам Дымшиц!
На призыв Гиллемана спустя несколько долгих минут из клуба явился Козебродски, а из окна типографии высунулось перепачканное свинцом и типографской краской лицо любопытного редактора. Гиллеман с Козебродски достали мадам Дымшиц из канавы и бесцеремонно поволокли в клуб, после чего редактор убрался обратно в окна и с грохотом опустил раму.
– Где будем искать? – спросил Легран у Батчелора, воспользовавшись моментом, пока вокруг никого из посторонних не было.
– Давай зароем прямо здесь в мусоре вот в этой канаве, – предложил рыжий сыщик.
Легран достал из кармана высохший стебель винограда, разрыл мусор носком ботинка и, бросив стебель в образовавшуюся ямку, тут же притоптал ногой.
Едва он успел это сделать, как через ворота во двор Датфилда вошел мужчина лет сорока, облаченный в короткое, плотно облегающее пальто из дорогой ткани с потайной застежкой и бархатным воротником. У него был высокий чистый лоб, темная короткая бородка и черные глаза. Он походил по двору, затем остановился и вперил взгляд в окно типографии, из которого недавно высовывался редактор. Так он простоял несколько минут. Легран и Батчелор с удивлением взирали на него, не зная, как относится к этому самочинно действующему лицу на сцене, где они собирались разыграть свой спектакль. Человек внезапно вскинул руки и со стоном закрыл ими лицо.
– Я вижу его, – с придыханием сказал он, не отнимая рук от лица. – Он живет в Вест-Энде, у него породистое лицо, он высок и силен. Господи, помоги мне. Он расплывается, я теряю связь с ним…
– Мы можем чем-нибудь помочь вам, сэр? – подошел к нему Легран. Мужчина продолжал стонать и раскачиваться. Из глубины двора к ним вышел плечистый здоровяк в рабочем фартуке и с клещами в руках, подслеповато щурясь на корчащегося в проходе человека.
– Давайте я ему помогу, – предложил он сыщикам и, взяв мужчину под локоть, грубо выволок на улицу, где тот, очухавшись, побрел восвояси.
– Это он, – пискнул Гиллеман и исчез, а здоровяк в фартуке вернулся обратно во двор.
– А вы что здесь делаете? Вы хотите сделать заказ? – спросил он у детективов.
– Нет, мы будем обыскивать двор. Вы владелец мастерских в этом дворе?
– Да, я Уилльям Хиндли и мне очень не нравится, что в моем дворе…
Слова Хиндли были заглушены визгливым шумом, раздавшимся из клуба, из дверей которого высыпал десяток евреек самого разного возраста. Впереди них шествовали Гиллеман с Козебродским.
– Это кто? – удивленно спросил Легран, ковыряясь палкой в мусоре.
– Это наши жены, – с достоинством ответил Гиллеман. Хиндли зло сплюнул и удалился, а Легран раздраженно осведомился:
– Я же спрашивал: кто из людей есть дома?
– Вы же ничего не спрашивали про женщин! – обиделся Гиллеман.
Женщины зашумели и Гиллеману досталось от них несколько тумаков. В воротах стали скапливаться зрители, привлеченные шумом, появился оставивший свою фруктовую лавку Пакер, а немного спустя пришел благообразный еврей в шляпе и седеющих кудельках пейсов.
– Что, опять кого-то убили? – спросил он по-еврейски.
Гиллеман в ответ огрызнулся.
– Вы больше в субботу работайте, всех ваших блудниц перережут! – выкрикнул старый еврей.
– Не надо их трогать, – промолвил Пакер. – Они покупают у меня изюм оптом.
– Между прочим, в эту же ночь в Сити зарезали женщину на Майтр-сквер во дворе позади хоральной синагоги, – ядовито сказал Козебродский. – Так что наше соседство тут не при чем.
– Кто он такой? – спросил Батчелор у Козебродского, показывая на старика.
– А, это наш сосед, – устало махнул рукой тот. – Канторович. Он живет в соседнем доме и все время настраивает евреев против нас, социалистов. Их ужасно бесит, что мы свободно работаем по субботам, когда они вынуждены сидеть без дела дома.
– О, смотрите что я нашел! – вопль Леграна, которому надоел этот разговор, прервал их. – Это же виноградный стебель!
– Господин Дымшиц говорил, что в руках у убитой была гроздь винограда, – затараторил Гиллеман. – Но мне казалось, что у нее в руке было что-то вроде пакета с печеньем. Хотя от волнения я плохо разглядел.
– Я приметил рядом со двором фруктовую лавку, – громогласно сказал Легран, поднимая виноградный стебель в руке, чтобы все желающие могли его увидеть, и обратился к Пакеру: – Не был ли этот виноград куплен там?
Под пристальным взглядом Леграна продавец фруктов полез вперед, расталкивая толпу.
– Я хозяин лавки, – заявил он. – Один молодой человек действительно покупал у меня виноград перед закрытием.
Сказав это, Пакер настороженно посмотрел на Леграна и Батчелора, словно боялся, что его тотчас уличат во лжи.
– Это чрезвычайно важно, сэр! – сказал Легран. – Можете ли вы припомнить подробности?
Пакер мучительно напрягся. На его лице так отчетливо читалось полное отсутствие фантазии и скудость воображения, что Легран испугался и решил помочь.
– Это случайно не был человек в длинном черном пальто? – спросил он.
– Да, да, сэр! – обрадовано затряс головой Пакер. – Это был именно он!
Легран и Батчелор многозначительно переглянулись.
– Вы не обратили внимание, была ли с ним женщина?
Пакер задумался. Он все еще не решался пуститься в откровенную ложь, особенно после того, как он сказал совершенно обратное полиции. Но уловив выгоды, которые открывались перед ним, он уже не мог остановиться.
– Да, сэр, с ним была женщина. Я закрыл лавку в половине первого, а мужчина с женщиной подошли ко мне перед самым закрытием. Молодой человек купил женщине виноград и они пошли сюда, ко входу во двор.
– Вы смогли бы опознать этого человека?
– Да… – неуверенно сказал Пакер, засмущавшись.
– Вы уже видели труп убитой в морге?
– Нет, сэр.
– В таком случае, – сказал Легран, – вам следует поехать с нами туда. Вы можете прямо сейчас покинуть лавку на некоторое время?
– Конечно, сэр. Я оставлю вместо себя жену.
– Тогда едем.
И под удивленными и восхищенными взорами соседей Пакер покинул двор Датфилда и взгромоздился в кэб вместе с сыщиками.
Когда Фаберовский приехал в участок на Леман-стрит, инспектор Пинхорн страшно скучал. В участке было пусто, кроме дежурного сержанта, дремавшего при входе в углу на стуле, никого не было. Пинхорн ловил руками сонных осенних мух и выкладывал на столе трупиками инициалы королевы Виктории. Увидев поляка, он судорожно смахнул мух рукавом на пол.
– Сегодня мне принесли дельное предложение одного джентльмена из Чешира, – сказал Пинхорн смущенно. – Он предлагает поместить в самые темные и безлюдные места женские манекены наподобие тех, что на выставке восковых фигур Тюссо на Марилебон-роуд. Их руки и ноги должны быть выполнены в виде мощных пружин, для освобождения которых потребуется умеренная сила вроде подъема подбородка или сжатия горла. Будучи освобождены, эти пружины действовали бы подобно щупальцам осьминога и держали бы человека пойманным в ловушке, в то время как сам механизм испускал бы звуки, похожие на полицейский свисток.
– Удалось найти что-нибудь новое о Тамулти? – спросил Фаберовский.
– Ровным счетом ничего. Зато мы изо всех сил пытаемся скрыть это от прессы.
– А новый жилец миссис Куэр, мистер Продеус, еще никого не убил?
– Мои констебли, которые дежурят у нее в доме, говорят, что он совершенный псих. Набивает свою рубашку подушками, называет ее то Ивановитч, то Владимирофф, и с криками лупит каждый час.
– Это хорошо, это успокаивает нервную систему, – сказал Фаберовский. – Вам не удалось еще узнать, кто разыскивал мистера Ласка? Может, это и есть убийца?
– Да хоть бы и так! Пять фунтов! Если он зарежет мистера Ласка, я ему буду только благодарен. Вы бы видели, какие кипы доносов жителей Уайтчепла друг на друга собирают и приносят нам сюда из его Комитета каждый вечер! Я в жизни не читал столько, сколько за последнюю неделю!
– Я могу вам помочь, – раздался от дверей низкий негромкий голос. – Я хочу предложить вам свои услуги в выслеживании убийцы, держащего в страхе весь Ист-Энд и напугавшего саму королеву. Я только что получил психический след мужчины на месте убийства во дворе на Бернер-стрит, но затем потерял его. Мне помешал хозяин упаковочной мастерской, у него слишком сильная отрицательная аура. Он выставил меня на улицу.
«Он жулик», – подумал Фаберовский, глядя в лицо пришедшему.
– Вы, собственно, кто? – спросил Пинхорн и, сконфуженный упоминанием о королеве, отгреб мух ботинком к корзине с бумагами.
– Вам должно быть известно мое имя. Я – Роберт Лиз.
Инспектор недоуменно переглянулся с поляком. В розыске такого не числилось. Среди тех, с кем приходилось общаться Фаберовскому, тоже не встречалось такой фамилии.