Вспышка древнего огня
Оксфорд, сентябрь 1970-го
– Господи Иисусе! – Роджер всматривался в страницу, лежавшую перед ним, до тех пор, пока буквы не начали расплываться, превратившись в бессмысленные загогулины. Но эти фокусы не могли изменить смысл фраз, который уже отпечатался в мозгу. – Боже мой! Только не это!
Девушка за соседним столом раздраженно передернула плечами, и ножки стула скрипнули по полу.
Роджер склонился над книгой, заслонив текст руками, и закрыл глаза. Он чувствовал себя больным и разбитым, ладони стали мокрыми и холодными.
Так он просидел несколько минут, не в силах смириться с правдой. Увы, она никуда не денется… Боже, все это уже случилось. Много лет назад. Прошлое не изменить.
Роджер сглотнул, в горле горчило. Он снова посмотрел на строчки. Все по-прежнему. Небольшая заметка из газеты, датированной 13 февраля 1776 года из американской колонии в Северной Каролине, город Уилмингтон:
«С прискорбием сообщаем, что Джеймс Маккензи Фрейзер и его супруга Клэр Фрейзер погибли при пожаре в собственном доме во Фрейзер-Ридж в ночь на 21 января. Мистер Фрейзер, приходившийся племянником покойному Гектору Кэмерону из поместья «Горная река», был рожден в Шотландии, в Брох-Туарахе. Мистера Фрейзера хорошо знали в колонии и относились к нему с глубочайшим почтением. Мистер Фрейзер не оставил после себя наследников».
Оставил.
На мгновение у Роджера мелькнула надежда, что это не они; Джеймс Фрейзер – довольно распространенное имя. Но, конечно, не Джеймс Маккензи Фрейзер с супругой по имени Клэр. И не рожденный в Брох-Туарахе в Шотландии.
Нет, это точно они. Роджер застонал от горя. Его глаза увлажнились, и затейливый шрифт восемнадцатого века вновь поплыл.
Значит, Клэр все же нашла его. Нашла своего отважного горца и провела с ним по меньшей мере несколько лет. Хорошо бы, счастливых. Роджер испытывал искреннюю симпатию к Клэр Рэндалл. Более того. Он всем сердцем хотел, чтобы Клэр нашла Джейми Фрейзера и жила с ним долго и счастливо. Знание – точнее, всего лишь надежда, – что ей это удалось, грела его сердце как доказательство того, что вечная любовь существует: любовь, способная перенести разлуку и невзгоды, любовь, которая сильнее времени. Однако плоть бренна, и никакая любовь не в силах преодолеть сей факт.
Роджер схватился за угол стола, пытаясь взять себя в руки. На душе было так же тяжело, как после смерти его преподобия, он будто заново осиротел.
И тут новая мысль пронзила сознание. Нельзя, чтобы Брианна увидела заметку, ни в коем случае. Конечно, она понимала, что всякое может случиться, но… Нет. Такого она даже вообразить не могла.
Он сам наткнулся на эту газету по чистой случайности. Искал слова старых баллад, чтобы разнообразить свой репертуар, и перебирал песенники. На иллюстрации к тексту был снимок с газеты, в которой его впервые опубликовали, и тут взгляд Роджера, лениво скользящий по строчкам, набранным витиеватым старинным шрифтом, зацепился за фамилию Фрейзер.
Первый шок прошел, но горе прочно угнездилось где-то в желудке и разъедало, точно язва. Роджер был ученым и сыном ученого; он вырос в окружении книг, в нем с детства жил священный трепет по отношению к печатному слову. Чувствуя себя преступником, он достал перочинный нож и вытащил лезвие, настороженно оглядываясь по сторонам. Шестое чувство подсказывало, что следует исключить всякую случайность: скрыть тела, уничтожить все следы.
Роджер вышел из библиотеки на дождливые улицы Оксфорда. Карман жгли скомканные страницы. Прогулка успокоила его, он вновь обрел способность мыслить логически. Надо разработать план, как защитить Брианну от горя, которое, конечно, было бы гораздо глубже и серьезнее, чем его собственное.
Роджер проверил выходные данные на первой странице – выпущена в 1906 году небольшим британским издательством, тираж небольшой, и все же Брианна в поисках могла на нее наткнуться. Вряд ли она станет специально искать книгу, которая называется «Песни и баллады восемнадцатого века», но Роджер прекрасно понимал, куда могут завести исторические расследования.
Какой-то прохожий случайно толкнул его, и он вдруг обнаружил, что уже несколько минут стоит на мосту, облокотившись на перила, и бездумно следит за дождевыми каплями, кругами расходящимися по воде. Роджер медленно побрел по улице, рассеянно скользя взглядом по магазинным витринам и раскрытым зонтикам.
Нельзя гарантировать, что Брианна не наткнется случайно на какой-нибудь из экземпляров книги. Может, сохранился всего один, а может, сотни, которые разложены по библиотекам Соединенных Штатов, словно бомбы замедленного действия.
Кишки выкручивало все сильнее. Роджер насквозь промок и продрог, но внутри стало куда холоднее, когда он подумал о том, как поступит Брианна, если вдруг узнает.
Сперва она будет раздавлена горем. А потом? Лично он был уверен, что прошлое изменить нельзя, и то, что рассказывала Клэр, только подкрепляло эту уверенность. Они с Джейми Фрейзером безуспешно пытались предотвратить жестокую резню при Каллодене. Чтобы спасти Фрэнка, будущего мужа, Клэр хотела уберечь его предка Джека Рэндалла, однако все попытки оказались тщетными. Выяснилось лишь, что Джек на самом деле не был прямым предком Фрэнка, он женился на юной возлюбленной брата, к тому времени беременной, когда брат погиб.
Нет, прошлое может укладываться кольцами, подобно змее; изменить его никто не в силах. Но Роджер сомневался, что Брианна разделит его убеждения.
Если бы только не было этих камней у Крейг-на-Дун и опасного искушения призрачной надеждой все изменить.
Клэр прошла через камни почти два года назад, когда жгли костры на Самайн, кельтский новый год, что празднуется в первый день ноября.
Когда Роджер думал об этом, на затылке начинали шевелиться волосы. Погожее осеннее утро на рассвете Дня Всех Святых, ничто не нарушало покой зеленой лужайки, которую оцепили строгие камни… Ничто, только Клэр прикоснулась к одному из камней – и исчезла в прошлом.
Казалось, земля разверзлась у Роджера под ногами, в ушах раздался рев ветра. Он ослеп от вспышки яркого света и мгновенно наступившей темноты. Инстинктивно он крепко сжал ладонь Брианны, несмотря на то что все чувства отказали. Его словно бросили в глубины ледяной воды. Голова кружилась, он буквально остолбенел, не ощущая ничего, кроме страха. Стоял ослепший и оглохший, утративший разум и чувства, а в голове вертелись две мысли. «Я умираю», – очень спокойно подумал он. И вторая мысль: «Не отпускай».
Лучи восходящего солнца осветили широкую расщелину в камне, и Клэр туда вошла. Когда Роджер наконец смог пошевелиться и поднял голову, солнце находилось в зените и озаряло все вокруг золотисто-розовыми лучами, а тот самый камень казался совсем черным на фоне ясного неба.
Он накрыл Брианну своим телом. Она была без сознания, лицо в обрамлении рыжих волос отчаянно побледнело. Роджер жутко ослаб и не донес бы ее на руках до машины, что стояла у подножия холма; к тому же ростом Брианна пошла в отца – добрых шесть футов, лишь чуть ниже, чем сам Роджер.
Он склонился над ней, положил ее голову к себе на колени, дрожа, гладил по лицу, и так, пока солнце не село. Тогда Брианна открыла глаза, такие же темно-синие, как сумеречное небо, и спросила:
– Она ушла?
– Все в порядке, – прошептал Роджер, наклонился и поцеловал ее в прохладный лоб. – Все хорошо, я с тобой.
Он действительно хотел помогать и заботиться. Но как это сделать теперь?
К тому времени, как Роджер вернулся в общежитие, на улице стемнело. В столовой гремела посуда, пахло запахом ветчины и печеной фасоли, однако не ужин занимал его мысли.
В хлюпающих ботинках он добрался до комнаты, стянул с себя мокрую одежду и бросил на пол. Потом вытерся насухо, обнаженный, сел на кровать, забыв про полотенце в руке, и уставился на крышку стола, где стояла деревянная шкатулка с письмами от Брианны.
Он сделает все, чтобы оградить ее от горя. Он бы сделал больше, лишь бы миновала угроза, исходящая от каменного круга.
Клэр вернулась, как он надеялся, из 1968-го в 1766-й. А в 1776-м погибла. Теперь шел 1970-й. Человек, который сейчас отправится в прошлое, попадет, скорее всего, в 1768-й. Время еще оставалось. Черт возьми, в этом-то и загвоздка. Еще оставалось время.
Даже если Брианна согласится с Роджером, что прошлое неизменно, как ей жить все семь лет, понимая, что с каждым днем ускользает возможность узнать отца и в последний раз повидаться с матерью? Что ей делать?
Роджер знаком с Брианной несколько лет, и вот уже два года как они вместе. Конечно, они неплохо узнали друг друга. А как же иначе, ведь им довелось пережить такое!.. Еще были письма – дюжины писем, по два, три, четыре в неделю, были короткие отпуска, которые они проводили вместе, разрываясь между счастьем и отчаянием, а остальное время он безнадежно тосковал по ней.
За спокойствием Брианны скрывалась сила, которая не позволит предаваться горю и сидеть на месте без попытки что-либо изменить. Если уж Брианна на что-то решалась, то неизменно воплощала решение в жизнь. Если она отважится на переход, ее не удержать.
В уме формировался план…
Роджер встал и обернул полотенце вокруг бедер.
Одним письмом делу не поможешь. Тут нужно действовать постепенно, убеждая и разъясняя, что надежды, в общем-то, мало. Это не сложно; за целый год поисков в Шотландии Роджер нашел лишь краткое упоминание о том, что в Эдинбурге сгорела типография Фрейзера. Теперь, конечно, ясно почему; наверное, вскоре после этого они уехали в Америку, хотя их имен в списках пассажиров того времени не оказалось.
Надо предложить Брианне отказаться от поисков. Пусть прошлое останется в прошлом. Продолжать розыски перед лицом очевидных фактов – глупость, путь к сумасшествию. Он мягко убедит ее в том, что постоянно копаться в прошлом – ненормально, сейчас время смотреть в будущее, а не растрачивать жизнь в бесплодных попытках что-либо разыскать. Ее родители тоже были бы против.
Неужели утаить ужасную правду – значит солгать? Что ж, если так, он солжет. Поступать дурно – грех, это он усвоил еще в детстве. Но ради Брианны он готов рискнуть бессмертной душой.
Роджер полез в ящик в поисках ручки. Затем помедлил и опустил руку в карман мокрых джинсов. Страницы книги промокли и отсырели; не колеблясь, он разорвал их на мелкие клочки, не обращая внимания на холодный пот, стекающий со лба.