Писать письмо – великое искусство
Оксфорд, март 1971-го
Роджер отметил, что в Инвернессе и Оксфорде дожди идут одинаково часто, но на севере дождь ему нравился. Пронизывающие ветра с Мори-Ферт и ледяные капли весьма бодрили дух.
Шотландия была его домом, и там вместе с ним была Брианна. А теперь она уехала в Америку, а Роджер осел в Англии, в промозглом и сыром Оксфорде, где улицы и здания серы, словно пепел погребальных костров. Капли дождя стекали по складкам черной оксфордской мантии. Роджер спрятал под ней стопку бумаг, когда шел через двор. У стойки портье он отряхнулся, совсем как собака. Каменный пол усеяли брызги воды.
– Есть письма?
– По-моему, да, мистер Уэйкфилд, секундочку. – Мартин скрылся в своей каморке, а Роджер остался изучать имена погибших на войне студентов, что были выгравированы на мраморной плите у входа.
Джордж Ванландингем, эсквайр, достопочтенный Филлип Мензис, Джозеф Уильям Роско. Роджер много размышлял о погибших героях, о том, какими они были. Познакомившись с Брианной и ее матерью, он пришел к выводу, что прошлое довольно часто оказывает на настоящее странное влияние.
– Вот, мистер Уэйкфилд. – Мартин перегнулся через стойку, протягивая ему тонкую стопку писем. – Одно из Штатов, – добавил он, добродушно подмигнув.
Роджер почувствовал, как его лицо расплывается в ответной улыбке, по всему телу разлилось приятное тепло, несмотря на дождливый день.
– Скоро мы вновь увидим вашу юную подругу, мистер Уэйкфилд? – Мартин вытянул шею, словно журавль, пытаясь разглядеть письмо с американским штемпелем. Портье познакомился с Брианной незадолго до Рождества, когда она заходила в общежитие вместе с Роджером, и сразу же пал жертвой ее чар.
– Надеюсь! Может быть, летом. Спасибо, Мартин!
Роджер пошел к лестнице, убрав письма в рукав мантии. При мысли о лете его охватили волнение и радость. Брианна обещала приехать в июле, но до июля еще четыре месяца; когда настроение падало, Роджер сомневался, что эти месяцы пролетят как четыре дня.
Роджер вынул письма из рукава и спрятал их во внутренний карман, поближе к сердцу. Брианна писала раз в несколько дней, у нее выходили то короткие записки, то целые романы, и каждое письмо рождало радость, которая тлела в груди до прихода следующего письма.
В те дни ее письма были наполнены чувствами: в каждой строчке сквозила теплая привязанность, каждое заканчивалось словами «С любовью», в каждом говорилось о том, как она скучает и как хочет быть с ним. Хотя, конечно, строки не пылали дикой страстью.
Возможно, это в порядке вещей: они знакомы довольно давно, и невозможно все это время изо дня в день строчить страстные послания.
Наверное, он просто вообразил себе, что Брианна держится в письмах несколько отстраненно. Зато без переборов – например, девушка его друга как-то состригла у себя лобковые волосы и отправила их в конверте вместе с письмом. Роджер больше ценил чувства, а не эксцентричные выходки.
Он откусил от сэндвича и, пережевывая, задумался о последней статье, которую показала ему Фиона. Она вышла замуж и теперь считала себя экспертом в вопросах любви и брака. По-сестрински интересуясь делами Роджера на любовном фронте, она собирала вырезки с советами из женских журналов и отправляла ему. Последняя из статей была вырезана из журнала «Мой еженедельник» и называлась «Как заинтересовать мужчину». «Наживка для простаков», – написала Фиона на полях.
«Разделяй его увлечения, – гласил один из пунктов. – Если ты считаешь, что футбол – полная ерунда, но он от него в восторге, присядь рядом и спроси, каковы на этой неделе шансы на победу у «Арсенала». Футбол, может, и скучен, зато он сам – нет».
Роджер криво усмехнулся. Что ж, он разделяет увлечения Брианны, если постоянные розыски родителей с их дурацкой историей, от которой волосы дыбом встают, считать увлечением. Значит, общие интересы у них все же есть, черт побери.
«Будь недоступной, – советовали в следующем абзаце. – Ничто не возбуждает влечение мужчины так сильно, как расстояние. Не подпускай его слишком близко и слишком скоро».
А вдруг Брианна читает подобные статьи в американских журналах?.. Роджер тут же прогнал эту мысль. Нет, она лишь порой листала журналы мод; Брианна Рэндалл, как и сам Роджер, не могла играть в глупые игры.
Она не станет отталкивать его только затем, чтобы разжечь интерес. Для чего? Она и так знает, как он к ней относится.
Точно знает?.. С тяжелым чувством Роджер пробежал глазами следующий совет из «Еженедельника»: «Не думай, что он читает твои мысли, намекни ему о своих чувствах».
Роджер, не глядя, впился зубами в сэндвич и стал жевать. Он ведь намекал. Раскрыл свою чертову душу. А она прыгнула в самолет и сбежала в Бостон.
Роджер вздохнул и положил надкушенный и абсолютно безвкусный сэндвич на пластиковый поднос. Он взял чашку с напитком, который в университетской столовой гордо именовали «кофе», но пить не стал, лишь посидел угрюмо, грея руки о чашку.
Проблема была в том, что, хотя ему и удалось отвлечь Брианну от поисков в прошлом, сам он не мог перестать о них думать. Клэр и чертов шотландец занимали его мысли с утра до ночи, он проникся к ним, будто к собственным родителям.
«Всегда будь честной», – советовали в пункте № 3. Может, если бы он последовал совету и помог Брианне все выяснить, дух Джейми Фрейзера угомонился бы, а вместе с ним и Роджер.
– Сволочь, – выругался он сквозь зубы.
Девушка рядом швырнула чашку на поднос и резко поднялась.
– Сам ты сволочь, – бросила она и ушла.
Роджер посмотрел ей вслед.
– Не исключено, – с горечью произнес он.
Глава 25Наступить на змею
Октябрь 1768-го
В общем-то, против змей я ничего не имела. Змеи пожирали крыс, что само по себе достойно похвалы, у некоторых из них были на спине красивые узоры, и у большинства хватало ума, чтобы вовремя отползти с моей дороги. Живи сам и дай жить другим – мой основной принцип.
Но это все теория. А на практике я резко возражала против огромной змеи, которая свилась кольцом на сиденье в уборной. Даже не беря в расчет тот факт, что змея причиняла мне определенное неудобство, крысу она не жрала и эстетического удовольствия не доставляла – ее кожа была грязновато-серой в темных разводах.
Моя главная претензия к змее заключалась в том, что она была гремучей. С другой стороны, только тихий треск погремушки на змеином хвосте и насторожил меня, а то бы я уселась сверху, не разглядев ее в рассветных сумерках.
Звук пригвоздил меня к месту. Я осторожно сделала шаг назад, отступая к двери тесной уборной. Змее это не понравилось – треск погремушки стал громче. Кончик хвоста, высунувшийся из свитка темно-серых колец, яростно трясся, как будто змея грозила мне пальцем.
Во рту пересохло, и я прикусила щеку, чтобы вызвать слюноотделение.
Сколько же в ней метров? Брианна, почерпнув сведения из книжки для девочек-скаутов, говорила, что гремучая змея способна броситься на расстояние примерно в одну треть от собственной длины. Между моими бедрами, прикрытыми только ночной рубашкой, и отвратительной головой с немигающими глазками оставалось не более двух футов.
Змея, наверно, футов шесть в длину. Колец насчитывалось неприятно много, и под кожей виднелись крепкие мышцы. Это была чертовски большая змея; от страха, что она укусит меня прямо в промежность – вот уж позору не оберешься, – я стояла тихо, как мышка.
Но не могла же я так стоять все время! Если отодвинуть в сторону прочие соображения, испуг от встречи со змеей нисколько не снизил желания оправить естественные надобности.
Вроде бы змеи глуховаты… Позвать на помощь. А если они все же слышат? Была же какая-то история про Шерлока Холмса, когда змея откликнулась на свист. А что, может, змея на свист не обидится… Я осторожно вытянула губы и попробовала посвистеть. Из губ беззвучно вырвалась струйка воздуха.
– Клэр, – раздался позади удивленный голос, – какого черта ты там делаешь?
Я подпрыгнула от неожиданности, змея тоже – по крайней мере, она точно дернулась от звука, распрямив кольца, а значит, готовилась напасть.
Я приросла к дверной раме, и змея замерла на месте, но погремушка трещала по-прежнему, словно дребезжащий по утрам будильник.
– Тут чертова змея, – прошипела я сквозь зубы, стараясь не шевелить губами.
– А почему ты там стоишь? Уйди в сторону, я ее выброшу, – сказал, подходя, Джейми.
Змея тоже его услышала – определенно, она не была глухой – и затрясла хвостом сильнее.
– Ага, – произнес Джейми совершенно другим тоном. Я услышала, как хрустнула ветка у него под ногой, когда он очутился позади меня. – Стой спокойно, саксоночка.
Не успела я достойно ответить на этот мудрый совет, как мимо просвистел тяжелый камень и угодил прямо в змею. Извивающийся запутанный клубок, напоминающий гордиев узел, с неприятным всплеском упал в выгребную яму.
Я не стала дожидаться храброго победителя, а развернулась и побежала в ближайший лесок. Намокшие от росы полы рубашки били меня по икрам.
Я вернулась через несколько минут уже в более адекватном состоянии и обнаружила, что Джейми с юным Иэном вдвоем забились в уборную, склонившись над дырой, – в ужасной тесноте, учитывая, что оба были довольно крупными. Иэн с сосновым факелом опустился на корточки у сиденья, вглядываясь в неизведанные глубины.
– Они умеют плавать? – спросил парнишка у Джейми в попытках разглядеть что-либо поверх его головы, не подпалив дядины волосы.
– Понятия не имею, – с сомнением протянул Джейми, – может, и умеют. Но я больше опасаюсь, что они умеют прыгать.
Иэн отпрянул назад и робко усмехнулся, не зная, шутит дядя или нет.
– Слушай, я что-то вижу, дай-ка мне факел. – Джейми протянул руку за факелом и осторожно опустил его вниз. – Если факел не потухнет от смрада, мы подожжем уборную, – пробормотал он, склоняясь ниже. – И где же эта тварь?
– Вот она, смотри! – воскликнул Иэн.
Оба резко наклонились и стукнулись лбами; раздался звук, будто треснула дыня. Джейми выронил факел, тот упал в дыру и тут же погас. Из дыры вышла белая струйка, напоминающая дымок фимиама.
Джейми вскочил на ноги, прижав ко лбу ладонь и от боли прикрыв глаза. Юный Иэн отпрянул к стене уборной, одними губами отрывисто шепча что-то по-гэльски.
– Она живая? – спросила я, тревожно вглядываясь в дыру.
Джейми открыл один глаз и посмотрел на меня сквозь пальцы.
– Жить буду, спасибо, – ответил он, – но в ушах позвенит порядком.
– Да ладно, – возразила я. – Чтоб проломить твою черепушку, нужна кувалда, не меньше. Стой, дай я посмотрю.
Я отвела в сторону его ладонь и заставила слегка наклонить голову, чувствуя под пальцами мягкие волосы. На лбу у самой кромки волос появился небольшой синяк.
Я нежно поцеловала Джейми в лоб и осторожно похлопала по затылку.
– Если помрешь, то не от этого.
– Отлично, – сухо ответил Джейми. – Скорей погибну от змеиного укуса, когда в следующий раз устроюсь на стульчаке по своим делам.
– Она отравленная? – спросил Иэн, выходя из уборной. Оказавшись снаружи, он глубоко вдохнул, проветривая легкие.
– Ядовитая, – поправил Джейми. – Все очень просто. Если она тебя укусит и ты заболеешь, значит, змея ядовитая; если ты укусишь ее и заболеешь, значит, змея отравлена.
– А-а, ясно, – протянул Иэн, пропустив нравоучение мимо ушей. – Опасная змея, значит?
– Очень опасная, – откликнулась я, вздрогнув.
– И что ты с ней будешь делать? – спросила я, повернувшись к Джейми.
Он приподнял бровь.
– Я? А почему я должен с ней что-то делать?
– Нельзя же просто оставить ее там.
– Отчего же? – спросил Джейми, приподняв другую бровь.
Иэн почесал было голову, но заморгал, обнаружив шишку, и отдернул руку.
– Не знаю, дядя, – с сомнением произнес он. – Если тебе не страшно труси́ть причинным местом над гадюкой – дело твое, но мне даже подумать о таком боязно. Она большая?
– Приличная, что есть, то есть. – Джейми вытянул руку, продемонстрировав примерный размер змеи.
– Ого! – выдохнул Иэн.
– И мы не знаем, умеют ли они прыгать, – поддержала я племянника.
– Зато я знаю, – усмехнулся Джейми. – В одном согласен: при одной мысли, что внизу гадюка, у любого случится запор. И как ты предлагаешь ее достать?
– Может, я застрелю ее из твоего пистолета? – предложил Иэн, предвкушая возможность подержать в руках драгоценный пистолет Джейми. – Затем ее достанем, убьем, да и все.
– А… ее видно?.. – осторожно вставила я.
Джейми задумчиво поскреб подбородок. Он не успел побриться, и под пальцами у него скрипнула рыжеватая щетина.
– Не особо. Там на дне дюймов пять плещется, вряд ли выйдет как следует прицелиться, а я не хочу почем зря расходовать патроны.
– Или давай пригласим на ужин всех Хансенов и пивом напоим. Утопим змею к чертовой матери! – в шутку предложила я, вспомнив весьма многочисленное квакерское семейство, жившее неподалеку.
Иэн захихикал. Джейми смерил меня строгим взглядом и повернулся в сторону леса.
– Я что-нибудь придумаю. Только после завтрака.
К счастью, с завтраком особых хлопот не возникло, куры услужливо снесли девять яиц, да и тесто на хлеб вышло вполне удачным. До горшка с маслом, стоявшего у задней стены в кладовке, добраться не удалось, все наши припасы находились под строгим надзором недавно опоросившейся свиноматки, но Иэн все же забрался внутрь и стянул с полки у двери горшок с вареньем, пока я щеткой для пола отгоняла свинью, покушавшуюся на икры племянника.
– Нужна новая щетка, – подвела я итог, разглядывая результаты неравной борьбы, пока жарились яйца. – Пожалуй, сегодня прогуляюсь к ручью до ивовой рощи.
– Угу. – Джейми с отсутствующим видом вытянул через стол руку и потянулся к хлебной тарелке. Его внимание было полностью поглощено книгой Брикелла «Естественная история Северной Каролины». – Вот, нашел! Помню ведь, что где-то читал про гремучих змей.
Он на ощупь отломил кусок хлеба и, пользуясь им, словно ложкой, зачерпнул и отправил в рот приличный кусок яичницы. Проглотив его, он зачитал вслух отрывок, в одной руке держа книгу, а другой барабаня по столу:
– «Зачастую индейцы вырывают у змей ядовитые зубы, чтобы в будущем, укусив, они не смогли нанести вреда. Сделать это достаточно просто – нужно привязать кусок красной шерстяной ткани к длинному шесту и раздразнить змею, чтобы она впилась в него зубами, а потом резко дернуть шест на себя. Зубы застрянут в ткани, вы их легко обнаружите».
– Тетя, у тебя есть что-нибудь красное? – обратился ко мне Иэн, поливая свою порцию яичницы напитком из цикория.
Я покачала головой и стянула с тарелки последнюю колбаску, пока до нее не добралась поисковая рука Джейми.
– Есть синее, зеленое, желтое, серое, белое и коричневое. Красного нет.
– Отличная книжка, дядя Джейми, – одобрительно сказал Иэн. – А что еще про змей написано?
Племянник рыскал по столу голодным взглядом, ища, чем бы поживиться. Я молча потянулась к буфету, достала тарелку с кексами и поставила перед ним.
– Есть немного про то, как гремучие змеи гипнотизируют белок и кроликов. – Джейми ощупал свою тарелку, но она была пуста. Я подвинула ему кекс. – «Крайне интересно наблюдать, как эти змеи сперва зачаровывают белок, ежей, куропаток, а также прочих мелких птиц и зверей, а потом заглатывают их в один присест. Сила гипноза настолько сильна, что если белка или куропатка наткнется на змею, то будет прыгать или порхать с ветки на ветку, покуда не окажется прямиком в змеиной пасти, не в силах сопротивляться хищнице, которая даже не шелохнется, пока не получит добычу».
Рука Джейми, бесплодно блуждавшая по пустой тарелке, наконец наткнулась на кексы. Он тут же схватил один и поднял на меня глаза.
– Черт, никогда такого не видел… Думаешь, правда?
– Вряд ли, – ответила я, отбрасывая кудри со лба. – А в этой книге нет, случайно, дельного совета по поводу взбесившейся свиноматки?
– Не волнуйся, – пробормотал Джейми с набитым ртом, – уж со свиньей я справлюсь. – Он оторвался от книги и осмотрел пустой стол. – Яиц у нас больше нет?
– Есть, но я их оставила для гостя, который спит в амбаре.
Я положила в небольшую корзину два кусочка хлеба и бутылку с настойкой. Смесь отваров золотарника, монарды и дикого бергамота получилась темно-зеленой и пахла как выгоревшее поле, но вдруг да поможет. Уж, во всяком случае, не навредит. По наитию, я схватила амулет из связанных между собой перьев, что дала мне старая Найавенна. Может, он как-то подбодрит больного.
Наш нежданный гость был незнакомым индейцем из племени тускарора, его деревня лежала дальше на север. Он пришел на ферму несколько дней назад вместе с другими охотниками из Анна-Уки, они шли по медвежьему следу.
Мы угостили охотников едой и питьем – некоторые из них оказались приятелями Иэна. Пока все ели и пили, я заметила, что этот парень смотрит в чашку остекленевшим взглядом. Осмотрев его, я пришла к выводу, что, скорее всего, у него началась болезнь, которую я знала как корь; она свирепствовала в тех местах.
Парень решил отправиться дальше по следу вместе с остальными охотниками, однако вскоре двое привели его обратно, спотыкающегося и в бреду.
Гость явно мог заразить нас всех опасной болезнью, поэтому я постелила ему в только что отстроенном пустом амбаре и заставила его спутников как следует вымыться в ручье. Они считали процедуру совершенно бессмысленной, но подчинились, хоть и посмеялись надо мной, когда уезжали, оставив товарища на мое попечение.
Индеец лежал на боку, укрытый одеялом. Он не обернулся, хотя должен был услышать, как я шла по тропинке. Что ж, прослушать его можно было и без самодельного стетоскопа – хрипы в легких слышны были с расстояния в шесть футов.
– Comment ça va?[29] – осведомилась я, опускаясь на колени с ним рядом.
Он не ответил. Впрочем, надобности в том не было. Судя по хрипам, я поняла, что у него воспаление легких, а взглянув на него, лишь утвердилась в диагнозе. Глаза потускнели и запали, скулы заострились, на них полыхал лихорадочный румянец.
Я тщетно пыталась уговорить его поесть, он даже ухом не повел, а ему так нужны были силы. Бутылка с водой у его постели опустела. Я принесла еще, однако не стала давать ему сразу, рассудив, что, мучаясь от жажды, он сперва должен выпить настойку.
Индеец сделал несколько глотков, потом замер, струйки зеленой жидкости из уголков рта побежали по лицу. Я попыталась уговорить его по-французски, но он не реагировал; он не осознавал, что я рядом, просто смотрел в серое утреннее небо поверх моего плеча.
Безразличная поза выражала полное отчаяние; видимо, индеец считал, что его бросили умирать на руках у незнакомцев. Во мне зрело смутное беспокойство, что он прав – вполне вероятно, он умрет, если не будет бороться.
По крайней мере, воду парень принял. Он пил с жадностью, осушил до дна всю бутылку, и я отправилась к ручью, чтобы наполнить ее снова. Вернувшись, я достала из корзины амулет и вытянула над гостем руку с раскачивающейся на веревке связкой перьев. Мне показалось, что в его глазах, прикрытых тяжелым веками, мелькнуло удивление – не то чтобы во мне вспыхнула надежда, но впервые за все время он хотя бы заметил мое существование.
Движимая вдохновением, я опустилась на колени. Конечно, я не знала, как правильно следует проводить обряд, однако я врачевала людей достаточно давно, чтобы понимать: сила внушения антибиотиков не заменит, но это все же лучше, чем ничего.
Я вытянула вверх руку с зажатым в ней амулетом из вороньих перьев, обратила лицо к небу и принялась монотонно бубнить самое распевное из всего, что смогла вспомнить, – а именно, латинский рецепт против сифилиса от доктора Роулингса.
Я вылила в ладонь немного лавандового масла, обмакнула в него перья и смазала ими индейцу виски и горло, тихо и зловеще напевая «Поднять паруса»[30]. Может, масло утихомирит головную боль. Индеец завороженно следил за перьями. Я ощущала себя змеей, что гипнотизирует белку, чтобы та угодила ей в пасть.
Я вложила в руку пациента амулет и зажала его пальцы. Затем взяла кувшин с медвежьим жиром с добавкой мяты и изобразила какие-то тайные знаки у него на груди, осторожно втирая мазь подушечками пальцев. От резкого запаха, ударившего в нос, у меня прочистились пазухи; а ему мазь поможет разогнать кровь.
Я завершила ритуал, благословив бутылку с настойкой «во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь», и торжественно поднесла ее к губам пациента. Парень зачарованно разомкнул губы и выпил все до капли.
Я укутала его одеялом, поставила рядом корзинку с едой и ушла со смешанными чувствами – с одной стороны, я надеялась, что он выздоровеет, а с другой – раскаивалась, что так провела беднягу.
Я медленно брела вдоль ручья, выискивая глазами что-нибудь полезное. Для лекарственных трав, пожалуй, было еще рановато. Чем старше и толще стебель, тем лучше и полезней будет настой: если растение несколько лет сопротивляется воздействию насекомых, в корнях и стебле у него накапливается больше целебных веществ. По пути я примечала заросли хелоне и лобелии, росшие вдоль тропинки, чтобы вернуться сюда позднее.
Островки буйно разросшегося водяного кресса плавали тут и там меж камней у берегов ручья, прямо передо мной соблазнительно раскинулся целый ковер из темно-зеленых листьев. А вот и густые заросли первоклассного хвоща! Я спустилась вниз босиком, зная, что придется замочить ноги, подоткнула юбку и осторожно ступила в ручей с ножом в одной руке и с корзиной – в другой. От холодной воды перехватило дыхание.
Через пару мгновений ноги окоченели, но мне было все равно. Я позабыла и о змее в уборной, и о свинье в чулане, и об индейце в амбаре. Стремительно бегущий ручей омывал мои ноги, я чувствовала прикосновения мокрых, холодных стеблей и вдыхала насыщенный аромат зеленых листьев.
У берега порхали стрекозы, их крылья блестели в солнечных лучах, из воды выпрыгивали мелкие рыбешки, пытаясь ухватить мошек до того мелких, что мне и не разглядеть. Где-то выше по течению раздавался громкий тревожный щебет зимородка; вскоре он смолк – видимо, птичка пала чьей-то добычей. Рыбешки, вспугнутые моим вторжением, сперва кинулись врассыпную, затем вернулись. Серые и серебристые, желтые и зеленые, черные с белыми крапинками, они резвились в воде, неуловимые, точно солнечные зайчики. Броуновское движение, подумалось мне, глядя, как из-за снующих рыбешек вздымаются со дна облака ила у моих щиколоток.
Все постоянно движется, в том числе и крошечные молекулы, но странным образом это беспрестанное движение производит впечатление великого покоя, и нескончаемые хаотичные столкновения в конечном итоге превращаются в иллюзию всеобщего порядка.
Двигалась и я, принимая участие в этом веселом танце; плечи то пекло солнцем, то накрывало прохладной тенью. Пальцами ног я нащупывала твердое дно между скользких камней, едва различимых в воде. Кисти и ступни онемели от холода, снаружи я словно одеревенела, но внутри все равно жила, совсем как береза, что шелестела листьями над моей головой, или те ивы, что окунули ветви в тихую заводь ниже по течению.
Наверное, легенды о лесных человечках и предания о древесных нимфах зародились именно так: деревья вовсе не оживали и не двигались, и женщины не превращались в деревья, но, когда горячее человеческое тело вдруг сковывало холодом, люди постепенно начинали понимать чувства растений.
Я ощущала, как медленно бьется сердце в груди, как болезненно пульсирует кровь в пальцах. Сок растений. Не отдавая себе отчета, я двигалась в ритме воды и ветра, являя собой часть неспешного идеального мирового порядка.
Когда я подошла к ивовым зарослям, из-за деревьев вдруг раздался громкий вопль, и мысли о хаотичных маленьких движениях мгновенно испарились из головы. Так кричат и звери, например рысь или орел на охоте, но этот крик был человеческим.
Я выскочила из воды, пробралась сквозь заросли и вскоре вышла на небольшую поляну. На холме, выбрасывая коленца, плясал мальчишка, при этом он вопил как полоумный.
– Что случилось? – воскликнула я.
Он уставился на меня широко распахнутыми голубыми глазами, ошарашенный моим внезапным появлением.
Однако я удивилась куда больше. На вид лет десяти-одиннадцати, он был высоким и стройным, как сосновый побег, со спутанной копной медных волос. И его голубые глаза, и заостренный нос были знакомы мне, как собственная ладонь, хотя мальчишку я прежде никогда не встречала.
Сердце забилось где-то у горла, от ног к животу стремительно пополз холод. Я давно научилась реагировать быстро, несмотря на шок, и окинула его взглядом – рубашка и бриджи на нем были добротными, хотя и забрызганными водой, а на голых ногах налипли черные пятна, похожие на капельки грязи.
– Пиявки, – заключила я. Профессионализм медика возобладал над человеческой растерянностью. «Не может быть», – твердила я про себя, прекрасно понимая, что, черт возьми, может. – Это обычные пиявки, они тебя не сожрут.
– Да знаю я, что пиявки! Снимите их! – завопил мальчишка и принялся колотить себя по икрам. – Какая мерзость!
– Не такая уж и мерзость, – возразила я, совладав с собой, – от них даже польза есть.
– Да наплевать на пользу! – взвыл он и затопал ногами. – Я их терпеть не могу, снимите скорее!
– Прекрати лупить по пиявкам, – строго велела я. – Садись, я все сделаю.
Мальчишка засомневался, подозрительно глядя на меня, но все же нехотя сел на камень, вытянув перед собой покрытые пиявками ноги.
– Сейчас же снимите их, – потребовал он.
– Надо подождать, – возразила я. – Ты откуда?
Он беспомощно посмотрел на меня.
– Ты не из местных, – заключила я с уверенностью, – так откуда ты приехал?
Мальчишка сделал попытку собраться.
– Ох… Мы три дня прожили в Салеме… – Он яростно затряс ногами. – Снимите их сейчас же, я вам говорю!
Я знала несколько способов, как снять пиявок, но большинство из них причиняли куда больше боли, чем сами укусы. Три пиявки присосались к одной ноге, четыре к другой. Одна из жирных маленьких тварей, круглая и разбухшая, казалось, вот-вот лопнет. Я поддела ее ногтем большого пальца, и она свалилась мне в ладонь, гладкая, словно камушек, и тяжелая от выпитой крови.
Мальчишка глянул на нее, побледнев, и передернулся от отвращения.
– Не хочу ее убивать, – сказала я будничным тоном и отправилась за корзиной, которую швырнула под дерево, когда кинулась бежать.
Неподалеку на земле я заметила пальто, туфли и чулки, которые сбросил с себя мальчишка. Пряжки на туфлях были простыми, но серебряными, а не оловянными. Пальто из добротного сукна, не вычурное, но простота кроя выдавала качество – столь искусного портного не сыщешь северней Чарльстона. Я не нуждалась в подтверждении, потому что была уверена, тем не менее оно лежало прямо передо мной.
Я зачерпнула в ладонь ила, усадила туда пиявку и швырнула комок в зеленую ряску. Только сейчас я заметила, что руки у меня дрожат. Что за болван! Лживый, мерзкий предатель… Какая муха его укусила, что он вздумал явиться сюда… И что скажет Джейми?
Я вернулась к парнишке, который согнулся пополам и с крайним отвращением взирал на оставшихся пиявок. Еще одна, кажется, напилась. Я опустилась перед ним на колени и сковырнула пиявку, та свалилась на землю и лопнула.
– Ой! – вскрикнул мальчишка.
– Где твой отчим? – резко спросила я. Мало что могло отвлечь внимание мальчишки от собственных ног, однако мне это удалось. Он поднял голову и удивленно посмотрел на меня.
День был прохладным, но у него на лбу выступили капельки пота. Лицо поуже, а рот совсем не похож, подумала я. Пожалуй, сходство все же не столь разительное, как мне показалось вначале.
– Откуда вы меня знаете? – спросил мальчишка и заносчиво выпрямил спину, что при других обстоятельствах было бы крайне забавно.
– Я знаю лишь, что тебя назвали Уильямом, так? – Я обхватила себя за плечи в надежде, что ошибаюсь. Если он и вправду Уильям, то я знала о нем гораздо больше, но продолжать вряд ли стоило.
У мальчишки заалели щеки, он внимательно осмотрел меня с ног до головы, на время позабыв про пиявок, явно оскорбленный, что с ним так запросто говорит – до меня дошло только теперь – какая-то растрепанная ведьма в подоткнутой юбке. Либо потому, что он был хорошо воспитан, либо потому, что голос у меня отличался от внешнего вида, парень удержался от резких слов, готовых сорваться с губ.
– Да, верно, – коротко ответил он. – Уильям, виконт Ашнесс, девятый граф Элсмир.
– Все сразу? – вежливо заметила я. – Ничего себе!
Я ухватила одну из пиявок двумя пальцами и осторожно потянула. Она растянулась, словно резиновая, но не отлеплялась. Кожа мальчика потянулась следом, и мальчик слегка охнул от боли.
– Бросьте! – сказал он. – Она порвется!
Я поднялась на ноги и одернула юбку, приведя себя в более пристойный вид.
– Пойдем, – сказала я, протянув руку. – Отведу тебя в дом. Посыплем на них солью, вмиг отпадут.
Мальчик отверг протянутую руку и поднялся на ноги самостоятельно, слегка подрагивая. Потом огляделся вокруг, словно кого-то искал.
– Ищу папу, – ответил он на мой немой вопрос, – мы заблудились, и папа велел мне ждать у ручья. Не хочу, чтобы он тревожился, когда вернется и обнаружит, что меня нет.
– Не волнуйся, – сказала я. – Думаю, он сам уже отыскал дом. Тут недалеко.
Верное предположение, особенно учитывая, что наш дом поблизости единственный, и к нему ведет утоптанная тропинка. Скорее всего, лорд Джон Грей специально оставил мальчика и ушел вперед, чтобы предупредить Джейми. Очень предусмотрительно. Я непроизвольно поджала губы.
– Дом Фрейзеров? – спросил мальчик. Он осторожно шагнул, стараясь, чтобы ноги не соприкоснулись. – Мы пришли, чтобы повидать Джеймса Фрейзера.
– Я – миссис Фрейзер, – улыбнулась я. Надо было добавить «твоя мачеха», но я промолчала. – Идем.
Уильям шел за мной через лес так поспешно, что почти наступал мне на пятки. Я спотыкалась о корни деревьев и камни, так как не смотрела под ноги, борясь с искушением обернуться и заглянуть ему в лицо. Уильям, виконт Ашнесс, девятый граф Элсмир был, может, и не последним человеком, которого я ожидала встретить в лесах Северной Каролины, но, если честно, в этом списке за ним следовал только король Георг – шанс на то, что он вдруг окажется у нас на пороге, был весьма маловероятен.
Чем он думал, этот… этот… я запнулась, подыскивая уничижительные эпитеты, которыми следовало наградить лорда Джона Грея, но сдалась, чтобы поразмыслить о том, как же теперь поступить. И тоже быстро сдалась, потому что ничего поделать я не могла.
Уильям, виконт Ашнесс, девятый граф Элсмир. Ой ли? «Как же ты поступишь, – свирепо думала я, мысленно обращаясь к лорду Джону Грею, – если мальчик узнает, что на самом деле он незаконнорожденный сын помилованного шотландского преступника? И, что важнее, что будет делать шотландский преступник? И что чувствовать?»
Я замерла на месте; мальчик запнулся, чтобы не врезаться в меня.
– Прости, – буркнула я, – показалось, что змею увидела.
Я двинулась дальше. Мысль, заставившая меня остановиться, вызвала резь в желудке, словно дюжина кислых яблок. Неужели лорд Джон затем и привел мальчика, чтобы открыть правду о его происхождении? Вдруг он намеревается оставить его с Джейми, то есть с нами?
Впрочем, подобный поступок не слишком характерен для человека, с которым я познакомилась на Ямайке. У меня были веские причины не любить лорда Джона Грея. Трудно питать искренние симпатии к человеку, который воспылал греховной страстью к твоему мужу, однако следует признать, что беспечность и жестокость были не в его характере. Напротив, он казался мне человеком добрым и честным – по крайней мере, пока я не узнала о его поползновениях в отношении Джейми.
«Быть может, что-то случилось? Мальчику что-то угрожает и лорд Джон стремится укрыть его от опасности? Конечно, выяснить правду об Уильяме никто не мог, она известна только лорду Джону и Джейми. И мне», – добавила я, поразмыслив. «Если не считать внешнего сходства», – я снова подавила желание обернуться и рассмотреть мальчишку получше, – никто бы не заподозрил.
Но если поставить их рядом…
Я выбрала короткую дорогу через заросли кизила, чтобы был повод обернуться и подождать мальчика. Он отстал – низко склонившись, искал туфли с серебряными пряжками, которые нечаянно обронил.
Да нет, решила я про себя, глядя на Уильяма, не так уж сильно он напоминает Джейми. Черты лица со временем обещали стать похожими, однако пока еще они не совсем определились – то есть пока еще это была лишь форма без содержания. Он вырастет высоким, это очевидно, но сейчас он был ростом с меня, узкоплечим и неуклюжим, и ноги у него были такие тонкие, что, казалось, вот-вот переломятся.
И кожа, и волосы у него гораздо темнее. Кудри мальчика отливали медью в лучах солнца, проникающих сквозь густые заросли, но они скорее каштановые, а не ярко-рыжие, как у Джейми. И кожа у него покрыта золотисто-коричневым загаром, а у Джейми она бронзовая.
Глаза, конечно, фрейзеровские – по-кошачьи раскосые; определенное сходство заключалось и в посадке головы, и в линии плеч, которая вдруг напомнила мне…
Бри! От внезапного открытия меня словно ударило током. Да, мальчик был немного похож на Джейми, но эти постоянные вспышки узнавания при взгляде на него на самом деле имели отношение к Брианне. Он был младше ее лет на десять, и по-детски неопределенные черты Уильяма куда больше схожи с лицом Брианны, чем с лицом Джейми.
Теперь Уильям шагал вровень со мной.
– Еще далеко? – спросил он, слегка приподняв бровь.
От быстрой ходьбы лицо у него разрумянилось, но мальчик выглядел озабоченным и все время смотрел на ноги.
– Нет, – ответила я, махнув в сторону каштановой рощи. – Почти пришли. Видишь дымок?
Он припустил во всю прыть, не дожидаясь меня, в надежде наконец избавиться от пиявок.
Я быстро пошла следом, потому что не хотела, чтобы Уильям оказался в хижине раньше, чем я. Во мне боролись различные чувства: прежде всего тревога за Джейми, затем немного меньшая досада на лорда Джона, а кроме того – любопытство. И на самом донышке, глубоко внутри, так что можно было даже притвориться, что ее нет, – отчаянная тоска по дочери, лицо которой я больше не чаяла увидеть.
Джейми и лорд Джон расположились на крыльце у двери. Заслышав шаги, Джейми вскочил и стал вглядываться в сторону леса. У него было время подготовиться. Он равнодушно скользнул взглядом по мальчику и повернулся ко мне.
– А, Клэр! Значит, ты все же обнаружила нашего второго гостя. А я послал за тобой Иэна. Ты, конечно, помнишь лорда Джона?
– Как же, как же! – Я широко улыбнулась его светлости.
Губы у него слегка дрогнули, но он тут же совладал с лицом и поклонился мне. Как может человек остаться столь безукоризненно элегантным после многих дней в пути верхом на лошади, да еще и ночуя в лесу?
– К вашим услугам, миссис Фрейзер. – Лорд Джон взглянул на мальчика и слегка нахмурился, заметив его растрепанный вид. – Разрешите представить моего пасынка, графа Элсмира. Я вижу, Уильям, ты уже познакомился с нашей гостеприимной хозяйкой. Надеюсь, ты окажешь и должное почтение хозяину, капитану Фрейзеру?
Мальчишка переминался с ноги на ногу, почти пританцовывая. Услышав подсказку, он отвесил быстрый поклон в сторону Джейми.
– К вашим услугам, капитан! – произнес он и умоляюще посмотрел на меня, боясь, похоже, что у него вот-вот закончится вся кровь.
– Полагаю, вы нас простите. – Я вежливо извинилась, взяла мальчика за руку и отвела его в хижину, захлопнув дверь прямо перед носом у ошарашенных мужчин. Уильям сразу же уселся на тот стул, что я указала ему, и вытянул ноги, сотрясаясь от дрожи.
– Быстрее, – простонал он, – пожалуйста, быстрее!
Рассыпчатой соли не оказалось; я схватила нож и поспешно отсекла кусок от соляной глыбы, бросила его в ступку и растолкла пестиком. Затем пальцами растерла получившиеся мелкие камни и посыпала на каждую пиявку.
– Довольно жестоко по отношению к бедным старым пиявкам, – сказала я, глядя, как медленно скукоживается первая из них. – Но фокус удался.
Пиявка ослабила хватку и свалилась с ноги Уильяма, а за ней и ее товарки. Они осыпались на пол, мучительно погибая в медленной агонии.
Я собрала их с пола и бросила в огонь, потом опустилась перед мальчишкой на колени, тактично стараясь не смотреть на него, потому что Уильям как раз пытался совладать с лицом.
– Давай обработаю укусы.
По его икрам бежали тонкие струйки крови. Я промокнула их чистой тряпкой, промыла ранки уксусом и отваром зверобоя, чтобы остановить кровотечение.
Уильям испустил облегченный вздох.
– Крови я не боюсь, – храбро сказал он, и стало понятно, что он боится именно крови. – Просто до чего же мерзкие твари!
Я поднялась, смочила чистое полотенце и деловито вытерла грязь с его лица. Не спрашивая, потянулась за расческой и принялась расчесывать спутанные волосы.
Уильям удивился подобной бесцеремонности, но не стал протестовать, только слегка напрягся. А когда я начала приводить в порядок его волосы, тихо вздохнул и покорно ссутулился.
От мальчика шло приятное тепло, и пальцы у меня отогрелись, пока я перебирала каштановые пряди. Они были очень густыми, слегка волнистыми. На затылке волосы у него росли в другом направлении – будто корова языком лизнула. Я испытала легкое головокружение – у Джейми они росли точно так же и в том же месте.
– Я потерял ленту, – сказал мальчик, беспомощно оглядываясь вокруг, словно она могла вдруг оказаться в хлебнице или в чернильнице.
– Ничего, я дам тебе свою. – Я закончила расчесывать волосы и повязала их желтой лентой, испытывая при этом странную нежность.
Я узнала о его существовании несколько лет назад, и если порой думала о нем, то мне было лишь слегка любопытно, но обидно куда сильней. Однако теперь во мне что-то переменилось – может, оттого, что мальчик был так похож на мою дочь и на Джейми, а может, оттого, что пришлось о нем позаботиться.
За дверью послышались голоса и взрыв хохота, и ко мне сразу же вернулось раздражение на лорда Джона. Как он осмелился так рисковать чувствами Джейми и мальчика, ради чего? Какого черта он делает тут, в этой глуши, совершенно не подходящей для человека его склада…
Дверь открылась, в проеме показался Джейми.
– Все хорошо? – спросил он и задержал на Уильяме вежливо-равнодушный взгляд, но я заметила, как впились его пальцы в дверной косяк, как напряглись его икры и плечи. Вообще весь он был натянут, как струна; казалось, дотронься – и зазвенит.
– Все в порядке. Может, лорд Джон зайдет на чай?
Я повесила над огнем чайник, чтобы вскипятить воду, и с большим сожалением достала последнюю буханку хлеба, которую хотела пустить на новые опыты по производству пенициллина. Понадобилось извлечь из запасов и последнюю бутылку бренди. Затем я поставила на стол горшочек с джемом, пояснив, что масла, к сожалению, не будет, потому что на данный период времени им завладела свинья.
– Свинья? – удивленно переспросил Уильям.
– В кладовой, – кивнула я на дверь.
– А почему вы держите… – начал было мальчик, потом сел ровно и умолк. Видимо, отчим пнул его под столом, продолжая невозмутимо нам улыбаться с чашкой чая в руках.
– Очень мило с вашей стороны нас пригласить, миссис Фрейзер, – заметил лорд Джон, предостерегающе взглянув на пасынка. – Приношу извинения за наше непредвиденное вторжение; надеюсь, мы не доставим вам особых неудобств.
– Никаких, – ответила я, а про себя подумала: где же нам разместить их на ночь? Допустим, Уильям ляжет в сарае вместе с Иэном, всяко не хуже ночевки под открытым небом, как накануне. Однако сама мысль о том, что мы с Джейми будем спать в кровати на расстоянии вытянутой руки от лорда Джона…
Иэн, всегда ведомый шестым чувством, когда речь шла о еде, возник на пороге именно в этот напряженный момент. Его познакомили с гостями, несколько путаясь в объяснениях, последовали взаимные поклоны, и в тесноте нашей хижины кто-то сбил чайник.
Я воспользовалась досадным недоразумением и отправила Иэна показать Уильяму красоты местной природы, вручив им несколько сэндвичей с джемом и бутылку сидра на двоих. Затем, освободившись от стеснения, связанного с их присутствием, разлила по чашкам бренди и вперилась в лорда Джона немигающим взглядом.
– Зачем вы приехали? – спросила я без всяких экивоков.
Он широко распахнул светлые голубые глаза и недоуменно захлопал длинными ресницами.
– Вовсе не для того, чтобы соблазнять вашего мужа, уверяю.
– Джон! – Джейми стукнул кулаком по столу так, что зазвенели чашки. На щеках у него заалели яркие пятна, глаза внезапно потемнели от ярости.
– Прошу прощения. – Лорд Джон, напротив, резко побледнел, в остальном же остался невозмутим.
Мне вдруг стало ясно, что он переживал не меньше Джейми по поводу их нежданной встречи.
– Приношу извинения, мэм, – сказал он, коротко кивнув мне. – Я вел себя непростительно. От меня не ускользнуло, что с момента нашей встречи вы смотрите на меня так, словно видели, как я валялся в канаве у публичного дома для гомосексуалистов, пользующегося весьма дурной славой.
– Ах, простите, – выдохнула я, – в следующий раз предупреждайте заранее, чтобы я успела совладать с лицом.
Внезапно лорд Джон встал и подошел к окну. И застыл спиной к нам, положив руки на подоконник. Воцарилось напряженное молчание. Мне не хотелось смотреть на Джейми; я заинтересованно уставилась на бутылку с настойкой из семян фенхеля.
– Моя жена умерла, – вдруг проронил лорд Джон. – На корабле, следующем из Америки на Ямайку. Она ехала ко мне.
– Печально слышать, – откликнулся Джейми. – Мальчик был с ней?
– Да. – Лорд Джон повернулся к нам, лучи весеннего солнца золотили ему затылок. – Билли был очень привязан к Изабель. С самого рождения она была ему как мать.
Настоящая мать Билли, Женева Дансейни, умерла при родах; его предполагаемый отец, граф Элсмир, по случайности погиб в тот же день. Так говорил мне Джейми. Похоже, Изабель, сестра Женевы, усыновила сироту, а лорд Джон женился на Изабель, когда Билли было шесть или около того, тогда Джейми как раз уволился от Дансейни.
– Мне очень жаль, – сердечно сказала я, подразумевая не только смерть его супруги.
Лорд Джон посмотрел на меня и едва заметно кивнул в знак признательности.
– Мой губернаторский срок подошел к концу, так что я намеревался подыскать на острове подходящий дом, если бы членам моей семьи подошел климат. Но, как видите… – он пожал плечами. – Билли ужасно грустил, потеряв мать, и мне надо было отвлечь его от горя любыми средствами. Возможность представилась почти сразу. У моей жены обширные владения в Вирджинии, которые она оставила в наследство Уильяму. После ее смерти я получил письмо от управляющего. В нем он спрашивал, как ему следует поступить с плантацией.
Лорд Джон отошел от окна и медленно вернулся за стол, за которым сидели мы с Джейми.
– Мне захотелось осмотреть плантацию, прежде чем решить, что с ней делать, в каком что состоянии, и так далее. Я решил добраться морем до Чарльстона, а оттуда отправиться в глубь страны до Вирджинии. Я предполагал, что новые места и новые переживания отвлекут Уильяма от горьких переживаний; к счастью, так и произошло. В последние недели он выглядит куда более жизнерадостным.
Я открыла было рот, желая заметить, что Фрейзер-Ридж не совсем по пути, но передумала.
Похоже, лорд Джон понял, что у меня на уме, и криво усмехнулся. Надо следить за лицом, решила я. Пусть Джейми с легкостью читал мои мысли – это совсем неплохо, но то, что незнакомцы угадывали, о чем я думаю, – дело другое.
– А где находится плантация? – деликатно осведомился Джейми.
– Ближайший городишко называется Линчбург, он расположен на Джеймс-Ривер.
Лорд Джон покосился на меня и добавил с изрядной долей юмора:
– Пришлось немного отклониться от выбранного курса, чтобы заглянуть к вам. Несколько дней пути – и мы на месте.
Он повернулся к Джейми, слегка нахмурившись:
– Я сказал Билли, что ты мой старый товарищ со времен военной службы. Надеюсь, ты не возражаешь против такого определения?
Джейми покачал головой, хотя уголок его рта слегка дернулся.
– Определение, говоришь? Что ж, вряд ли у тебя было достаточно времени пораскинуть мозгами, учитывая обстоятельства. Но ведь так и есть, если на то пошло.
– А ты уверен, что он тебя не помнит? – спросила я. Джейми работал конюхом у них в поместье, попав в плен после восстания якобитов.
Джейми задумался.
– Когда я уехал из Хэлуотера, ему едва исполнилось шесть, столько же минуло с тех пор. Для мальчишки – целая жизнь. Отчего ему помнить о конюхе по имени Маккензи?
Конечно, с самого начала Билли его не признал, но он был слишком поглощен пиявками. Мне в голову пришла внезапная мысль, и я повернулся к лорду Джону – тот поигрывал табакеркой, которую достал из кармана.
– Скажите, – спросила я, повинуясь порыву, – а вы знаете, как умерла ваша жена?
– Что-что?.. – Вопрос удивил его, но он тут же взял себя в руки. – Служанка сказала, у нее открылся кровавый понос… Не слишком приятная смерть, полагаю.
Кровавый понос – вот как? Может быть что угодно, от дизентерии до холеры.
– А на борту был врач? Кто-то ухаживал за ней?
– Был. – Голос лорда Джона прозвучал сухо. – Что вы пытаетесь выяснить, мэм?
– Ничего, – поспешно заверила я, – просто подумала, что именно там Билли видел, как лечат пиявками.
Догадка озарила его лицо.
– Вот что. Я и не…
Тут я заметила Иэна, который переминался на пороге, не желая прерывать беседу.
– Ты что-то хотел? – спросила я, прерывая лорда Джона.
Парень помотал головой, тряся каштановыми волосами.
– Ничего, спасибо, тетя, только… – Он беспомощно посмотрел на Джейми. – Дядя, я знаю, не стоило разрешать ему…
– Что случилось? – Джейми вскочил на ноги. – Что ты натворил?
– Видишь ли, его светлость попросился в уборную, я рассказал про змею, и он решил, что лучше сходить в лесок, но потом все равно захотел посмотреть на нее, и… и…
– Она его укусила? – в ужасе проронил Джейми.
Лорд Джон метнул на него быстрый взгляд, видимо, хотел спросить то же самое.
– Да нет, – удивленно махнул рукой Иэн, – сначала мы ее не заметили, было слишком темно, и мы сняли крышку, и тогда разглядели ее. И чуть-чуть подразнили палкой. Она зашипела и стала бросаться, как в той книжке, однако кусать ее не хотела. И тогда… и тогда…
Он глянул на лорда Джона и громко сглотнул.
– Это я виноват, – сказал Иэн, покаянно опустив плечи. – Я сказал, что мы собирались пристрелить ее, но не стали расходовать порох. И тогда его светлость сказал, что возьмет папин пистолет в мешке, что привязан к седлу, и в два счета расправится с тварью. И тогда…
– Иэн, – прошипел Джейми, – перестань нести вздор и объясни, что ты сделал с мальчиком. Ты же не застрелил его по ошибке?
Кажется, Иэн всерьез обиделся, что кто-то посмел усомниться в его меткости.
– Конечно, нет!
Лорд Джон вежливо кашлянул, ожидая дальнейших признаний.
– Может, вы будете столь любезны сказать мне, где мой сын?
Иэн сделал глубокий вдох, очевидно, поручая себя милости господней.
– В выгребной яме. У нас есть веревка, дядя Джейми?
С быстротой, достойной восхищения, не расходуя понапрасну лишних слов и движений, Джейми в два прыжка выскочил из дома. Лорд Джон поспешил за ним.
– Он что там, один со змеей? – охнула я, хватая корзину с бельем, чтобы скрутить жгут.
– Ну, тетя, – укорил меня Иэн, – неужели ты думаешь, я бы оставил его, будь там змея? Лучше пойду помогу.
И он тут же исчез.
Я помчалась за ними. Лорд Джон и Джейми стояли плечом к плечу в дверях уборной, взволнованно переговариваясь. Я приподнялась на цыпочки и заглянула через плечо лорда Джона – из дырки в полу на несколько дюймов вверх торчала обломанная ветка орешника.
Я задержала дыхание. Из-за падения лорда Элсмира наружу выплеснулось столько нечистот, что дух в уборной стоял просто невыносимый.
– Он цел, – подбодрил меня Джейми, повернув голову, и снял моток веревки с плеча.
– Слава богу, – вздохнула я. – Так где же змея?
– Туда уползла, – Иэн махнул рукой в ту сторону, откуда я пришла. – Мальчишка выстрелил и, видимо, промахнулся, я ткнул в змею веткой, а мерзкая тварь развернулась и поползла по ней прямо на меня! Я перепугался, завопил, выпустил ветку и толкнул парня, так все и вышло… – сбивчиво закончил он.
Избегая смотреть на Джейми, Иэн наклонился к дыре и крикнул:
– Эй, я рад, что ты не свернул себе шею!
Джейми одарил его взглядом, говорящим, что если кому и стоит свернуть шею, то… однако воздержался от замечаний в целях скорейшего извлечения Уильяма из выгребной ямы.
Операция прошла без осложнений, и горе-стрелок выбрался наружу, вскарабкавшись по веревке, словно гусеница по нитке.
К счастью, яма была полной, поэтому он не ушибся. По случайности девятый граф Элсмир свалился туда лицом вниз. Лорд Джон стоял молча, упершись руками в бока и разглядывая изгвазданного мальчишку. Затем он прикрыл рот рукой, пытаясь то ли скрыть усмешку, то ли спастись от ужасного запаха.
И тут плечи у него задрожали.
– Что нового в подземном царстве, Персефона?
С измазанной физиономии на лорда Джона мрачно уставилась пара голубых глаз. Чисто фрейзеровское выражение. Я испытала приступ дурноты. Рядом передернулся Иэн. Он посмотрел на графа, на Джейми, снова на графа, затем поймал мой взгляд, и вся краска схлынула у него с лица.
Джейми произнес что-то на греческом, лорд Джон откликнулся на том же языке, и оба расхохотались, как ненормальные. Стараясь не глядеть на Иэна, я отвела глаза в сторону Джейми. Все еще подрагивая от смеха, он счел нужным меня просветить:
– Эпихарм. Ученики дельфийского оракула, окончив обучение, бросали в яму мертвую змею, а затем бродили вокруг, пока она разлагалась, вдыхая запах смердящего тела.
Лорд Джон продекламировал, сопровождая слова пафосным жестом:
– Дух небесам, тело земле.
Уильям шумно выдохнул, совсем как Джейми, когда пытался сохранить самообладание. Иэн резко дернулся.
– Не пришло ли к тебе духовное прозрение после столь м-мистического опыта, Уильям? – поинтересовался лорд Джон, сделав слабую попытку взять себя в руки. Они с Джейми снова прыснули со смеху. Очевидно, их хохот являлся скорее разрядкой после нервного напряжения, нежели следствием неумеренного потребления бренди или излишней веселости.
Его светлость, сверкая глазами, сорвал с себя шейный платок и швырнул его на пол. Теперь, не в силах сдерживаться, захихикал Иэн. У меня у самой живот подрагивал от сдавленного смеха, зато шея Уильяма приобрела оттенок спелого помидора там, где не была заляпана грязью, а мне было прекрасно известно: это значит, что Фрейзеры на грани. Пора прервать веселье.
– Хм-хм, господа, – обратилась я к присутствующим, – вы позволите? Я не сильна в греческой философии, но одну вещь все же запомнила.
Я дала Уильяму кувшин и мыло, которые захватила с собой вместо жгута.
– Пиндар, – провозгласила я. – Лучшее на земле – вода.
С перепачканной рожицы на меня взглянули с благодарностью детские глаза. Его светлость церемонно поклонился мне, затем, скользнув по Иэну презрительным взглядом, неторопливо побрел по траве к ручью. С него текло. Кажется, он потерял в яме туфли.
– Вот чертенок! – угрюмо вздохнул Иэн. – Еще долго благоухать будет.
– Вне всякого сомнения, – заметил лорд Джон. Губы у него слегка подрагивали, но острый приступ любви к греческой поэзии прошел, уступив место заботам. – Ты, случайно, не знаешь, где мой пистолет? Тот самый, из которого стрелял Уильям до сего прискорбного происшествия?
– Ох, – смутился Иэн. – Я… Ну… Боюсь, что…
– Ясно. – Лорд Джон поскреб аккуратно выбритый подбородок.
Джейми пригвоздил Иэна к месту долгим взглядом.
– Ох, – вздохнул тот, отступая на два шага назад.
– Доставай, – непреклонно потребовал Джейми.
– Но… – попытался возразить Иэн.
– Немедленно, – прервал его Джейми и пнул мокрую веревку, лежащую на земле.
Иэн судорожно сглотнул и посмотрел на меня, словно кролик, угодивший в капкан.
– Сперва разденься, – заботливо посоветовала я. – Ты же не хочешь, чтобы нам пришлось сжечь всю одежду?