— Да, я не позволил Кэмпбеллу послать за тобой, — мягко сказал Джейми. — Есть закон, Сасснек, и есть правосудие. Я слишком хорошо знаю разницу между этими двумя словами.
— Но есть еще и такая вещь, как милосердие…
Если бы меня спросили, я бы поклялась, что Джейми Фрезер — милосердный человек. То есть он был таким когда-то. Но с тех пор прошло много лет, и это были трудные и жестокие годы… а сострадание — нежное чувство, оно легко поддается разрушению. Но я все равно думала, что он сохранил свою доброту; и теперь, при мысли о том, что он ее утратил, меня пронзила острая боль. Я не должна так думать, сказала я себе. Разве его поступок не был просто честным поступком?
Лодку развернуло течением, так что нависавшие над водой ветви оказались теперь между мной и Джейми. И из-за темной массы листвы до меня донеслось короткое фырканье.
— Благословенны милосердные, — произнес Джейми, — ибо и к ним будут милосердны. Бирнес милосердным не был, так что и к себе милосердия не нашел. А что касается меня, то я считаю: Господь уже высказал когда-то свое мнение по поводу людей, и я не собираюсь его оспаривать.
— Ты думаешь, это Господь наслал на него столбняк?
— Я вообще ничего не думаю о таких вещах, которые требуют воображения. Но на самом деле, — рассудительно продолжил он, — откуда еще можно ждать настоящего правосудия?
Я попыталась найти подходящие слова, но мне это не удалось. Оставив эти бесплодные попытки, я вернулась на более твердую и устойчивую почву фактов, несмотря на легкую тошноту, начавшую мучить меня.
— И все равно ты должен был мне сообщить. Даже если ты был уверен, что я не в силах помочь, все равно… Ты не врач, ты не мог решать в таком случае.
— Я не хотел, чтобы ты туда ходила, — голос Джейми звучал по-прежнему ровно, однако теперь в нем слышалась стальная нотка.
— Знаю, что не хотел! Но твои желания тут ни при чем, и что бы ты там ни думал — заслуживает ли Бирнес страдания, или же…
— Только не он! — Лодка чуть не перевернулась, когда Джейми резко встал на ноги, и я схватилась за борта, чтобы не упасть на дно. А Джейми заговорил с яростью: — Да меня ни на вот столько не интересует, помер этот Бирнес легко или тяжко, но я все же не монстр! Я тебя не пустил туда не потому, что не хотел облегчения его страданий, я тебя держал подальше, чтобы защитить тебя!
Мне стало легче, когда я услышала это, но почти сразу же во мне вновь вскипел гнев, — когда я осознала, что и почему он сделал.
— Ты не вправе был решать это! Это не твое дело! Если я не могу быть твоей совестью, то и ты не можешь быть моей! — Я сердито оттолкнула завесу ивовых ветвей, пытаясь увидеть Джейми.
Внезапно из листьев выскочила рука и схватила меня за запястье.
— Это мое дело — охранять тебя от опасности!
Я попыталась вырваться, но Джейми держал меня крепко и вовсе не намеревался отпускать.
— Я не маленькая девочка, которая нуждается в защите, и не идиотка! Если ты считаешь, что я чего-то не должна делать, объясни мне, и я тебя выслушаю! Но ты не можешь решать за меня, как мне поступать и куда ходить, если не хочешь меня оскорбить, — я не желаю этого терпеть, и ты чертовски хорошо это знаешь!
Лодка снова сильно покачнулась, листва ивы громко зашуршала, ветка треснула — и голова Джейми высунулась из-за зеленой завесы, свирепо сверкая глазами.
— Я и не пытаюсь тебе указывать, куда ходить!
— Ты решил за меня, куда мне не следует идти, а это точно так же дерьмово!
Листья соскользнули с плеч Джейми, лодка тронулась с места, сотрясаясь от накала наших чувств, — и мы медленно закружились, выплывая из-под нависшего над нами дерева.
Джейми нависал надо мной, огромный, как лесопилка, его плечи и голова закрывали большую часть пейзажа за его спиной. Длинный прямой нос оказался в дюйме от моего носа, глаза сузились. Глаза у Джейми были хотя и голубыми, но достаточно темными, чтобы при подобном освещении казаться совершенно черными, и смотреть в них с такого близкого расстояния было не слишком-то приятно.
Я моргнула Он — нет.
Прорываясь сквозь листву, Джейми выпустил мое запястье. Но зато теперь он ухватил меня за обе руки выше локтей. Сквозь рукава я ощущала жар его кожи. Ладони у Джейми были очень большие и очень твердые, и я как-то вдруг осознала, какие у меня самой хрупкие кости. «Я человек, склонный к насилию».
Когда-то прежде ему уже случалось меня встряхивать, раз или два, и мне это сильно не понравилось. На тот случай, если у него и теперь было на уме нечто в этом роде, я просунула колено между его ногами и приготовилась врезать ему как следует по самому уязвимому месту.
— Я был неправ, — сказал Джейми.
Охваченная напряжением, я уже двинула колено вверх, и только после этого до меня дошел смысл его слов. Но прежде чем я успела остановиться сама, Джейми зажал мою ногу между своими ногами.
— Я сказал, что я был неправ, Сасснек, — повторил он с легким раздражением в голосе. — Соображаешь?
— А… ну да, — пробормотала я, чувствуя себя несколько глуповато. И попыталась осторожно высвободить коленку, но Джейми по-прежнему крепко сжимал бедра.
— Ты не хотел бы меня отпустить, а? — вежливо спросила я. Мое сердце все еще бешено колотилось.
— Нет, не хотел бы. Теперь ты будешь слушать?
— Полагаю, да, — все так же вежливо ответила я. Не похоже, чтобы я сейчас могла заняться чем-нибудь другим.
Я находилась достаточно близко к нему, чтобы даже в темноте заметить, как изогнулись его губы — слегка, совсем чуть-чуть. Он на мгновение еще сильнее сжал мое колено, а потом отпустил.
— Это ужасно глупая ссора, и ты знаешь это не хуже меня.
— Нет, я не знаю. — Мой гнев отчасти утих, но я совсем не намеревалась позволять Джейми вообще спустить на тормозах всю эту историю. — Может быть, для тебя это и не важно, а вот для меня — другое дело. И это не глупо. И ты это понимаешь, иначе бы не согласился признать собственную неправоту.
На этот раз губы Джейми изогнулись сильнее. Он глубоко вздохнул и положил руки мне на плечи.
— Ладно, хорошо. Мне следовало рассказать тебе о Бирнесе; это я действительно признаю. Но если бы я это сделал, ты бы туда поехала, даже если бы я тебе объяснил, что это судороги… а я хорошо знаю, что это такое, мне уже приходилось их видеть. Но ты, даже зная, что помочь нельзя, все равно бы туда отправилась, верно? Или нет?
— Верно. Даже если… ну да, я бы обязательно поехала.
На самом деле я вообще ничего не смогла бы сделать для Бирнеса. Тот тип обезболивающего, который использовал Майерс, не помог бы в случае столбняка. И ничто, кроме инъекции кураре, не смогло бы ослабить эти судороги. Я ничего не могла дать Бирнесу, кроме своего собственного присутствия, но весьма сомнительно, чтобы он смог это оценить… или просто заметить. И все равно я чувствовала себя обязанной быть рядом с больным.
— Я должна была бы пойти, — сказала я, уже несколько мягче. — Я врач. Неужели ты не понимаешь?
— Конечно, понимаю, — проворчал он. — Или ты думаешь, что я тебя совсем не знаю, Сасснек? — И, не дожидаясь ответа, он продолжил: — Там, на лесопилке, много было разговоров о том случае… ну, так оно и должно быть, правильно? И если бы этот человек умер в твоем присутствии вот такой смертью… ну, никто бы не решился, пожалуй, прямо заявить, что ты его убила… но люди вполне могли такое подумать. То есть не то, что ты его убила намеренно, а просто — решили бы, что ты позволила ему умереть самому, чтобы, так сказать, избавить его от веревки.
Я положила руки на колени и уставилась на них; мои пальцы были почти такими же бледными, как атласная ткань под ними.
— Вообще-то мне такое приходило в голову.
— Я отлично это знаю, — сухо произнес Джейми. — Я же видел твое, лицо, Сасснек.
Я втянула в грудь побольше воздуха, — как будто чтобы убедить саму себя, что вокруг не витает больше густой запах крови. Но пахло только смолой, чудесной сосновой смолой, — и это был чистый и живой аромат, немножко вяжущий, слегка щекочущий ноздри. Я вдруг очень живо припомнила свой госпиталь и хвойный дезодорант для воздуха, которым все пропиталось насквозь, но который все равно не мог уничтожить затаенный запах болезней.
Я сделала еще один освежающий вздох и подняла голову, чтобы посмотреть на Джейми.
— А ты удивился бы, если бы я убила его?
Он немного удивился.
— Ты могла бы это сделать, если сочла бы, что это к лучшему. — Сам по себе вопрос о том, могла ли я убить человека, он просто отмел, как несущественный, поскольку посчитал куда более важным другое. — Но мне кажется, не слишком мудро было бы с твоей стороны, так сказать, руководить обеими смертями, если ты понимаешь, о чем я.
Я поняла, и уже не в первый раз ощутила ту невидимую сеть связей, частью которой он был, а я не могла стать никогда. Эта страна и ее обычаи были такими же чужими для него, как и для меня; однако он не только знал, о чем говорят люди вокруг, — в конце концов, это можно было без труда выяснить, посидев в таверне или погуляв по рынку, — но и то, о чем они думают.
Но что меня раздражало куда сильнее, так это то, что ему прекрасно были известны и мои мысли.
— Значит, поняла, — сказал он, всматриваясь в мое лицо. — Я знал, что Бирнес наверняка умрет, и ты ему ничем не поможешь. Но если бы ты узнала о его болезни, ты бы обязательно отправилась к нему. А потом он бы умер, а люди… ну, может, они и не стали бы вслух рассуждать о том, как это странно, что оба мужика скончались, так сказать, под твоими руками, но…
— Но они бы об этом подумали, — закончила я за него. Теперь он уже улыбнулся по-настоящему.
— Люди за тобой наблюдают, Сасснек.
Я закусила губы. К добру ли, к худу ли, но на меня и в самом деле обращали внимание, и это внимание стало бы куда более пристальным, если бы я позволила себе совершить еще одно убийство.
Джейми выпрямился во весь рост и, ухватившись за ветку, чтобы не свалиться в воду, шагнул из лодки на берег и поплотнее завернулся в плед.