Перед лицом подобной смерти побег и перспектива оказаться в руках диких краснокожих, возможно, казались несколько более предпочтительными, — но, судя по тому, как сотрясалось от дрожи ее тело, она не видела особой разницы; погода стояла вовсе не прохладная, однако женщина тряслась, как на морозе.
Она чуть не раздавила меня, когда появился Ролло, выскочивший из густого кустарника, словно некий лесной демон. Моей лошади он тоже не слишком понравился, и она отпрянула, фыркая и топоча ногами, пытаясь вырвать поводья из моих рук.
Должна признать, что Ролло и в самом деле выглядел устрашающе, даже когда он пребывал в мирном и дружелюбном расположении духа, как сейчас: Ролло очень любил дальние путешествия. И тем не менее в его облике было нечто зловещее: его здоровенные зубы сверкали в радостной усмешке, раскосые глаза слегка щурились, когда он принюхивался к воздуху. А если добавить к этому серую с черным густую шкуру, едва видимую в сумерках, то без труда можно было вообразить, что глаза и зубы принадлежат некоему возникшему из ниоткуда демону, готовому пожрать все, что встретится ему на пути.
Ролло промчался мимо нас, совсем рядом, в футе, не больше, и женщина за моей спиной всхлипнула, а ее горячее дыхание обожгло мою шею. Я похлопала ее по руке и заговорила с ней, но она не ответила. Дункан говорил, что она родилась в Африке и по-английски пока что едва говорит, но что-то она должна же была понимать?
— Все будет в порядке, — повторила я. — Не бойся.
Слишком занятая лошадью и пассажиркой, я не замечала Джейми, пока он не возник прямо возле моего стремени, такой же таинственный, как Ролло.
— Все нормально, Сасснек? — негромко спросил он, кладя руку на мое бедро.
— Думаю, да, — ответила я. И показала на свою талию, сжатую в объятиях рабыни. — Если, конечно, я не скончаюсь от удушья.
Джейми улыбнулся.
— Ну, зато ей не грозит падение на землю.
— Мне бы хотелось как-то успокоить ее, но я не знаю, что сказать этой бедняжке. Она так напугана. Как ты думаешь, она хотя бы знает, куда мы ее везем?
— Вряд ли… Я и сам не знаю, куда мы направляемся. — В дорогу он надел бриджи, но взял с собой и плед, накинув его на куртку. Темный клетчатый тартан сливался с лесными тенями точно так же, как он сливался бы с тенями шотландского вереска, и я могла рассмотреть только белое пятно груди, обтянутой рубашкой, да светлый овал лица.
— Ты не знаешь пары каких-нибудь полезных словечек из жаргона негров, чтобы объясниться с ней? — спросила я. — Конечно, она может и вовсе ничего не понять, если ее доставили сюда не через Вест-Индию.
Джейми обернулся и всмотрелся в мою пассажирку, что-то прикидывая в уме.
— Ну, — пробормотал он наконец, — есть кое-что такое, что все они знают, откуда бы их ни привезли. — Он протянул руку и крепко сжал колено женщины. — Свобода, — отчетливо проговорил Джейми, а потом, после паузы, добавил: — Saorsa. Ты понимаешь, что я говорю?
Руки женщины все так же крепко сжимали мою талию, но она судорожно вздохнула, и мне показалось, что я ощутила ее кивок.
Лошади шли одна за другой, гуськом, и впереди ехал Майерс. Здесь даже не было следов фургонных колес, под копытами стелилось нечто вроде едва заметной тропы, — однако она достаточно отчетливо вела между деревьями. Все мы ощущали беспокойство, и, без лишних разговоров, решили двигаться вперед, пока это возможно.
Моя пассажирка то ли избавилась наконец от терзавшего ее страха, то ли просто слишком устала, чтобы о чем-то тревожиться. После того, как в полночь мы устроили короткий привал, она без возражений позволила Яну и Майерсу снова погрузить ее на лошадь, — и хотя она по-прежнему крепко держалась за мою талию, тем не менее время от времени начинала дремать, и ее лоб упирался в мои плечи.
Меня тоже одолела усталость от долгой верховой езды, — да еще так усыпляюще действовал мерный, мягкий стук лошадиных копыт и бесконечный шелест ветвей над нашими головами… Мы все еще ехали по лесу, состоявшему из одних только южных сосен, и их высокие прямые стволы окружали нас, словно мачты давным-давно затонувшего флота.
В моей памяти всплыли строки старинной шотландской песни: «Много ль земляники растет в соленом море, много ль кораблей по лесу плывет…» — и я принялась сонно гадать, не приходилось ли сочинителю бывать в месте вроде этого, выглядевшем совершенно ирреальным в рассеянном свете звезд и полумесяца… здесь все было таким расплывчатым, что терялась грань между стихиями.
Мы могли с равным успехом и плыть над землей, лошадь подо мной могла превратиться в дощатую палубу, а шорох сосен наполнял бы наши паруса…
Мы остановились перед самым рассветом, расседлали лошадей, стреножили их и оставили пастись среди высокой травы на небольшом лугу. Я подошла к Джейми и моментально свернулась в клубок прямо на траве рядом с ним, и последним, что я слышала, было мирное похрустывание сочной зелени на лошадиных зубах.
Мы проспали весь день и поднялись только к вечеру, — одеревеневшие, умирающие от жажды, сплошь покрытые клещами. Я искренне порадовалась тому, что клещи, как и москиты, явно не находили вкуса в моей плоти, но потом все время нашего путешествия на север внимательно осматривала Джейми и всех остальных после каждой ночевки; всякой дряни, готовой присосаться к человеку, тут было более чем достаточно.
— Фу, гадость! — сказала я, рассматривая один особенно крупный экземпляр, размером с виноградину, притаившийся среди мягких, коричного цвета волосах подмышкой у Джейми. — Черт, я даже боюсь его снимать; он так нажрался, что кажется, вот-вот взорвется.
Джейми, другой рукой в это время ощупывавший свою голову, пожал плечами.
— Ну и пусть сидит, пока ты с остальными не разберешься, — предложил он. — Может, он к тому времени сам отвалится.
— Пожалуй, пусть посидит, — неохотно согласилась я. В общем-то я ничего не имела против взрыва клеща, просто его кривые челюсти все еще глубоко сидели в коже Джейми. А мне уже приходилось видывать инфекции, занесенные при насильственном удалении клещей, и это было совсем не то, с чем мне захотелось бы столкнуться посреди дикого леса. У меня ведь были с собой лишь самые примитивные медицинские припасы — хотя среди них, к счастью, имелась и парочка отличных маленьких пинцетов из ларца доктора Роулингса.
Майерс и Ян, похоже, и сами неплохо справлялись с делом; они оба разделись до пояса, и Майерс навис над парнишкой, как огромный черный бабуин, энергично копаясь в волосах Яна.
— Вот тут еще один, маленький, — сказал Джейми, наклоняя голову и отводя в сторону свои волосы, чтобы я смогла добраться до небольшой темной шишечки за его ухом.
Я только-только сосредоточилась на том, чтобы осторожно удалить противную тварь, как почувствовала чье-то присутствие рядом с собой.
Накануне, когда мы разбивали лагерь, я чувствовала себя слишком вымотанной, чтобы обращать внимания на нашу беглянку, к тому же я была абсолютно уверена, что никуда она не денется, — ведь не потащится же она в лес одна-одинешенька? Однако она все же прогулялась по окрестностям, по крайней мере, добралась до протекавшего неподалеку ручья и вернулась с ведром воды.
Она поставила ведро на землю, набрала пригоршню воды и втянула ее в рот. Потом сделала несколько жевательных движений челюстями и изо всех сил раздула щеки. Отодвинув меня в сторону, она подняла руку удивленного Джейми и резко, с силой брызнула водой изо рта ему подмышку.
После этого она протянула руку и осторожно, кончиками пальцев коснулась паразита, как будто щекоча его. И уж конечно, Джейми тут же ощутил щекотку, потому что у него были очень чувствительные подмышки. Он порозовел и слегка отпрянул от руки рабыни, и все мышцы его тела напряглись.
Но женщина крепко держала его за запястье, и через секунду чудовищно раздувшийся клещ упал на ее ладонь. Она небрежно отбросила его в сторону и с довольным видом повернулась ко мне.
Я подумала, что, закутанная в плащ, эта женщина похожа на мяч. Впрочем, и без плаща она наверняка выглядела не лучше. Она была очень низкорослой, не больше четырех футов, и почти такой же в ширину, а ее коротко остриженная голова напоминала пушечное ядро, и щеки были такими пухлыми, что над ними едва можно было рассмотреть глаза.
Она была просто невероятно похожа на одну африканскую деревянную фигурку, которую я как-то видела в Вест-Индии, — и та фигурка изображала собой плодородие. Такая же пышная, массивная грудь, тяжелые бедра и глубокий, роскошный цвет жареных кофейных зерен из Конго, — и при том у женщины была такая гладкая и чистая кожа, что она казалась полированным камнем, на котором от жары выступила влага. Женщина протянула ко мне руку — на ее ладони лежали несколько маленьких предметов, по размеру и очертаниям похожих на сушеную лимскую фасоль.
— Пау-пау, — произнесла женщина голосом низким и настолько красивым, что даже Майерс обернулся в ее сторону, пораженный. Это был богатый, сочный голос, гулкий, как барабан. Видя мое изумление, женщина застенчиво улыбнулась и сказала еще что-то. Я не поняла ее — разобрала только, что она говорит на гэльском.
— Она сказала, ты не должна глотать эти семена, потому что они ядовитые, — перевел Джейми, с опаской посмотрев на чернокожую и набросив на плечо плед.
— Хау, — согласилась Полина, энергично кивая. — Яда-вита!
Она наклонилась к ведру, чтобы зачерпнуть еще пригоршню воды, прополоскала рот и сплюнула на камень — это было похоже на пушечный выстрел.
— Тебе следует быть поосторожнее с этим, — сказала я ей. Я понятия не имела, поняла ли она моя слова, но подумала, что по моей улыбке она догадается, что я желаю ей добра; Полина улыбнулась в ответ, бросила в рот еще два семени пау-пау и принялась за клещей, осадивших Майерса. Бобы пау-пау громко похрустывали на ее зубах, когда она готовила очередную порцию лекарства от паразитов.
К тому времени, когда мы съели ужин и собрались в дорогу, Полина уже горела желанием ехать на лошади самостоятельно. Джейми подвел женщину к лошади и показал, что нужно позволить животному обнюхать себя. Негритянка заметно вздрагивала, когда большой лошадиный нос тыкался в нее; она даже подпрыгнула в какой-то момент и захихикала, и ее смех был похож на мед, льющийся из кувшина, — и наконец Джейми с Яном погрузили ее в седло.