Постепенно, не слишком скоро, его усилия увенчались успехом, и узел развязался, хотя кожаный шнур и висел по-прежнему, как будто ничего не произошло.
Роджер выжидал, обливаясь потом от страха и от усилий, которых требовал подъем в гору, — и отвергая одну возможность за другой из-за их явной ненадежности, и тревожась при этом все сильнее и сильнее, поскольку опасался, что настоящий шанс подвернется слишком поздно, когда индейцы уже должны будут остановиться на ночевку, или просто решат передохнуть, что парень, ведущий лошадь, к которой был привязан Роджер, обернется и решит проверить, чем там занимается пленник…
Но отряд не остановился, а индеец не обернулся. И наконец… Вон там, подумал Роджер, и его сердце забилось быстрее, когда он увидел, как первая лошадь поворачивает на узкую оленью тропу, протоптанную на склоне. Сбоку от тропы земля резко обрывалась, почти отвесно уходя вниз, потом, футах в шести ниже, снова выравнивалась. А еще ниже лежал густо поросший лесом обширный склон, идеальный для игры в прятки…
Сначала одна лошадь, потом вторая ступили копытами на узкую тропинку, с крайней осторожностью продвигаясь вперед. Когда к началу перехода над обрывом подошла третья лошадка, настал момент для попытки. Роджер прижался как можно ближе к лошадиному боку, вдыхая сладковатый и в то же время острый запах пота животного. Шаг, второй… и вот они уже на оленьей тропке.
Роджер рывком высвободил веревку и прыгнул. Он сильно ударился, приземляясь, и едва не упал на колени, но тут же выпрямился и бросился бежать вниз по склону. Башмаки свалились с его ног, но конечно, у него и в мыслях не было останавливаться и искать их. Он с плеском ввалился в узкий ручей, на четвереньках вскарабкался на его высокий противоположный берег, и пустился бежать дальше, еще даже не успев толком выпрямиться.
Он слышал крики за своей спиной, потом наступила тишина, однако Роджер знал, что за ним гонятся. Просто индейцы берегли дыхание и бежали молча, так же, как и он сам.
Окружающий ландшафт сливался в сплошную мешанину листьев, стволов и камней, когда Роджер поглядывал на бегу то в одну сторону, то в другую, выбирая дорогу и высматривая местечко, где можно было бы спрятаться. Потом он увидел березовую рощу и повернул в ее сторону; промчался через нее и очутился на уходящем вниз лугу, побежал по полегшей скользкой траве, то и дело налетая босыми ногами на корни и камни. На другом конце луга он наконец обернулся и посмотрел назад. Он заметил двоих индейцев; их круглые темные головы мелькнули среди листвы.
Роджер промчался еще через одну рощицу, выскочил из нее и зигзагами побежал между обломками скал, занимавшими немалое пространство; воздух со свистом вырывался из его легких. И все же, мрачно подумал Роджер, последние чертовы дни принесли ему кое-какую пользу; до этого похода он просто не смог бы пробежать такое расстояние. Но вообще думать ему было некогда; его вел вперед слепой инстинкт самосохранения.
Снова вниз, и снова обрыв, и спуск по влажной, потрескавшейся каменной стене высотой футов в двадцать, — Роджер сползал по ней, цепляясь за пучки травы и чахлые кустики, и корни обрывались под его руками, и он то и дело скользил ногами по выемкам между камнями, заполненным жидкой грязью… и наконец тяжело свалился к основанию стены и согнулся пополам, задыхаясь.
Один из индейцев показался над обрывом как раз над Роджером и начал спускаться вслед за ним. Роджер схватил аркан, все еще висевший на его шее, и с силой хлестнул индейца по рукам. Тот сорвался с камня, заскользил вниз и с шумом упал на бок. Роджер набросил аркан на шею индейца, с силой рванул, затягивая петлю — и побежал дальше, оставив краснокожего стоящим на коленях; тот задыхался, кашлял и цеплялся за обвивший его горло аркан.
Деревья. Роджеру нужно было укрытие. Он перепрыгнул через ствол упавшего дерева, споткнулся, покатился, снова поднялся… Чуть выше по склону он увидел густые еловые заросли. С тяжело бьющимся сердцем он начал подниматься к ним.
Он вломился в ели, продираясь сквозь миллионы колючих игл, ничего не видя, крепко зажмурив глаза, чтобы защитить их от хлеставших по лицу веток. А потом вдруг почва ушла у него из-под ног, и он вывалился в небесную бесконечность.
Он ударился о камни, согнулся, лишившись дыхания; ему едва хватило ума окончательно сжаться в комок, пока он катился вниз, колотясь всем телом об острые обломки скал и торчащие в воздухе корни деревьев, и при этом его осыпал дождь еловых игл…
Наконец он грохнулся среди путаницы тонких древесных стволов, на мгновение завис, потом соскользнул дальше и окончательно приземлился с глухим стуком. Ошеломленный и исцарапанный до крови, он мгновение-другое лежал неподвижно, потом со стоном перевернулся на бок, стирая с лица грязь и кровь.
И тут же посмотрел наверх. Они были недалеко. Двое индейцев уже подошли к уступу, с которого он свалился, и начали осторожно спускаться вниз.
Встав на четвереньки, Роджер втиснулся между шершавыми тонкими стволами и пополз вперед, упорно отстаивая свою жизнь и свободу. Ветки сгибались под его напором, царапая и колотя, дождь пыли, сухих листьев и насекомых сыпался на него сверху, но он продолжал ползти между тесно стоящими стволами, извиваясь, как червь, протискиваясь в любое свободное пространство, какое только ему удавалось отыскать.
Да это просто ад какой-то, — примерно такое была его первая связная мысль. Потом он понял, что данное слово выглядит здесь не ругательством или проклятием, а скорее простым описанием окружающего. Он находился в рододендроновом аду. И когда Роджер с некоторым запозданием сообразил это, он несколько замедлил темпы бегства… если, конечно, передвижение на четвереньках со скоростью примерно десять футов в час можно назвать «бегством».
Похожая на туннель щель между стволами, в которой Роджер теперь очутился, была слишком узка, чтобы можно было оглядеться по сторонам, — но он все же умудрился посмотреть назад, изогнув шею так, что едва не вывихнул ее. Он ничего не увидел; ничего, кроме влажной туманной темноты, лишь слегка рассеивавшейся благодаря слабому свету, с трудом пробивавшемуся сквозь густую листву над его головой. Темнота, в которой кружилась сыпавшаяся сверху пыль. Лишь стволы да гибкие ветви рододендронов, густые, перепутанные…
Роджер внезапно ослабел и упал на землю. Он лежал так несколько мгновений, свернувшись клубком среди тонких стволов, вдыхая мускусных запах гниющих листьев и влажной земли.
— Ты ведь искал убежище, парень, — пробормотал он наконец себе под нос. И тут же ощутил боль. Он ведь падал и расшибался до крови десятки раз. Даже в полутьме зарослей рододендронов можно было рассмотреть, что концы его пальцев напоминают куски сырого мяса.
Роджер неторопливо осмотрел себя, исследуя полученные ушибы и царапины и одновременно прислушиваясь — не раздадутся ли звуки преследования… Нет, вокруг было тихо, и, пожалуй, удивляться этому не приходилось. Еще в тавернах Кросскрика Роджеру приходилось слышать о рододендроновых адах; чаще всего это были истории о том, как чья-нибудь охотничья собака, увлекшись преследованием белки или какого-то другого зверька, забиралась в такие вот бесконечные плотные заросли — и пропадала бесследно.
Роджер лишь надеялся, что в этих историях было достаточно преувеличений; впрочем, то, что он видел вокруг себя, едва ли могло его утешить. По тому рассеянному свету, что пробирался сквозь путаницу листвы и ветвей, невозможно было определить направление. И в какую бы сторону Роджер ни посмотрел, везде он видел одно и то же. Низко свисающие пучки кожистых листьев, тесно стоящие стволы, гибкие ветви, перепутавшиеся между собой в сплошную массу.
Он вдруг осознал, что понятия не имеет, с какой стороны пришел сюда, и ощутил легкий укол панического страха.
Опустив голову на колени, Роджер глубоко, ровно дышал, пытаясь сосредоточиться. Ладно, хорошо, сначала самое насущное. Его правая нога довольно сильно кровоточила, — с краю на подошве был глубокий порез. Роджер снял изодранные в клочья носки и одним из них перевязал ногу. Все прочие раны вроде бы не требовали перевязки, кроме, разве что, дыры в черепе… да, из этой раны тоже сочилась кровь, теплая и липкая.
Руки Роджера дрожали; ему лишь с большим трудом удалось обвязать вторым носком свою голову. Однако вынужденное движение привело к тому, что он почувствовал себя немного лучше. Теперь можно было продолжить путь. В конце концов, он ведь не раз карабкался по бесконечным голым вершинам Шотландии, и не раз ему приходилось терять дорогу среди голых камней и вереска, и искать ее потом и день, и два.
Но там, в другом мире, главным правилом для заблудившихся в безлюдных местах было следующее: оставайтесь на месте и ждите, пока вас найдут. Жаль, что здесь это правило неприменимо, подумал Роджер, — вот разве что его отыщут как раз те самые люди, которых он совсем не хотел бы видеть…
Роджер посмотрел наверх, пытаясь различить хоть что-нибудь в мешанине веток. И он увидел крохотный лоскуток неба, — но рододендроны вздымались над ним почти на двенадцать футов. Даже встать и выпрямиться во весь рост здесь было невозможно; Роджер мог лишь сидеть под низкими ветвями.
Не было никаких шансов определить, как далеко во все стороны простирается данный конкретный ад; во время долгого путешествия через горы Роджер уже видел целые горные склоны, покрытые бесконечными зарослями вереска, видел долины, заполненные густой зеленью рододендронов, над которыми лишь изредка возвышались деревья, словно плывущие по морю листвы. И много раз им приходилось огибать сплошные заросли невесть чего, занимавшие совсем небольшие площади, не больше сотни квадратных футов. Роджер понимал, что он скорее всего находится уже недалеко от края рододендронового моря, но толку в этом понимании не было никакого, потому что он не знал, в какую сторону ему надо двигаться.
Теперь Роджер почувствовал, что ему очень холодно, а руки все еще продолжали дрожать. Это шок, рассеянно подумал он. Что полагается делать при шоке? Необходимы горячее питье, одеяла… Бренди. Да, это было бы неплохо. Но он просто поднимет ноги повыше. Больше он ничего не может сделать.