Я закрыла глаза, отгоняя страх. Джейми, конечно же, меня не тронет… Это же Джейми!
А ведь он и впрямь может мне помешать – если сломает руку…
Он медленно опустил голову и прижался ко мне лбом, тихонько позвав:
– Клэр, посмотри на меня.
Его глаза были совсем рядом, я различала крошечные золотистые искорки в середине радужки, окруженной черным кольцом.
– Не надо… – чуть слышно прошептал он, отпуская меня, – чтобы тут же развернуться и выйти из дома.
Я медленно сползла по стене и уселась на полу в ворохе юбок, чувствуя, как пульсирует порез в такт сердцу.
Ссора с Джейми здорово выбила меня из равновесия, поэтому я накинула плащ и отправилась бродить по горному склону, избегая тропинки, ведущей к хижине Фергуса и главной дороге. Упаси боже сейчас с кем-нибудь встретиться…
Было холодно и пасмурно, моросил дождь, без труда просачивающийся в переплетение полуголых веток. Висел густой туман; а если чуть похолодает, пойдет снег. Не сегодня, так завтра или через неделю… Скоро Фрейзер-Ридж будет полностью отрезан от долины.
Может, лучше отослать Брианну в Кросс-Крик? Решит она оставить ребенка или нет, там ей в любом случае будет безопаснее.
Я ковыряла носком ботинка слежавшиеся мокрые листья. Нет. Если цивилизация и имеет некоторые преимущества перед глушью, то не в этом случае. В Кросс-Крике никто не сумеет помочь Брианне, скорее уж наоборот: тамошние костоправы почти наверняка отправят ее на тот свет.
Что бы она ни решила, Брианна останется здесь, со мной. Я просунула окоченевшие руки под плащ и потерла их друг о друга, пытаясь согреть и вновь обрести гибкость пальцев, которая придавала мне уверенности в себе.
«Не надо», – сказал Джейми. Что не надо? Говорить Брианне? Делать то, о чем она попросит?
Клянусь Аполлоном врачом… не вручать никакой женщине абортивного средства… не делать сечения у страдающих… Однако Гиппократ не был ни хирургом, ни женщиной. Нет, к операции меня вынуждала не древняя клятва, а кровные узы, связующие мать и дитя.
Прежде я никогда не делала аборты, зато мне доводилось устранять их последствия. Если ко мне обращались с такой просьбой, я направляла пациентку к своим коллегам, хотя вовсе не была ярой противницей абортов, потому что слишком много видела женщин, которых рождение нежеланного ребенка лишало жизни как в прямом, так и переносном смысле. Если это и убийство – а это оно и есть, – то оправданное.
И в то же время я никак не могла решиться. Благодаря хирургическому опыту я чутко ощущала живую плоть – в том числе и комочек клеток в утробе матери. Положив руку на живот беременной женщины, я могла услышать биение второго сердца, проследить пальцами очертания конечностей и головы, внутренним взором увидеть змеиный завиток пуповины, в которой циркулирует кровь.
Разве можно уничтожить эту жизнь? Я никогда и не думала, что мне придется… до сегодняшнего дня, когда зашла речь об убийстве моей собственной плоти и крови.
Все ли у меня есть для операции? Доктор Роулингс, судя по всему, подобными процедурами не занимался, у него не было ни гинекологической кюретки для выскабливания матки, ни стержней для расширения шейки… Впрочем, я справлюсь. Возьму затупленные спицы из слоновой кости и вон тот скальпель, его острое лезвие можно изогнуть и хорошенько отшлифовать для более тонкой смертоносной работы…
Когда? Как можно скорее. Бринна на третьем месяце, затягивать нельзя. К тому же я не смогу находиться в одной комнате с Джейми, пока вопрос не решен, потому что буду чувствовать его боль, которая только усугубит мои собственные переживания.
Брианны не было, они с Лиззи ушли к Фергусу. Лиззи останется там, поможет Марсали, которая разрывается между винокурней, малышом Жерменом и фермой, потому что от Фергуса с одной рукой толку мало. Ужасная нагрузка пала на восемнадцатилетнюю девушку, но она справлялась, причем с невероятным упорством и изяществом. Лиззи, по крайней мере, займется домашней работой и отвлечет маленького негодника, чтобы его мать немного перевела дух.
К ужину Брианна вернется. Иэна сейчас нет, он со своим псом ушел на охоту. Джейми… в общем, его тоже какое-то время не будет. Мы с ней останемся одни.
Вот только… уместно ли задавать такой вопрос в момент, когда перед глазами Брианны все еще стоит ангельское личико Жермена? С другой стороны, общение с двухлетним разбойником наглядно продемонстрирует ей все сложности грядущего материнства.
Надо же, оказывается, я еще не полностью утратила чувство юмора… Слегка приободрившись, я поглубже запахнула плащ, потому что ветер усиливался, и принялась спускаться. В конюшне стояла лошадь Брианны. Значит, она уже здесь. Желудок скрутило – но я все равно зашагала к дому, чтобы предложить своей дочери выбор.
– Я и сама об этом думала, – призналась та. – Как только поняла.
– Операция предстоит непростая. Это будет опасно… и очень больно. У меня даже опиума нет, только виски. Но если ты хочешь, я все сделаю.
Я с трудом удерживала себя на месте, пока Брианна, сложив за спиной руки, мерила комнату шагами.
– Придется резать, – говорила я, не в силах молчать. – Нужных трав у меня нет, к тому же они не всегда помогают. Операция… надежнее.
Я выложила скальпель на стол – пусть Брианна четко представляет, что именно я предлагаю. Она кивнула – однако вышагивать не перестала. Ей, как и Джейми, лучше думалось на ходу.
По спине сбежала струйка пота, и я вздрогнула. В очаге жарко пылал огонь, но застывшие пальцы не собирались оттаивать. Боже, что, если она решится – а я чисто физически не смогу удержать скальпель?! Руки затряслись от напряжения.
Она наконец остановилась, чтобы взглянуть на меня из-под темно-рыжих бровей.
– А ты бы как поступила? На моем месте?
– Я?..
– Ты как-то призналась, что ненавидела меня до рождения. Что бы ты сделала, будь у тебя выбор?..
– Господи, нет! – в ужасе выпалила я. – Ни за что! Это…
Я сцепила трясущиеся руки и повторила, вкладывая все чувства, что только могла:
– Нет! Ни в коем случае. Я тебя не ненавидела.
– Ты сама так говорила. Когда рассказывала об отце.
Я закрыла лицо руками. Да, я и в самом деле это сказала. Вот идиотка!..
– Это было ужасное время. Настоящий кошмар. Шла война, мы голодали, весь мир трещал по швам. – Как трещит сейчас мир Брианны? – Мы думали, что надежды больше нет, мне пришлось бросить Джейми – и все остальное просто утратило для меня смысл. Но между нами с тобой есть одна разница…
– Какая?
– Меня не насиловали, – тихо сказала я, заглядывая ей в глаза. – Я любила твоего отца.
Слегка побледнев, она кивнула.
– Верно. Но это вполне может быть ребенок Роджера. Ты ведь так говорила?
– Да. Может. Тебе этого хватит?
Она положила руку на живот.
– Да. Хватит. Для меня он уже живой. – Брианна вдруг смущенно замолкла. – Не знаю, как объяснить… Через пару дней после того как… ну, все случилось, меня разбудила странная боль. Словно кто-то кольнул изнутри булавкой. Здесь.
Она прижала пальцы справа, чуть выше лобковой кости.
– Ах да, имплантация, – сообразила я. – Когда яйцеклетка внедряется в стенку матки.
В этот миг впервые возникает связь между матерью и ребенком. Крошечный зародыш, результат слияния яйцеклетки и сперматозоида, завершает опасный путь и закрепляется в уютной гавани, чтобы приступить к тяжелой работе – бесконечному делению клеток, – подпитываясь от материнской плоти. И связь эту не могут разрушить ни рождение, ни смерть.
Брианна кивнула.
– Да, это было очень странное чувство. Я толком не проснулась, но… вдруг поняла, что больше не одна. – Губы сложились в мечтательную улыбку. – И я сказала… я сказала: «А, это ты». И тут же снова заснула.
Она погладила живот обеими руками.
– Я тогда решила, что мне приснилось. Я ведь узнала о беременности только потом. Но это не было сном. Я очень хорошо помню то чувство.
Я тоже его помнила. Опустив голову, я уставилась на свои руки, видя перед собой не блестящее лезвие скальпеля или вытертую деревянную столешницу, а тонкую полупрозрачную кожу и безупречное личико моей старшей дочери Фейт, чьи глаза так никогда и не открылись.
А теперь на меня с пониманием глядели точно такие же раскосые глаза. Моя вторая дочь родилась совершенно другой: сморщенной и розовой, полной жизни и не стесняющейся высказывать свое возмущение – но оттого она была не менее безупречна.
Два чуда, что мне довелось носить под сердцем и произвести на свет; они отделились от меня – и все же навсегда останутся моей частью. Ни смерть, ни время, ни расстояние не ослабят этой связи, потому что рождение ребенка мистическим способом что-то во мне изменяло.
– Да, я тоже… – медленно проговорила я и вдруг поняла, что решила моя девочка и как это решение изменит всю ее жизнь. – Но… Бри! Ты уверена?
Брианна тревожно нахмурилась, и я запоздало сообразила, что она может неправильно понять мои опасения: будто бы я жалею о принятом некогда решении… Будто я не желала ее появления на свет…
Ужаснувшись этой мысли, я выронила скальпель и потянулась к ней.
– Бри… – От паники слова застревали в глотке. – Брианна. Я люблю тебя. Ты веришь, что я тебя люблю?
Она молча кивнула и протянула мне в ответ руку. Я вцепилась в нее, как в спасательный круг, как в пуповину, что некогда нас связывала. Она закрыла глаза, и я только сейчас заметила серебряные капельки, поблескивающие на длинных ресницах.
– Я всегда это знала, мама… – прошептала она, крепко стискивая мне пальцы. Другую руку она прижимала к животу. – С самого первого дня.
Глава 50На чистую воду
К концу ноября небо напрочь затянуло серым свинцом, а дни стали едва ли не холоднее ночей. Настроение у всех было препаршивым, но отнюдь не из-за погоды, а по другой, более очевидной причине: от Роджера Уэйкфилда до сих пор не было вестей.