Он вернется. Во что бы то ни стало он вернется во Фрейзер-Ридж.
На восьмой день ему улыбнулась удача. Они забрались высоко в горы; накануне миновали перевал и теперь спускались по крутому склону. Пони фыркали, осторожно переставляя ноги, потому что при каждом движении поклажа на седле скрипела и опасно раскачивалась.
Потом дорога резко забрала вверх, и пони вовсе замедлили шаг. Роджеру удалось даже получить небольшую передышку; он поравнялся с лошадью и ухватился за кожаную упряжь, вынуждая животное волочь его на себе.
Индейцы тоже спешились. Роджер плелся в конце – и, прищурившись, внимательно смотрел в спину тому, кто вел его лошадь. Держался он одной рукой, а второй, прикрываясь полой пальто, незаметно дергал узел на поводьях.
Прядь за прядью конопляная веревка понемногу ослабевала, пока наконец к лошади его не привязывала одна лишь тонкая нить. Роджер выжидал подходящий момент, обливаясь потом от страха – вдруг он выдаст себя, вдруг они решат сейчас разбить лагерь, вдруг кому-нибудь из индейцев взбредет в голову проверить путы?..
Однако они не остановились, и индеец не обернулся. Сейчас! Сердце Роджера радостно заколотилось, когда первый пони свернул на узкую оленью тропку. Земля там резко уходила вниз, футов на шесть, потом снова выравнивалась, переходя в пологий, заросший густым лесом склон. Идеальное место для побега.
Один пони уже перебрался через узкий участок тропы, за ним последовал второй. Потом третий – и настала очередь Роджера. Он прижался к лошадиному боку, сладковато пахнущему звериным потом. Шаг, другой – и вот он на тропе.
Роджер дернул за веревку, обрывая последнюю прядь, и прыгнул. Он больно ударился коленями, тут же вскочил и побежал, теряя башмаки. Ввалился в мелкий ручей, на четвереньках выполз на берег и рванул дальше.
За спиной раздавались крики; хотя вскоре они стихли, он знал, что за ним гонятся, просто не тратят зря дыхание.
Окружающий пейзаж сливался в мешанину веток и камней. Роджер закрутил головой, высматривая убежище. Он выбрал березовую рощу, промчался сквозь нее, очутившись на пологом лужке, и побежал дальше, скользя босыми ногами по мокрой траве и спотыкаясь о корни и камни. На дальнем краю он позволил себе оглянуться и увидел среди листвы два темных силуэта.
Он нырнул в другую рощицу и зигзагами помчался между обломками скал, надрывно, с хрипом, дыша. Оказывается, здесь, в этом чертовом прошлом, есть и свои преимущества: легкие очистились от всякой дряни и работают гораздо лучше. А потом времени на размышления просто не осталось, и Роджера погнал вперед слепой инстинкт.
Снова вниз, сползти по мокрой стене утеса, цепляясь за чахлые пучки трав, которые то и дело выдергиваются с корнем, и за невидимые трещины, покрытые склизкой грязью. В конце концов Роджер спрыгнул, чудом не подвернув ногу.
Один из преследователей показался над обрывом и тоже начал спускаться. Роджер сорвал петлю, по-прежнему висевшую у него на шее, и сильно хлестнул индейца по рукам. Тот сорвался, заскользил вниз и тяжело упал на бок. Роджер накинул петлю ему на шею, затянул и рванул прочь, пока индеец, задыхаясь, распутывал узел.
Деревья! Ему нужно укрытие. Он перепрыгнул через упавшее бревно, споткнулся и покатился по земле, и снова вскочил. Вон – чуть выше по склону растут ели! Роджер потащил себя к ним, чувствуя, что сердце вот-вот вырвется из груди.
Он вломился в ели, продираясь сквозь тысячи острых игл, вслепую, чтобы не выколоть глаза. Земля вдруг ушла из-под ног, и Роджер полетел в никуда.
Его сильно ударило о камни, выбив из легких последний воздух, и в фонтане из еловых игл и грязи он покатился дальше, вовремя сообразив свернуться калачиком, чтобы не искалечиться об острые камни и торчащие обломки веток.
Наконец он влетел в клубок тонких древесных стеблей, повис на секунду и с грохотом упал. Одурелый и исцарапанный, он неподвижно лежал на земле, потом все-таки перекатился на бок и принялся вытирать с лица кровь и грязь.
А потом поднял голову и увидел их на козырьке уступа – двоих индейцев, которые уже осторожно спускались по склону.
Не желая сдаваться, Роджер встал на четвереньки и протиснулся между древесными стеблями. Острые ветки нещадно кололись, на голову падали дохлые цикады и сухие листья, но он упорно полз вперед, змеей извиваясь в лабиринте тесно растущих стволов.
Роджера не оставляло ощущение, что он продирается сквозь круги ада. Это и в самом деле было так – только ад оказался зеленым. Его угораздило попасть в заросли рододендрона. Запоздало сообразив, что происходит, он несколько замедлил темпы бегства – если таковым можно считать передвижение со скоростью десять футов в час.
Щель, в которую он угодил, была слишком узка, чтобы глядеть по сторонам; все же он с трудом вывернул шею и посмотрел назад. Там ничего не было, кроме затхлой душной темноты, где в редких лучах света плясали пылинки. Ничего: только стволы и гибкие ветки рододендронов.
Трясущиеся ноги вконец отказали, и Роджер растянулся на земле. Он лежал, скорчившись среди стеблей, и дышал запахами гниющих листьев и сырой земли.
– Ты ведь искал убежище, приятель… – пробормотал он.
Все тело нещадно болело, на Роджере не осталось живого места. В тусклом свете ободранные пальцы выглядели кусками сырого мяса.
Ведя счет ушибам и ранам, Роджер краем уха прислушивался, нет ли погони. На удивление, было тихо. Он вспомнил, как в тавернах Кросс-Крика частенько рассказывали байки о рододендровых зарослях; почти всегда это были истории об охотничьих собаках, нырнувших в дебри вслед за белкой – да там и сгинувших.
Роджер убеждал себя, что рассказы по большей части были выдумкой, хотя обстановка вокруг едва ли обнадеживала. Куда ни посмотри – повсюду одно и то же: кожистые листья, тесно растущие стволы и ажурное сплетение гибких ветвей.
Его вдруг захлестнула паника: он понял, что не знает, с какой стороны приполз. Положив голову на колени, он задышал глубже, пытаясь очистить мысли.
Хуже всего обстояло дело с правой ногой – на краю стопы сильно кровил глубокий порез. Сняв изодранные чулки, Роджер кое-как замотал одним из них ногу. Остальные раны в перевязке не нуждались, кроме, разве что, дырки в голове, откуда до сих пор сочилась вязкая липкая кровь.
Трясущимися руками Роджер кое-как обвязал второй чулок вокруг головы, и это нехитрое действо, казалось, придало ему сил. Так, что дальше?..
В Шотландии он не раз участвовал в поисках пропавших туристов. Первый пункт памятки для заблудившихся гласил: оставайтесь на месте и ожидайте помощи. Правда, это не его случай – Роджер категорически не желал быть найденным.
Он посмотрел вверх сквозь мешанину веток. Между ними кое-где проглядывало небо, но рододендроны возвышались футов на двенадцать над головой. Встать Роджер не мог, он и сидел-то, почти распластавшись по земле.
Неизвестно было, как далеко простираются заросли. В пути через горы Роджер видел целые склоны, поросшие вереском, и необъятные долины, заполненные сочно-зеленым рододендроном, над морем которого возвышались лишь отдельные макушки деревьев. Иногда, впрочем, попадались и совсем крохотные, не больше сотни квадратных футов, островки лавра. Роджер понимал, что находится где-то с краю зарослей – вот только понятия не имел, в какой стороне этот самый край искать.
Стало холодно. Руки дрожали, должно быть, сказывался шок. Что нужно делать в таких случаях? Укрыться одеялом и выпить чего-то горячего. Может быть, бренди. Угу, самое то… Поднять ноги. Что ж, в его ситуации это единственный возможный вариант.
Роджер нащупал мелкую неудобную ямку и улегся в нее, засыпав липкими полусгнившими листьями грудь и плечи. Потом закрыл глаза, уперевшись пятками в раздвоенный ствол рододендрона.
Сюда за ним не полезут. Да и зачем? Лучше дождаться, когда он сам выйдет. Нельзя оставаться здесь вечно.
Любое движение тут же всколыхнет листья наверху и выдаст похитителям его местонахождение. Впрочем, они и так знают, где он, просто им нет нужды искать. Небо над головой было густо-синим, сапфировым; должно быть, только-только перевалило за полдень. Надо дождаться ночи и двинуться в путь под покровом тьмы.
Сцепив на груди руки, Роджер заставил себя расслабиться и подумать о чем-то другом. О Брианне. Лучше думать о ней. Без злости и растерянности, эти чувства оставим на потом.
Лучше представить, что между ними все по-прежнему, как в ту ночь – их ночь. Теплая кожа под его ладонями. Руки, без стеснения изучающие его тело. Щедрый дар ее наготы. И вера – пусть мимолетная, пусть ошибочная, – что в этом мире все будет прекрасно…
Дрожь понемногу утихла, и Роджер заснул.
Очнулся он вскоре после восхода луны; хоть серебряный шар и скрывался за листьями, его рассеянный свет заливал все небо. Роджер жутко замерз и окоченел. А еще он умирал от голода и особенно от жажды. Что ж, если удастся выбраться из этой западни, воду он найдет легко – в этих горах ручьи повсюду.
Чувствуя себя беспомощной неуклюжей черепахой, Роджер на четвереньках пополз вперед, выбрав направление наугад, ломая листья и проталкиваясь в щели между стволов. Он старался не сворачивать: страх заблудиться в этом лабиринте оттеснял на задний план даже мысли об индейцах. Роджер рисковал до конца жизни плутать кругами в этом зеленом аду. Истории о заблудившихся собаках уже не казались пьяными байками.
Какой-то зверек взбежал по руке, и Роджер дернулся, ударившись головой о низкую ветку. Стиснув зубы, он упрямо пополз дальше. Щебетали сверчки, постоянное шебушение вокруг подсказывало, как не рады местные обитатели вторжению. Вокруг здесь царила кромешная тьма. Впрочем, имелись и положительные моменты – постоянное движение согрело его, и теперь пот жалил рану на затылке и капал с подбородка.
Изредка останавливаясь перевести дух, Роджер вслушивался, нет ли погони. Однако было тихо, лишь ухали ночные птицы и шуршали листья.
Он полз, наверное, целую вечность, пока не наткнулся на скалу. Причем наткнулся в самом прямом смысле – врезался в нее макушкой. Отшатнувшись, он схватился за голову и заскрежетал зубами, сдерживая крик боли.