— Егор? Здравствуй. Прости, что разбудил. Это Михаил… Да, Михаил… Тот самый… — Лицо человека в кофте перекосила неописуемая гримаса.
Сенька подумал, что сейчас он бросит трубку, и испугался.
Но дядя Миша справился с собой и, помолчав, продолжал:
— Да, да, считай, что так и есть. Анна сказала правду… Разумеется, с того света… Здесь неплохо. В общем, так же, как и везде… У меня просьба к тебе, Егор. Где-то в Москве есть институт, а может, отдел, а может, лаборатория по изучению аномальных явлений. Ну, «тарелки», привидения и прочее… Я читал в газетах. Ты по роду своей деятельности должен быть в курсе. Мне нужен адрес… Нет! — Дядя Миша печально усмехнулся. — Нет, я звоню не из сумасшедшего дома. Не волнуйся. Это было бы слишком легким выходом для меня… Нет! Возьми себя в руки, Егор. Логика — твоя сила. В каком это сумасшедшем доме по ночам психов пускают к телефонам?.. Это нужно не мне. Одному моему другу… А узнать сможешь?.. Когда?.. Как можно скорее… Завтра в одиннадцать я тебе звоню. Договорились… Я очень признателен тебе, Егор, и… не бери в голову… До свидания… — Человек в кофте положил трубку на рычаг и несколько секунд невидящими глазами смотрел на маленький серый диск. Сенька подумал, что он смотрит в глаза неведомому Егору (а может, Анне) и что-то силится разглядеть в них…
— Завтра, в одиннадцать, — наконец отрывисто сказал он. — Все будет. А сейчас, гражданин Сенька, — спать!
— Ага, — обрадованно кивнул Сенька. — Ага! Благодарствуйте! А то уж я и не знал, куда толкнуться. Повезло мне!
— Куда уж! — усмехнулся дядя Миша. — Такое везение!
Когда Сенька проснулся, Лехи уже не было, Шурка по-прежнему лежал (или лежала) на топчане, а дядя Миша легонько тряс его за плечо:
— Вставай, гражданин Сенька! Вставай!
— Ага. — Сенька сел на лежке и вытаращил глаза, чтобы они побыстрей открылись.
— Вот адрес. — Дядя Миша протянул Сеньке четвертушку тетрадного листа. — Доедешь до метро «Аэропорт», там спросишь… И чтобы сразу домой, понял? Обещания держать надо…
— Ага, спасибо, — обрадовался Сенька и хищно схватил протянутую бумажку. — Я пойду сразу, да?
— Иди, — вздохнул дядя Миша и подтянул к кадыкастому горлу засаленный кофтин воротник. — Помни, что обещал.
— Помню, конечно, век не забуду, — невпопад поблагодарил Сенька, схватил мешок и, пятясь, поклонился дяде Мише и лежащему (лежащей) Шурке. — Бывайте здоровы. Благодарствуйте за приют. Лехе привет передавайте!
— Бывай, гражданин Сенька, — пробормотал дядя Миша и отвернулся к тусклому подвальному окну, в которое, грациозно изгибаясь, протискивалась серая тигровая кошка.
Со стороны Шурки все было тихо.
Серый высокий дом с длинными узкими окнами выглядел внушительно и отчужденно. Сенька долго стоял около массивной двери, не решаясь войти, потом замерз и, вслед за низеньким лысым мужниной, проскользнул внутрь.
Из большого гулкого вестибюля наверх вели две широкие лестницы. «Куда ж теперь?» — растерялся Сенька и заглянул в бумажку. Ничего, кроме адреса, в ней не было.
Отступать было некуда. Сенька отошел к стене, сел на кожаный диванчик и стал ждать. Мимо проходили люди, некоторые удивленно на Сеньку косились, но никто из них у него доверия не вызывал. И Сенька продолжал сидеть.
Наконец увидел спускающуюся по одной из лестниц немолодую женщину в синем шерстяном костюме, метнулся ей навстречу.
— Пожалуйста, скажите, где мне найти того, кто «тарелки» изучает? — выпалил Сенька заранее приготовленную фразу.
— Что?! Какие «тарелки»? — растерялась женщина.
— Неужто обманул?! — обмер Сенька и добавил тоном ниже: — Ну, эти, летающие…
— А-а… — улыбнулась женщина. — Так тебе на третий этаж, к «пограничникам»…
— Не, не! Мне к пограничникам не надо! — испугался Сенька.
— Надо, надо! — решительно сказала женщина. — Больше некуда. Третий этаж, триста восьмая комната. Спросишь Андрея Воронцова. Отчества я не помню, ну да и так найдешь…
Медленно, с трудом переставляя ноги, поднимался Сенька на третий этаж. Нашел триста восьмую комнату. Прочел на двери табличку: «Группа пограничных явлений. Клиническая база Института экспериментальной медицины».
«Надул, точно надул, — сокрушенно подумал мальчик. — Пограничные явления — это, наверное, как лучше шпионов на границе ловить… А „тарелки“-то тут причем?.. А-а! — Потрясающая мысль вдруг пришла Сеньке в голову. — А вдруг „тарелки“ — это такие шпионские самолеты?! У нас — ихние, у них — наши, а? Точно! А здесь изучают, как их ловить. Ну и ясно, где же ловить, как не на границе? Пограничные явления!» От такого ловкого проникновения в государственную тайну Сеньку даже зазнобило. Однако восторг быстро прошел, и он снова скис. «Ну и чего? Пусть так. Все, значит, правильно. Только мне-то тут чего делать?»
В этот момент дверь триста восьмой комнаты распахнулась, едва не саданув Сеньку по лбу, и на пороге возник высокий черноволосый парень в брюках-варенках и клетчатой, расстегнутой на груди рубашке.
— Фу, черт! — громко сказал он и вытер рукой мокрый, блестящий лоб. — А ты чего? — помолчав, добавил парень, заметив Сеньку, который выразительно сверлил его глазами.
— Мне гражданин Воронцов нужен, — серьезно сказал Сенька, от безнадежности решивший выяснить все до конца.
— Я, гражданин начальник! — отрапортовал парень и вскинул к уху растопыренную пятерню.
Сенька не выдержал и ухмыльнулся.
— Ну и чего же тебе от меня требуется? — спросил Воронцов и неожиданно мягко сполз спиной по стене, присев на корточки.
— Мне требуются те, которые изучают «тарелки», барабашек и прочие такие шутки. У меня к ним важное дело, — выпалил Сенька.
— Ну что ж, выкладывай! — вздохнул Воронцов, снизу вверх глядя на Сеньку. Глаза у него были коричневые, веселые, усталые и казались старше его самого.
— А вы — тот? — недоверчиво спросил Сенька.
— Самый тот, — успокоил его Воронцов.
— Тогда — вот! — Сенька вынул из кармана куртки свернутую, стертую на углах газету и протянул ее парню.
Тот развернул ее, прочитал название: «Сталеварская правда», вопросительно глянул на Сеньку.
— Вот здесь. — Сенька ткнул грязным пальцем в одну из заметок.
Воронцов вздохнул еще раз и покорно прочел:
«В минувшее воскресенье на улице Новоселов, в доме 49 развернулись фантастические события. Вечером, когда хозяева квартиры сидели за столом, собираясь ужинать, внезапно погас свет. В темноте с подоконника с ужасным грохотом упали цветочные горшки, закачалась люстра, зазвенела посуда в буфете, а когда испуганные хозяева вскочили на ноги, вспыхнули занавески.
Прибежавшие на зов хозяйки соседи помогли тушить пожар и видели, как сама собой опрокинулась с антресолей тяжелая коробка с домашним скарбом. Причины загадочных событий остались неизвестными и для хозяев квартиры и для участкового милиционера, вызванного на место происшествия.
Как бы там ни было, но отныне можно смело утверждать, что и наш славный Сталеварск не обойден вниманием барабашек».
Дочитав, Воронцов аккуратно сложил газету и вернул ее Сеньке.
— Ну и чего? — спросил он. — Интересуешься?
— Да, очень, — подтвердил Сенька.
— У нас сейчас при Дворце молодежи клуб есть. Любителей летающих «тарелок». Намедни тут представители были. Топай туда. Там единомышленников найдешь. Знаешь, где Дворец молодежи?
— Я из Сталеварска приехал, — хмуро сказал Сенька.
— Да-а? — лениво удивился Воронцов. — А зачем?
— Затем! — Сенька потряс зажатой в кулаке газетой. — Барабашка — это я!
— Та-ак! — не касаясь пола руками, Воронцов поднялся и навис над Сенькой. — Это в каком же смысле?
— В таком! — отчаянно крикнул Сенька. — Я это все, понял?! Я!
— Успокойся! — Воронцов властно положил тяжелую ладонь Сеньке на плечо. — Ты хочешь сказать, что все эти опрокидывающиеся горшки и горящие занавески — твоих рук дело?
Сенька кивнул.
— Ну, и как же ты это устроил?
— Не знаю, — сказал Сенька и вдруг заплакал. Он и сам не знал — почему, просто вдруг глазам стало щекотно и по щекам потекли крупные соленые слезы. Сенька слизывал их языком и очень стеснялся, что Воронцов видит его в таком непотребном виде. А что Колян бы сделал?! Сейчас Сенька охотно вывернулся бы и убежал, но куда? «Вот ведь дурость какая! — думал Сенька. — Все-то у нас, у Славских, не как у людей!»
Но и Воронцов поступил не как «все люди». Он вдруг подхватил Сеньку на руки, ногой распахнул дверь и внес его в комнату.
Уже лет десять никто Сеньку на руки не брал, только мать — младенцем безмозглым, да и забыл он все… а тут такое что-то накатило… Захотелось лицо на груди волосатой у Воронцова спрятать, да так и остаться… Сенька даже зубами заскрипел от стыда.
Комната, в которой они оказались, сначала показалась Сеньке ужасно тесной. Потом он рассмотрел, что была она довольно большая, с высоким сводчатым потолком, а тесной казалась оттого, что вся, под завязку была заставлена какими-то попискивающими и перемигивающимися разноцветными глазками приборами.
Сенька, который вслед за Коляном кое-что смыслил в электронике, мигом перестал реветь, прищелкнул языком от восхищения и прикинул, что минут за пять здесь можно наковырять разноцветных глазков на знатную светомузыку.
— Ой, уроню! — сказал Воронцов и сделал вид, что убирает руки и собирается бросить Сеньку на пол.
— А ну пусти! — опомнился Сенька. — Чего я вам, малек, что ли?! — Он яростно напрягся и выскользнул из цепких пальцев, встал на пол, готовый и к обороне и к нападению.
— Так, — спокойно сказал Воронцов, с ног до головы оглядывая Сеньку. — Реветь перестали? Отлично!.. А теперь скажи по совести — дурачишь меня? Честное слово, не рассержусь! Привычный я. Тут вот недели три назад двое были из подмосковной деревни… забыл, как называется… Так вот они клялись и божились, что у них на огороде «тарелка» приземлилась. И двое инопланетян оттуда вышли. Один — длинный, лиловый, другой — маленький, зелененький. Длинный свистел, а зеленый вроде бы щелкал… — Воронцов засмеялся, обнажая ослепительно белые и неестественно ровные («Вставные, что ль?» — подумал Сенька) зубы. — Ну так как? — Он улыбался во все свои потрясающие зубы, приглашая Сеньку посмеяться вместе с ним и все забыть, а того уже заливали смертельная обида и душное чувство ни с кем не разделимого одиночества, которое, то накатываясь, то отступая, томило его все эти месяцы. Мысли путались, в голове жарко запульсировала какая-то жилка.