ообще ни одной фотографии. Только на обложке – лицо Барбары и название, повторяющее название ее знаменитой песни, их общей песни – “Скажи, когда ты вернешься?”
Если подряд читать большую главу о ней в его книге и пять страничек о нем в ее неоконченных мемуарах, то становишься свидетелем страстного диалога мужчины и женщины, которые продолжают выяснять отношения не просто спустя многие десятилетия, а даже по ту сторону бытия. Она не может выговорить его имени и зовет одним инициалом, “месье Н.”, он ее упрямо называет nomade (номады – кочевники, кочующие народы). Она пишет, что он был властный, эгоистичный, ревнивый, он утверждает, что она терпеть не могла его друзей. И главное: она считает причиной разрыва то, что он хотел видеть ее просто femme и едва ли не запрещал петь, Юбер все это категорически отрицает и приводит аргументы: он, и никто другой, купил ей пианино, нашел для них жилье на рю Ремюза и вообще помогал сочинять песни. Почти известный фильм “Супружеская жизнь” Андре Кайата, в котором каждая серия рассказывается с точки зрения одного из супругов, – и их версии категорически не совпадают! Им засматривались в начале шестидесятых и в СССР тоже. Совпали Барбара и Юбер только в одном: да, это была любовь, сумасшедшая любовь.
Все началось 1 ноября 1959 года, в День всех святых. В этот день во Франции принято навещать могилы близких, но нашим молодым героям тогда и без того было чем заняться. Приехав по делам службы в Париж из Абиджана, столицы Кот-д’Ивуара, Юбер ранним вечером заходит в L’Ecluse повидать своего давнего друга (они сблизились, еще когда были скаутами) Андре Шлессера. (Опять Шлессер – он точно сыграл важную роль в ее жизни, неслучайно на обложке уже его воспоминаний – конечно, она, Барбара!) Там к ним подходит Барбара.
– Андре, представь нас друг другу. Этот незнакомец явно притягивает женщин.
– Юбер Балле, мой друг, сейчас живет в Абиджане. Важный чин, между прочим. А тебя ему не надо представлять: пару лет назад он видел тебя на сцене и возмущался, почему твое имя не написано крупными буквами наверху афиши.
– Что ж, у него есть и ум, и вкус. А почему Абиджан, дорогой месье?
– Объясню, если вы не будете называть меня “месье”.
– Тогда объясните после спектакля в кафе La Boule d’Or, Юбер. Если, конечно, вы останетесь с нами. Но… я думаю, останетесь.
В кафе, как всегда, полно народу – Париж собирается сюда после концертов и спектаклей, рядом сидит посмеивающийся Шлессер, но они никого не видят – только друг друга. Он запомнил, что разговор зашел о новом романе Маргерит Дюрас Moderato cantabile (роман как раз о странности и обреченности страсти – потом Питер Брук снимет по нему замечательный фильм с Жанной Моро и Жаном-Полем Бельмондо).
– Moderato! Как это прекрасно…
– Я предпочитаю иной, более медленный темп. Он может быть волшебным, – ответила она.
Но дальше все понеслось в темпе allegro molto appassionato.
Уже на другой день он снимает номер в знаменитом парижском отеле “Лютеция”, покупает шампанское и огромный букет красных роз, и всю ночь она рассказывает ему о себе и своей жизни. Coup de foudre – по-французски это и “удар молнии”, и “любовь с первого взгляда”.
И вот после сложных переговоров с дирекцией L’Ecluse она отправляется в Абиджан, откуда шлет директору студии звукозаписи “Пате-Маркони” Пьеру Ижелю и его жене такое письмо: “Мои любимые, Африка, это так далеко! Юбер очень нежен. Мой дом огромен и великолепен. Я веду жизнь принцессы, да! Песня, это прекрасно. Я пою в кабаре, где стриптиз, это потрясающе! Держите меня в курсе того, что происходит во «французской песне». Я счастлива. Я пою, но скоро я вернусь!”
Еще до африканского вояжа она навела порядок в личной жизни: покинула студию, где жила не одна, и вернулась к матери и младшему брату на рю Витрув. Она играла в добропорядочную невесту, которая каждый вечер возвращается к маме, пока жених в отъезде? Нет, какое-то, пусть и недолгое, время она ею была! Она любила и тосковала, почему и поехала в Абиджан. Но сразу же поставила условие: полная финансовая самостоятельность. Он против, но вынужден согласиться.
В Абиджане у него есть друг, Джо Аттиа. Кавалер Ордена Почетного легиона за участие в Сопротивлении. Гангстер и главарь банды, как намекает Барбара в своих мемуарах. Он держит кабаре Le Refuge (“Убежище”), где с распростертыми объятиями принимает невесту дорогого Юбера. На первом же ее представлении он, чемпион по боксу и вообще человек устрашающей внешности, кладет на стол кольт и предупреждает: “Сейчас мы будем слушать уникальную певицу. Если кто-то не выкажет ей должного уважения, я его пристрелю”. Она выступает между берберским танцем в исполнении Файзы и стриптизом молоденькой Минушетт. Подружилась, кстати, с обеими и бесстрашно защищала их от чересчур назойливых кавалеров неспокойными ночами. Уже потом, незадолго до смерти, Юбер расскажет в интервью журналу Elle, что тогда Джо Аттиа скорее играл в бандита: целью его было найти с помощью друзей негодяя, изнасиловавшего его дочь. Он медленно умирал от рака легких и боялся, что не успеет отомстить.
Они счастливы. Она счастлива. 1960-й – это едва ли не единственный год в ее жизни, когда она больше женщина, чем певица, и никакие самые трагические обстоятельства не могут этому помешать. Буквально через два месяца после их знакомства умирает ее отец, она едет в Нант, она потрясена, раздавлена – и Юбер будет первым, кому она сможет рассказать о кошмарах детства. Он проницательно заметил в своей книге, что, хотя Клод Слюйс и Жан Пуасоньер искренне любили ее, в то время она еще не была готова к настоящей встрече с мужчиной, да и они были слишком молоды. Мужчинам она все равно не доверяла, они подсознательно ассоциировались у нее с насилием и грубостью. И только в объятиях взрослого и сильного Юбера она смогла начать говорить. Он вспоминает, что это был бесконечный рассказ о детстве, о войне, об отце, об инцесте. “Я его ненавижу… Я прощаю его… Я не хочу о нем думать…” Юбер стал и ее любовником, и ее психотерапевтом. “История со мной была нетипична для Барбары. Я был мужчиной, кому она – гордая, независимая, своевольная и презирающая все условности – принадлежала, и я же был для нее, если можно так выразиться, «диваном», подушкой, на которой можно выплакаться”, – напишет он после.
Но между Парижем и Абиджаном 7000 километров. Они вынужденно расставались. Они бурно ссорились: “Ты можешь жить здесь со мной постоянно – ведь ты же поешь у Джо, здесь есть для тебя работа!” – “Нет, это тебе лучше перебраться в Париж, если бы ты хотел, ты бы давно это сделал!” Наконец, умирая от тоски по ней на своей вилле “Кокоди” в Абиджане, он придумывает план. Сначала они отправятся вдвоем в путешествие – и не будет уже бесконечных гостиничных номеров или темных комнат на рю Витрув, где они встречались, – а потом он купит для нее квартиру в Париже. А там – будь что будет!
Он вынимает первую карту: Италия! Самое популярное направление для свадебных путешествий у французских молодоженов. Ведь она не была нигде, кроме Франции, Бельгии и Кот-д’Ивуара. Выбрали не банальные Венецию или Тоскану – озера! Регион Стреза, озера Маджоре, Комо… Перед отъездом она посмотрела фильм Хичкока La Mort aux Trousses (в нашем прокате он назывался “К северу через северо-запад”) – там в финале герои в исполнении Кери Гранта и Эвы Марии Сейнт, избежав множество смертельных опасностей, забираются в поезде на верхнюю полку и заключают друг друга в объятия… Поезд уходит в тоннель. Когда спальный вагон Cook отошел от перрона Лионского вокзала, они уже пили бордо в ресторане и она спросила его: “Юбер, дорогой, у нас ведь будет свой такой же тоннель?” – “Настолько, насколько ты захочешь, обещаю” – “Какой мужской ответ…”
И все же в Италии они забывают обо всем на свете, кроме друг друга. Как лорд Байрон и Тереза, Жорж Санд и Мюссе, как миллионы других влюбленных. Они пили вино, учили итальянский, слушали Canzonette d’amore. Он смешно ревновал ее к красавчику-певцу, местному Фрэнку Синатре. Но поезд на всех парах уже выходил из тоннеля.
Дальше приведем две версии событий. Вот как видит их разрыв Барбара: “В Италии без своей дурацкой свиты Н. стал совсем другой, нежный, ранимый. Он сделал меня по-настоящему счастливой, но хотел, чтобы я доказала свою любовь и дала ему обещание не притрагиваться к пианино во время нашего путешествия. Я обещала. Мы вернулись в Париж, он хотел найти нам квартиру перед возвращением в Абиджан. Мы остановились пока в отеле на рю Жакоб, и я заметила там пианино, внизу, в салоне. На следующее утро, когда Н. еще оставался в номере, я спустилась вниз и открыла пианино, которое пахло клеем и старым войлоком. Я жадно потянулась к клавишам. Н. наблюдал. В этот момент я его потеряла. Он меня потерял”.
Месье Балле в своих воспоминаниях гораздо более многословен и пристрастен, поэтому воспроизведем канву событий. Квартира куплена – это апартаменты на седьмом этаже дома на рю Ремюза, 14. Три комнаты и балкон. На мой взгляд, лучший адрес Барбары в Париже! Дом постройки шестидесятых, но с огромными лоджиями, опоясывающими все этажи и выходящими на старые дома напротив и огромные платаны, словно обнимающие всю эту уютную, но с парижским шиком улицу. Она выходит прямо на Сену и знаменитый мост Мирабо, овеянный именем Аполлинера. “Я взял эту квартиру, я подписал, я влез в долги на десять лет, но она была наша! Мы поклялись друг другу, что не расстанемся, по крайней мере в течение того времени, что длится кредит. Но песочные часы нашей любви не оставили нам больше семи месяцев”.
Согласно его версии, во всем виноваты “душа номады” его возлюбленной и… еще один мужчина. Это художник и декоратор Люк Симон. Юбер сам пригласил его в Абиджан оформлять зал для кабаре, поселил у себя на вилле (вместе с Марком Шагалом, который тоже туда приехал на десять дней), и сам дал поручение зайти на Ремюза проведать Барбару и узнать, не слишком ли ей плохо и одиноко в Париже без него. “Где была моя голова, когда я отправлял Люка, красивого, соблазнительного как дьявол, поглощенного искусством и неотразимого в разговоре о нем, к своей Барбаре, я не могу сказать и через полвека. …В мае 1962 года как большой начальник я опять поселился в отеле «Лютеция», где тридцать месяцев тому назад все и начиналось. Но на этот раз в Париже я получил Люка Симона, который несколько превысил свои полномочия… впрочем, с одобрения дамы. Что через два часа и подтвердилось. Кто-то из троих должен был уйти”.