Контарини был направлен в Персию всего через год после отъезда Барбаро туда же. Посольство Контарини было вызвано рядом вновь возникших непредвиденных обстоятельств.
Путешествие на Восток Иосафата Барбаро было сложным предприятием: Барбаро отправился морем с ценным грузом Узун Хасану — большим количеством вооружения, с венецианскими инструкторами при посылаемой артиллерии и с отрядом из 200 солдат; кроме того, вместе с Барбаро возвращался в Персию посол Узун Хасана, а на Кипре его ждали послы неаполитанского короля Фердинанда I и папы Сикста IV. Барбаро имел поручение — кроме передачи оружия — наладить отношения с кипрским королем, согласовать свои действия с неаполитанским и папским послами, исследовать положение Карамании, почти покоренной турками. Все эти дела задержали Барбаро на Кипре более чем на год: он попал в Тебриз лишь в апреле 1474 г.
В Венеции, хоть и получали донесения посла, были обеспокоены его задержкой на Кипре. К тому же за этот период изменились взаимоотношения между Мухаммедом II и Узун Хасаном, так как в августе 1473 г. совершился, наконец, персидский поход в Анатолию против турок, но Узун Хасан не имел удачи: турки разбили его войско, и он отступил, не добившись тех результатов, которых ждала и жаждала Венеция. Посланное ею вооружение еще не достигло Узун Хасана, и Барбаро тоже еще не дошел до персидского шаха; «комиссия» Венецианского посла должна была быть изменена в связи с неудачей персидского войска. На этом фоне возникло решение направить нового посла в Персию.
Узун Хасану для подготовки почвы будущих переговоров было послано письмо, полное уверений в том, что его летняя кампания 1473 г. принесла несомненную удачу, что враг предельно ослаблен и что остается только немедленно снова идти в поход, чтобы одержать над ним окончательную победу.[288] В связи с этим планом — упорно продолжать настаивать на новой войне против Мухаммеда II — необходимо было держать своего посла при персидском дворе, чтобы неустанно побуждать Узун Хасана к возобновлению военных действий против турок.[289] К нему должен был спешно, невзирая на изменившееся положение, отправиться Барбаро с Кипра, а из Венеции — новый посол с новыми, открытой и секретной, «комиссиями».
Барбаро уехал из Венеции с условием — получать 150 дукатов в месяц.[290] Принимая решение об отправке нового посла (речь шла даже о двух послах), который должен был ехать исключительно сухим путем, per vias terre, сенат еще до процедуры избрания намеревался назначить ему 200 дукатов в месяц.[291] Подходящего кандидата на пост посла в Персию удалось найти не сразу: многие отказались, ссылаясь на немалые опасности[292] путешествия по татарским степям, по Черному морю, где уже господствовали турки, по неведомым и трудно проходимым областям Кавказа. Пришлось прибегнуть к угрозе временного изгнания и штрафа; пришлось также значительно повысить уже увеличенное денежное вознаграждение. Был выработан следующий расчет: сначала послу назначалось жалованье в размере 120 дукатов в месяц, но по прибытии в страну Узун Хасана оно должно было возрасти вдвое, т. е. до 240 дукатов в месяц; эту сумму предполагалось сохранить на все время пребывания около Узун Хасана. Однако если удалось бы уговорить последнего и он повел бы войска на запад, то после перехода через Евфрат (citra flumen Eufratis) посол должен был получить сразу две тысячи дукатов (как бы в виде премии), причем эти деньги освобождались от всяких налогов.[293]
Через несколько дней после этого постановления Амброджо Контарини выразил, по-видимому, согласие идти послом к Узун Хасану, но, надо думать, потребовал при этом некоторого изменения условий, а именно: по прибытии к Узун Хасану посол — кроме жалованья — получит тысячу дукатов, а если войско шаха выступит и пересечет Евфрат, то послу будет выдано не две тысячи дукатов, как было решено, а три тысячи.[294] Таким образом, недавнее постановление сената было теперь изменено в пользу Контарини так, чтобы он получил сверх ранее установленного еще две тысячи золотых дукатов. Помимо того, в случае гибели посла уже в Персии, но раньше пересечения Евфрата, сенат обязывался выдать его наследникам две тысячи дукатов.
Эти данные из сенатских постановлений по поводу назначения нового (после Барбаро) посла в Персию довольно выразительно характеризуют Контарини. Совершенно не исключено предположение, что он «набивал себе цену», когда создалось затруднение из-за отказа ряда кандидатов; следствием этого было значительное увеличение сумм, которые возросли в результате его обещания согласиться ехать послом в Персию. Эти обстоятельства, предшествовавшие избранию Контарини на пост посла, объясняют кое-что в его дальнейшем поведении.
Контарини часто подчеркивал в своем рассказе трудности и опасности, постигавшие его в пути:[295] надо было оправдать «imminens et evidentissimum periculum», из-за чего никто, кроме него, не согласился на страшное путешествие. Контарини старался ехать как можно быстрее вплоть до Тебриза: в пределах Персии повышалось жалованье и была, кроме того, обеспечена тысяча дукатов. В Тебризе, ссылаясь на междоусобную войну, Контарини задержался почти на два месяца, поджидая подходящего спутника, чтобы достигнуть Узун Хасана, кочевавшего в степях (хотя по велению венецианского правительства он был обязан поторопиться начать переговоры с шахом). В дальнейшем Контарини, явно проигрывавший как посол рядом с Барбаро, всячески старался остаться около Узун Хасана, который вовсе не был склонен к беседам с ним и неоднократно и настойчиво предлагал ему возвращаться на родину, предпочитая задержать у себя Барбаро. Уже покинув Персию, из Дербента Контарини послал в Тебриз своего переводчика Дмитрия, чтобы узнать от Барбаро, нет ли признаков намерения Узун Хасана двинуться войной на турок. Если бы ответ, который Контарини получил в Дербенте по истечении 50 дней, оказался утвердительным, он, по-видимому, вернулся бы в Тебриз, чтобы следовать за войском и вместе с ним перейти Евфрат. Все эти действия Контарини получают (предположительное, конечно) объяснение, если сопоставить их с тем порядком выплаты ему денег, который был установлен в Венеции непосредственно перед его отъездом.
В свете сказанного особенно заметны различия предисловий Барбаро и Контарини к их «Путешествиям в Персию».[296]
Барбаро кратко и деловито поясняет, в связи с чем он получил назначение на пост посла: он человек привычный ко всяким трудностям (это выражено глаголом «stentar» — «io come huomo uso a stentar»), готовый всячески помогать своему государству (volonteroso di tutto il bene di essa illustrissima signoria); благодаря этому он и был послан в Персию.
Контарини высказался пространнее, не забывая противопоставить себя великим опасностям, которые его ожидали, и, следовательно, подчеркнуть свою доблесть. Будучи избран, он сразу понял, что посольство будет трудным (tal legatione a me paresse difficile) и весьма опасным из-за долгого путешествия. И хотя он это знал, тем не менее он принял во внимание и сильное желание своего правительства послать именно его, и вытекающее отсюда общее благо всего христианского мира; поэтому он и отложил помышление о всякой опасности и решился идти служить своему государству и всему христианскому миру.[297]
Так в манере составления предисловий сказались черты обоих венецианских послов и обоих авторов анализируемых «Путешествий».
Амброджо Контарини был представителем одного из древнейших и знатнейших патрицианских родов Венеции, известных с IX — X вв. Фамилию Контарини носили несколько дожей, многие венецианские послы (в Константинополь, в Савойю, в Польшу, в Турцию и т. д.), многие командиры военных флотов. Контарини издавна были связаны с Левантом, с колониями Верхней и Нижней Романии и станциями Северного Причерноморья.
Эта фамилия встречалась среди многочисленных ректоров заморских венецианских владений.[298] Если обозреть только XV в., то она попадается среди должностных лиц в Константинополе,[299] в Морее,[300] на о. Корфу,[301] на о. Кипре.[302] Были Контарини и консулами в Тане,[303] и просто купцами в Романии и на Черном море, капитанами целых караванов и патронами единичных торговых галей.
Амброджо Контарини вернулся в Венецию из своего посольства в Персию (через Кавказ, по Волге и через Москву) в апреле 1477 г. Спустя десять лет, в 1487 г., в Венеции вышло первое (из до сих пор известных) издание его сочинения «Путешествие в Персию». Оно было напечатано под таким заглавием: «Questo е el Viazo di misier Ambrosio Contarin, ambasador de la Illustrissima Signoria de Venesia al signer Uxuncassam, re de Persia». На последней странице, как обычно, отмечено место издания — Венеция, имя владельца типографии — Ганнибал Фозий из Пармы, дата выпуска книги — 14 января 1487 г. (Deo gratias amen. Impressum Venetiis per Hannibalem Fosium parmensem, anno incarnationis domini MCCCCLXXXVII, die XIV Ianuarii).[304]
Сочинение Контарини было первым из двух «Путешествий в Персию», которые появились в венецианской литературе конца XV в. Второе из них, принадлежавшее перу Иосафата Барбаро, вышло впервые (насколько известно до сих пор) в альдовском издании 1543 г. (Viaggi fatti da V