Несмотря на решительную расправу с Ливией, свидетельницей которой она стала, Миранда продолжала считать, что ее собственные дела идут великолепно. Отец велит сейчас призвать Мартина де Варгаса, выслушает его, добродушно пожурит за обыкновение входить в дом через забор, а не в дверь, и… дальше все будет очень хорошо!
Отчасти она не ошиблась.
Генерал велел призвать лейтенанта Мартина де Варгаса с намерением побеседовать с ним. Несколько нарядов альгвасилов и королевских стражников были разосланы по городу с приказом схватить и притащить его в дом Педро де Наварро, желательно как следует связанным.
Генерал рассудил, что человек (даже будь он безумец, в чем взбешенный отец не сомневался), желающий поговорить, не станет слишком скрываться. Поэтому ожидал скорого возвращения посланных.
Когда в двери трактира вошли шестеро стражников в медных касках и с длинными, неуклюжими алебардами, лейтенант сразу догадался, что пришли за ним. Он встал. Бросил на стол серебряную монету и пошел навстречу вооруженным людям.
Почему-то он думал, что они ему обрадуются. Трудно сказать, откуда у него явилась такая мысль. И он очень удивился, когда они все разом кинулись его вязать.
Ничего, подумал он, видимо, генерал неправильно понял слова, переданные его дочерью. А может, Миранда и сама что-нибудь напутала. Стоит только им начать говорить, как недоразумение само собой разъяснится.
К этой странной встрече Педро де Наварро облачился в свой парадный мундир, считая, что это будет не лишним. Увидев его во всем блеске экипировки, лейтенант обрадовался. Он жалел только об одном, что вынужден носить обычную гражданскую одежду.
Между двумя военными людьми произошел в высшей степени странный разговор. В результате его старшему по званию сделалось еще хуже, хотя он думал, что хуже ему быть не может. Выслушав объяснение этого юнца-наглеца, генерал почувствовал, что мир меркнет у него перед глазами. Удержать себя в руках стоило ему чрезвычайных усилий.
– Так вы хотите сказать, Мартин де Варгас, что не хотите жениться на моей дочери?!
Лейтенант лукаво улыбнулся и покачал головой. Казалось, ему было весело, и он предлагал всем присутствующим присоединиться к веселью.
– Клянусь святым Антонием, нет. И могу это повторить хоть под присягой.
– Всем убраться отсюда! – велел Педро де Наварро. На террасе, где он принимал наглого мерзавца, было немало народу из числа домочадцев, приживал и близких к приживалам людишек. Генерал собирался им всем преподнести показательный урок того, как он обводится с теми, кто не выказывает к его персоне должного уважения. Он собирался…
– Всем убраться!
Мартин де Варгас счел это требование разумным. Он собирался говорить с хозяином дома на темы специальные и наверняка секретные: лишние свидетели в таких делах ни к чему.
Пока стучали каблуки и шуршали платья, Педро де Наварро исподлобья смотрел на своего гостя. Он помнил его. Вернее, не его, а связанные с ним скандалы и неприятности. Дурак и бретер, такие определения возникали у него в голове при упоминании имени Мартина де Варгаса.
– Может быть, вы просто задумали соблазнить мою дочь, сеньор лейтенант?
– Боже сохрани, я женат, моя жена беременна, и я ни в коей мере не могу считать себя вправе поставить под сомнение честь молодой сеньориты. Я бы скорее дал себя убить, чем позволил бы себе такие помыслы.
– Так для чего же вы сегодня поутру перелезли через забор моего дома и затеяли сомнительный разговор с моей дочерью?!
Мартин де Варгас обезоруживающе (как ему казалось) улыбнулся:
– Поверьте, я хотел поговорить с вами, и если бы вы прогуливались с дуэньей в саду…
– Что?! Я с дуэньей, в саду?!
– Разумеется, вам не нужна дуэнья для того, чтобы прогуляться…– Чувствуя, что речь его бродит по какому-то сумасшедшему кругу, лейтенант умолк и умоляюще-извиняющимся жестом приложил руки к груди.
Генерал от ярости не мог вымолвить ни слова. Никогда в жизни ему не приходилось выслушивать такие оскорбления и в таком количестве. Да еще от кого!
– Одним словом, я хотел поговорить с вами, но, насколько мне известно, в ваших глазах я по чьей-то злой воле сделался носителем сомнительной репутации, так что поговорить с вами у меня не было никакой возможности, поэтому я позволил себе прибегнуть к не вполне обычному способу.
Педро де Наварро наконец обрел дар речи. Плюс к этому он наконец хотя бы отчасти понял, в чем суть всего этого бреда, и прозрение отнюдь не порадовало его суровую и мрачную душу.
– Так вы решили, что лучший способ обратить на себя мое внимание – это опозорить мою дочь?
– Нет, клянусь, нет. В мои планы не входило причинить вред вашей дочери.
– Так зачем же вы белым днем перелезаете через забор моего дома на виду у всего Мадрида и набрасываетесь на нее? На мою, на дочь?!
Язык почти отказывался служить возмущенному отцу. Зато готовы были служить руки, они угрожающе сжимались в кулаки.
– Мне нужно было увидеться с вами. Мне нужно было срочно изложить вам план возвращения Алжира. Срочно. Как только я понял, как это сделать, я тут же вскочил на коня и помчался в Мадрид. К кому, скажите, я мог обратиться, кроме вас, в этом городе, кто бы понял меня лучше?! А тут какой-то забор, тупые слуги. Кроме того, то, как я добрался до вас, должно было показать, что я могу добраться до кого угодно.
– Вы безумец.
– Конечно. Но не в этом дело.
– Вы опасный безумец!
– Для кого? – совершенно искренне поинтересовался Мартин де Варгас.
Педро де Наварро ответил ему не сразу. Он решил, прежде чем определиться, что ему делать с этим сумасшедшим субъектом, успокоить давящую душу ярость. Генерал чувствовал себя безмерно оскорбленным. То, что безродный отставник и провинциал посмел пожелать Миранду де Наварро себе в жены, было отвратительно, глупо, дерзко, но хоть отчасти понятно. Но то, что какой-то ненормальный вояка, возомнивший себя Александром Македонским, посмел играть честью и чувствами Миранды де Наварро ради удовлетворения своих мелких профессиональных амбиций, не могло быть прощено.
Какое он заслужил наказание? Отец говорил, не спеши карать, чтобы потом не пожалеть, что покарал мало.
Мартин де Варгас по-своему расценил затянувшееся молчание полководца.
– Может быть, вы считаете себя в не силах или не вправе принимать решения по таким поводам?
Генерал усмехнулся, как палач болтовне неразумной жертвы.
– Скажите мне об этом.
– Если, допустим, я признаюсь в этом, куда же вы пойдете со своими планами?
– К кардиналу Хименесу или к его величеству.
Генерал снова усмехнулся.
– Вы предполагаете, что вам и до них удастся «добраться»?
Мартин де Варгас помрачнел, он вдруг подумал, что добиться желаемого будет труднее, чем он себе представлял вначале. Свет военной истины не может вразумить того, кто потерял способность видеть.
– Главной своей целью я вижу пользу кастильской короны, и если ради ее достижения понадобится совершить невозможное, я совершу то, что понадобится. Добраться же до кардинала и короля я не считаю невозможным.
– Что ж, мне кажется, я понял вас.
– Я же ничего еще не успел вам рассказать!
– В этом нет нужды.
– В чем нет нужды? В том, чтобы слушать меня, или в том, чтобы освобождать Алжир?
– Я сказал, что вы безумец, и вы безумец. Не знаю еще, каким образом я поступлю с вами. Для начала, на пользу кастильской короне, я сделаю вот что – я вас запру.
В глазах лейтенанта появился давешний яростный огонь.
– Это не я безумец, а вы, господин генерал! Как вы можете не видеть очевиднейших вещей!
– Эй, сюда! – громко крикнул Педро де Наварро. Не менее десятка стражников с шумом взбежало на террасу.
Оказавшись в сыром, темном подвале городской тюрьмы, Мартин де Варгас не впал в отчаяние, он впал в ярость. Он никак не мог смириться с тем, что лучший полководец королевства оказался идиотом. Ведь ему было все объяснено, он должен был оценить его, Мартина де Варгаса, порыв. Не оценил. На что может рассчитывать Испания, когда во главе ее стоят такие ничтожества? Нужно было обратиться за помощью не к нему, а сразу к кардиналу Хименесу. Или даже к королю. Король не может быть безразличен к интересам королевства. К тому же у него нет дочерей, заботы о которых могли бы заслонить заботы о государственном благе.
Но, может быть, и король и кардинал думают одинаково с Педро де Наварро? Может быть, генерал от них набрался осторожности и спеси?
Нет!
Невозможно!
В противном случае жизнь, его, Мартина де Варгаса, жизнь потеряла бы всякий смысл.
Надо как-то выбираться из каменного мешка.
Проще сказать, чем сделать.
Лейтенант обследовал как следует свое новое пристанище. Досконально. Исчерпывающе. И пришел к неутешительному выводу – без помощи снаружи покинуть эту сырую нору невозможно.
Надо подождать разносчика пищи и попробовать договориться с ним. Как? Пообещать деньги, которых нет? Послать письмо на волю? Кому?! Утопить тюремщика в миске с похлебкой и силой вырваться на свободу?
Не прошло и двух дней, как в тяжелой, мрачной двери, закрывавшей путь на волю, отворилось окошко и четырехпалая волосатая рука швырнула под ноги заключенному кусок овсяной лепешки.
Все!
С таким не разговоришься. И почему у него четыре пальца? Может, это такая специальная порода тюремщиков?
Лейтенант подошел к двери и, стукнув в нее кулаком, крикнул:
– Я хочу пить!
Никто ему не ответил.
Только не впасть в отчаяние, мысленно приказал себе лейтенант, уже впадая в него. На что он мог теперь надеяться? Только на то, что Педро де Наварро просто решил его проучить, подержит для острастки под замком и выпустит. Прислушавшись к себе, Мартин де Варгас понял, что на это не стоит надеяться.
Рассвирепев, он кинулся на непобедимую дверь и стал кричать, колотя в нее кулаками и ногами:
– Я хочу видеть короля! Я хочу видеть короля! Здесь дело государственной важности!