жен? И не мог же сатана отказаться впредь от попыток воздействия на жизнь человеческого мира посредством столь удачно придуманного способа? Эти мысли изводили меня, не давали мне спать, есть, я чувствовал, что если не разрешу эту загадку, то погибну.
– Насколько я могу судить, вы живы и здоровы,– прошептал больной.
– Да! – гордо ответил отец Хавьер.– Я жив, благодарение Господу, здоров, и я разгадал страшную загадку.
– В чем же состоит разгадка? – спросил кардинал.
– Я обратил взор на последующие века, ваше преосвященство, я разыскивал среди государей и князей, правивших под солнцем нашего мира, тех, кого можно было бы назвать преемником кровавого римского деспота.
– И что же – нашли?
Отец Хавьер загадочно улыбнулся и коротко кивнул:
– Нашел.
Последовала длинная пауза. Кардинал Хименес неотрывно глядел на изможденного францисканца, пощипывая кончик своей острой седой бородки. Даже любопытство его величества отчасти проснулось, и он, преодолевая болезнь, попытался приподняться на подушках.
– Говорите же!
Святой отец в очередной раз развернул свиток, как будто мог забыть имя своего открытия, и торжественно произнес:
– Фридрих фон Штауфен!
– Фридрих?
– Император Фридрих?! Да вы в своем уме, святой отец? – возмущенно воскликнул кардинал, но потом, овладев собой, решив, что измышления старика не стоят сильных чувств, добавил несколько более снисходительно: – Мне кажется, вы преувеличиваете.
– Что? – поинтересовался отец Хавьер, и во всем его облике была видна готовность опровергнуть любые возражения. Ему было даже жаль возражающих.
– Вы берете слегка через край, сравнивая императора Священной Римской империи с таким кровавым чудовищем, как Нерон. Если вы настаиваете, что сатанинский дух, изойдя из тела преступного римлянина, вселился в плоть христианского государя, то объясните хотя бы, почему он так поступил!
Отцу Хавьеру явно понравилось замечание кардинала, он даже хлопнул себя руками по бокам.
– Слава Господу, вы сами произнесли это слово!
– Не понимаю вас, да и его величество, насколько я вижу, тоже. Потрудитесь излагать яснее, отец Хавьер.
– Напрасно вы сердитесь. Очень важно, что именно вы сами догадались о переселении дьявольского замысла из одной человеческой оболочки в другую.
Его величество закатил глаза.
Его преосвященство встал.
Святой отец замахал руками:
– Осталось рассказать совсем немного. Вы удивляетесь тому, что я сравнил императора Фридриха с императором Нероном. Но чем же он лучше? Он предатель и клятвопреступник – об этом свидетельствует его обхождение с Арнольдом Брешианским[49] и его выдача папскому правосудию на глумление и сожжение. А это был верный его союзник и друг. Фридрих был жесток ничуть не меньше дохристианских правителей-убийц. Вспомните, как он обошелся с Миланом! Жители уничтожены или разогнаны, немецкие рыцари играли в своем лагере ломбардскими головами. Фридрих был богохульник, что для человека, носящего крест, еще большее прегрешение, чем для язычника! Разве не брал он Рим, разве Папа Александр II не вынужден был спасаться от него бегством?
– Разве не погиб он во время крестового похода? – в тон священнику сказал кардинал.
Но тот легко парировал это возражение:
– Но вспомните, что он говорил перед его началом! Ни о чем, кроме как о наполнении своей казны, этот, с позволения сказать, рыцарь Христа и не помышлял. То же доказывает его позорная смерть, не так ли?
Тут счел нужным вмешаться его величество:
– Он ведь всего-навсего утонул.
– Вот именно, всего-навсего. Не совершив ни одного подвига во имя веры, не срубив ни одной сарацинской головы. Господь наш не дал ему возможности хотя бы отчасти очиститься перед собой, он не позволил ему даже умереть красиво, в благородном бою.
Кардинал кивнул:
– Пусть так, пусть. Признаем, что все ваши доводы верны, но однако же нельзя не видеть и того обстоятельства, что ваш обвиняемый ныне благополучно мертв.
Отец Хавьер просиял, насколько это было возможно при его изможденном и своеобразном облике.
– Вы верно разбираете дело, ваше преосвященство, недаром вас считают умнейшим человеком своего времени.
– Благодарю вас, отец Хавьер,– кисло сказал Хименес. Он знал, что старик не способен к лести и его похвала – это настоящая похвала. Но какого дьявола (Господи прости!) ему вздумалось сыпать такими похвалами при короле?
А старика несло:
– Вот и я спросил себя, что же происходит с вредоносным духом, если его носитель мертв. И я ответил себе – он не может где-нибудь да не проявиться. Обязательно среди сильных мира сего найдется человек, который склонен встать на гибельный путь, кто нетверд в вере.
– И вы поглядели вокруг себя…
– Да, ваше преосвященство, вокруг себя, а потом и шире, прошелся внимательным, истинно внимательным взглядом к самым границам известного нам мира.
Фердинанд знаком показал кардиналу, что хочет воды. Отхлебнув воды из резного, оправленного в серебро стакана, его величество приподнялся на локте. К концу рассказа духовника он почувствовал себя заинтригованным. Настолько, что смог временно преодолеть слабость.
– Говорите, святой отец.
– Я подумал, что князь тьмы при всех своих силах и возможностях тем не менее не всесилен. Не во всякое время он может найти средь князей мира сего человека, способного стать вровень с такими антихристами, как Нерон или Фридрих. Иногда ему приходится выбирать из лиц помельче, из баронов, может быть, даже купцов и ростовщиков. Бывают у князя тьмы и совсем плохие годы, когда ему не на кого надеяться, кроме как на обыкновенных разбойников и убийц.
– Уже давно понятно, куда вы клоните, назовите же имя.
– Сейчас, ваше величество. Его зовут Харудж, магрибский пират.
Король медленно опустился на подушки. Наклонившийся было вперед кардинал незаметно выпрямился. И ему сделалось немного стыдно за свою минутную увлеченность этим рассказом.
– А почему именно Харудж? Разве мало по морям нынче плавает сброда и разве нет среди них негодяев позлее, чем этот?
– Боюсь, что нет, ваше преосвященство. Он самый ловкий, самый опасный среди всех морских бандитов. Он многократно попадал в безвыходные ситуаций и выходил из них без потерь и даже с добычей. Его травили, а он выживал. Его заковывали в кандалы, а он уходил, не повредив запоров. В него попадали ядра, а он отделывался только потерей руки.
– Про любого пирата, более-менее долго дурачащего наших флотоводцев и генералов, начинают бродить такие слухи.
– Смею утверждать, что в данном случае слухи, как никогда, близки к действительности. Но даже не это главное. Главное, что Харудж не похож на обычного бандита. Он не просто грабит и проматывает деньги. Он захватывает порты и целые провинции в Северной Африке, нет никаких сомнений – он замыслил построить целое пиратское королевство у нас под боком. Я вижу, что и эти доводы вас не вполне убеждают.
– У вас хорошее зрение, святой отец.
– Пытаетесь надо мной посмеяться? Это ваше право, замечу напоследок вам только вот что – Харудж не просто пират, не просто пиратский князь, он святотатец. Это он ограбил папские галеры, это он разрушил все церкви в захваченных портах и повесил священников вместе с собаками в обнимку.
Кардинал встал со своего кресла и медленно прошелся вокруг кровати короля, налил еще один стакан воды и предложил Фердинанду.
– Я и так все время потею, мне кажется, сейчас опять начнется приступ.
Хименес понимающе покивал:
– Может быть, послать за кем-нибудь?
Фердинанд усмехнулся:
– У моего ложа уже два священника, чего же мне больше?
Отец Хавьер медленно скручивал свой пергамент. Кардинал досадливо покосился на старика: как он не поймет, что ему давно пора удалиться? Развлек, благодарение Господу, хватит!
Старик, лишенный, к своему счастью, каких бы то ни было представлений о светских приличиях, и не думал смущаться, равно как и заканчивать разговор раньше времени.
– Почему вы меня опять не спросите о Харудже? С какой стати я выбрал его?
Кардинал только мрачно покосился в его сторону. Король бессильно захихикал.
Священник торжественно заявил:
– Потому что Харудж краснобородый!
– Как император Фридрих? – усмехнулся кардинал.
– Воистину так! Сатана всегда оставляет нам зацепку, строя козни, зацепку, по которой мы его можем разоблачить. Всегда торчит какой-нибудь хвост, такова его природа. В нашем случае это рыжая борода.
– Но, насколько я помню, император Нерон никогда не носил никаких бород – ни рыжих, ни синих.
Отец Хавьер торжествующе оглядел, присутствующих:
– То-то и оно, что все не так. Знаете, каково его настоящее имя?
– Говорите уже!
– Его настоящее имя Луций Домиций Агенобарб, что и означает – Краснобородый! Но это еще не все! После усыновления его императором Клавдием – заметьте, он не был законнорожденным сыном – так вот, после усыновления Клавдием его стали звать Тиберий Клавдий Друз Германский! Германский – вам это что-нибудь говорит?!
Слушатели молчали. Нет, они не были поражены, разве чуть-чуть удивлены. Удивлены, как ловко замкнулся круг длинного рассказа.
– Здесь и рыжебородость, и германский корень. В наших народных представлениях дьявол, если вообще уместно говорить на эту тему, как раз германских кровей господин, не так ли, ваше преосвященство?
Кардинал поморщился:
– Это, разумеется, глупости, мелочь, праздная деталь.
– Пусть так, пусть праздная, пусть деталь, но тем не менее идущая к делу, ведь верно?
– Ну, хорошо, пусть вы и правы с обнаружением каких-то общих корней у Нерона и Фридриха, с какого же боку годится тут ваш Харудж?
– Подходит напрямую. Напрямую, ваше преосвященство. Принято считать Харуджа сарацином, известно также, что он происходит родом с греческого острова Митилена. Ранее этот остров назывался, что уместно вспомнить, Лесбос, омерзительное и богопротивное место. Так вот, покопавшись в документах, я открыл интересную вещь: отцом Харуджа является не грек какой-нибудь, а чистокровный баварец Якоб Рейс, прибывший на Митилену всего лет за пять до рождения сына. Бавария же, как вам известно, удел германского императора. Нас пытались запутать, но запутать человека, не