Молодой бард из нашей школы, почти закончила учебу. Конечно, все мы также с нетерпением ждем и вашего выступления.
Кеннел, бессменный и неподражаемый придворный бард короля, ослепительно улыбнулся собравшимся. Его седые волосы торчали над головой, будто хохолок жаворонка. Зоя, в ниспадающих с плеч шелках цвета сумерек, с обычной куртуазностью приветствовала принцессу, а после перевела проницательный, любезный взгляд на барда. Как ни странно, она казалась абсолютно неуязвимой для его чар.
– Мэтр Кельда, – оживленно заговорила она сильным, мелодичным голосом. – Мне просто не терпится послушать вас. Не сомневаюсь, вы сотворите в этом зале настоящее волшебство.
При этих словах Иона Кле отчего-то фыркнул в бокал с вином. Кельда взглянул на Зою с интересом, точно на существо иного, незнакомого вида.
– Я слышал ваш голос, – заметил он. – Отчетливо и ясно, когда мы прибыли. Он был, как говорит мэтр Кеннел, изумителен.
– Пожалуй, да, – жизнерадостно улыбнулась Зоя.
Поднесенное блюдо крохотных пирожков-расстегайчиков в виде раковин гребешков с устрицей и черными жемчужинами икры внутри было оставлено без внимания всеми, кроме Беатрис, у которой в минуты подспудных страхов всегда разыгрывался аппетит, и Кеннела, проглотившего целую горсть даров моря, чтобы тут же вновь ввергнуть окружающих в пучины своего обаяния.
– Скажите, мэтр Кельда, часто ли вы покидали пределы Гризхолда? По-моему, прежде нам не случалось видеть вас при дворе короля Люциана. Да и при дворе его отца – хотя в те времена вы, должно быть, еще не завершили обучения. Я здесь, при дворе, так давно, что уже утратил счет годам.
Кельда покачал головой, что вызвало новый странный звук со стороны Ионы.
– Я редко путешествую. И, кстати, никогда не учился и даже не бывал в Школе-на-Холме.
– Если так, вы должны ее посетить!
– Да. Завтра. Я уже получил приглашение мэтров, и лорду Гризхолду не понадоблюсь. Но, мэтр Кеннел, вы ведь играли в этом замке даже не перед двумя, а перед тремя королями, включая деда короля Люциана.
– О, да – я стал придворным бардом перед самой его смертью. Удивлен, что вы помните об этом. Я и сам позабыл.
– Мы, гризхолдцы, жадны до новостей из Кайрая. Они согревают нас долгими зимними вечерами. Я преклоняюсь перед вашей жизненной силой, перед вашим мастерством музыканта. Вы занимаете эту должность так давно, что, конечно же, время от времени чувствуете соблазн уступить столь трудные обязанности барду помоложе?
– Никогда, – самодовольно ответил Кеннел. – Моему голосу и пальцам позавидует любой из молодых, память моя отточена неустанными упражнениями в Школе-на-Холме… Играя, я забываю о собственной старости!
– Вы заставляете всех нас забыть о ней, – пробормотал Фелан, с неодобрением покосившись на заезжего барда, повернувшего светскую беседу в столь сомнительное русло, и это привлекло внимание Кельды к нему.
– Если не ошибаюсь, вы тоже из Школы-на-Холме?
– Да, – с той же сухостью, что и Иона, ответил Фелан. – Но я лишен амбиций и не имею ни малейшего желания занять место Кеннела. Кеннел – великий бард, образец для всех нас, и я могу пожелать ему лишь одного – играть при дворе Певереллов, пока он сам того хочет.
– То есть, – с улыбкой добавил Кеннел, – до тех пор, пока не сделаю последний вдох в паузе меж строк, и мой последний неспетый куплет не останется среди этих древних стен навеки.
– Восхитительно, – восторженно сказал Кельда, останавливая поднос с маленькими рыбками из лососевого паштета с каперсами вместо глаз, выложенными поверх треугольных гренков. – Ваш пример всем нам может служить наукой.
– Видите ли, – учтиво начал Кеннел, сделав паузу, чтобы отправить гренок в рот, прежде чем продолжить.
Глотнув, он вновь сделал паузу, снова глотнул…
Поедая рыбку из паштета, Беатрис увидела, как его лицо приобрело оттенок хорошо прожаренного лосося, затем – сырой говядины, и едва не поперхнулась сама. Иона резко сказал что-то Кеннелу, внезапно навалившемуся всей тяжестью на изумленную Зою. Несмотря на все усилия, у нее не получилось удержать старика. Он заскользил вниз, и тут Иона, вскинув руку, с силой ударил старого барда локтем под ребра. Вино, выплеснувшееся из бокала Ионы, залило Кеннела с головы до ног и щедро окропило рыбку из лососевого паштета, вылетевшую из его горла, точно последнее слово в разговоре, за миг до того, как старый бард осел на пол у ног Беатрис.
Глава десятая
Принимая во внимание таинственную природу талантов барда, прославлявшего двор короля Оро и неизменно занимавшего место по правую руку от него на советах, король поставил перед Декланом задачу отнюдь не из легких. В первый раз Деклан выбрал себе на смену того, кого знал и кому доверял – искусного музыканта, по-видимому, наделенного талантами, необходимыми королю Оро. Подобно Деклану, этот бард также прибыл с королем из их родной страны. Заметки придворного летописца по данному поводу прямо указывают на то, что безвременная и совершенно неожиданная смерть этого барда действительно оказалась для короля сногсшибательной потерей. На родине найти замену погибшему барду было бы несложно, но в новом королевстве Бельден бардов обучали совершенно иначе, и тех, кто обладал бы всеми знаниями и умениями, необходимыми придворному барду короля Оро, просто не существовало в природе. «Молодой бард не оставил в этой дикой стране никого, кто смог бы его заменить, – сообщает летописец. – Королю Оро оставалось одно: вновь призвать ко двору Деклана, ежели тому не удастся найти никого, наделенного требуемыми навыками».
Каковы же были эти «требуемые навыки»?
Их либо хранили в тайне, либо упоминали лишь между строк, либо их так легко было опознать, что никаких объяснений не требовалось. Все эти варианты равновероятны, поскольку никто не дает объяснений, отчего требованиям короля Оро не мог бы так же легко соответствовать любой талантливый бард, рожденный в любом из бывших пяти королевств. Упоминания о сверхъестественных силах Деклана встречаются и в исторических хрониках и в балладах. Однако упоминания, встречающиеся в хрониках, немногословны, уклончивы, и зачастую их достоверность не может не вызывать сомнений.
«Туман же, что окутал противника в тот третий день [Битвы при Уэльде],
Умело был призван Декланом, и так был король Приграничий повержен во прах».
Но неужели летописец Оро действительно хочет сказать, что Деклан призвал на поле боя туман, ослепивший только войско короля Анстана?
Если так, таланты, погибшие с последним бардом Оро, было бы невероятно трудно найти в ком-то еще. Более того, эти лапидарные строки заставляют взглянуть на все победы короля Оро под иным углом и в некоей оккультной манере объясняют его быстрый триумфальный захват тронов пяти королей: его флот бросил якоря в туманных водах Стирла весной, а к следующей весне он объявил себя королем Бельдена.
Современному историку остается только отринуть неверие и сделать вывод: король, требуя от Деклана найти преемника барду, обладавшему подобной властью, был в полной мере осведомлен, сколь крепкий орешек предстоит раскусить престарелому барду.
Веселый, он с песней сквозь ночь идет
И песня его звонка.
А дева на башне неверного ждет.
Сколь стража ее горька!
Горячие слезы пали на лед,
Что остер, как горечь обид,
Зовет она раз и другой зовет,
А лед зловеще трещит.
Умолк он и взглядом встретился с ней
И вдруг – роковой удар!
В сердце, что всех снегов холодней,
Вонзился осколок льда.
Вот так-то смерть придворного барда и оказалась семенем, зароненным в голову Деклана, пустившим росток, что покрылся листвой и ветвями, дал завязь и, наконец, расцвел первым состязанием бардов, устроенным в королевстве Бельден.
Прежде чем объявить о нем даже собственным ученикам, Деклан созвал тех немногих, кто бился над его палочками-черточками, и наконец позволил им увидеть друг друга воочию.
Они собрались в одной из комнат, занимаемых Декланом в средней части башни, на полпути наверх, где он хранил инструменты и наставлял учеников. Радуясь половикам и шкурам под ногами, все сгрудились поближе к огню и с мрачным удивлением воззрились друг на друга. Никто из этой потасканной, измученной холодами компании особыми талантами не блистал. Каждый усердно трудился, неплохо играл, неплохо пел, и даже не подозревал, какие достоинства остальных побудили Деклана ввести их в тайный круг избранных.
Было их пятеро: миловидный, надменный, русоволосый Блейз, потомок знатного гризхолдского рода; серьезный, важный толстячок Дрю, сын богатого эстмерского купца; высокая, стройная Ши с холодными васильковыми глазами и длинным хвостом волос цвета лесного ореха, дочь владельца деревенской пивоварни; угловатый, как огородное пугало, Оспри, чей отец служил мажордомом на юге, в одном из знатнейших семейств бывшего королевства Уэверли, и Найрн, сын мелкого арендатора-свинопаса.
Они встречались друг с другом каждый день, но близко не сошлись – даже Найрн с Ши, некогда, в канун лета, гулявшие вдвоем по цветущему берегу. «Кажется, будто с тех пор прошла целая вечность, – подумал Найрн. – И тот теплый, зеленый, полный ароматов мир давным-давно исчез с равнины». Дрожавшая от холода Ши бросила в его сторону короткий осоловелый взгляд и шмыгнула носом – быть может, со значением, а может, и нет.
– Отец выучил меня писать, – сказала она, – чтобы вести счетные книги. Но ничему подобному не учил.
– А меня и вовсе никто не учил, – откликнулся Найрн. – Я думал, все так пишут.
Блейз хмыкнул – негромко, но оскорбительно.
– Если до этого ты никогда не пробовал писать, – серьезно заговорил педант Дрю, – твоя ошибка вполне понятна. Однако довольно скоро ты должен был осознать, что тебе не хватает слов. Полагаю, в этом языке не найдется слова «трактирщик», или даже «сад»: подобные понятия были непредставимы для первобытных людей, не видевших разницы между…