ась их нежными высокими голосами, время от времени вступая в общий хор и помогая им не сбиться с такта, и вдруг увидела его в дверях.
От этого она едва не сбилась с нот. Годы дисциплины помогли вытянуть мелодию, вот только акцент фразы прозвучал не там, где хотелось бы. И, конечно же, то, что в устах любого другого прозвучало бы возгласом изумления, не укрылось от его безупречного слуха. Насмешливая улыбка, мелькнувшая в его глазах, вызвала у Зои прилив злости. С бесстрастным лицом дождавшись, когда дети доведут песню до конца, он вошел в класс и зааплодировал им.
Следом за ним в класс, точно завороженные, потянулись кое-кто из мэтров и дюжина учеников, включая и Фрезера.
– Как все это чудесно, – восхищенно заговорил гризхолдский бард. – Школа Деклана, стоячие камни, дубы! Отменный фон для передачи новым поколениям наследия древних бардов. Как же я вам завидую! – все это говорилось с таким простодушием, что Зоя на миг поверила ему. – Я ж нашел то, что умею, в тернистых кустах, вдоль грязных проселков и в эхе безлюдных руин. Я настраивал арфу под вой вьюг ледяных и древнейшие в мире напевы…
– Стоячих камней, что звенят в пальцах луны, как струна, – чуть слышно закончил Фрезер.
Наградой ему была внезапная ослепительная улыбка гризхолдского барда.
– Да! Я потрясен: вам известны эти допотопные строки?
– Нас здесь всему обучают, – робко ответил мальчишка, покраснев до корней волос.
– Как все это чудесно, – вновь выдохнул бард, обращая все свое обаяние к Зое. – Прошлым вечером я не видел вас в зале. И так жалел, что вы не спели.
– Я ухаживала за занемогшим мэтром Кеннелом.
– Да. Но я восхищен тем немногим, что услышал сейчас. Вы придете послушать меня сегодня?
– Я слышала ваше выступление накануне. «Гренвилль-холл». И едва не прослезилась.
– Едва?
– На миг, – медленно ответила Зоя, – это показалось мне настоящим волшебством. Какие бы тернистые кусты ни научили вас играть так, они, несомненно, и сами были волшебными. Мэтр Кеннел, на случай, если вы запамятовали поинтересоваться его здоровьем, мирно почивал, когда я оставила его.
– В вопросах не было надобности: о его самочувствии мне рассказали с утра, – в его мимолетной улыбке вновь мелькнула насмешка, издевательство, вызов. – Может, вы все же придете послушать? Заставить прослезиться того, чьи чувства уже тронуты внезапной болезнью друга, проще простого. А вот сейчас, средь бела дня, это будет не так-то легко.
Невольная улыбка, вызванная его словами, раздосадовала Зою не меньше, чем вчерашние слезы, и это тоже не укрылось от Кельды. «Похоже, оставаясь у него на виду, от него не скрыть ничего», – подумала Зоя.
– Я приду, – резко сказала она, охваченная любопытством, смешавшимся с неизвестно откуда взявшейся злостью.
Кивнув, Кельда вышел из класса, оставив Зою наедине с ошеломленными учениками. Фрезер потащился следом за ним – беспомощно, будто перышко, подхваченное течением.
Ровно в полдень ученики и мэтры, высыпавшие в сад, спеша по своим делам – кто в класс, кто в библиотеку, кто в трапезную – разом замерли, как вкопанные. Из тихой тенистой рощи донеслась таинственная, властная мелодия арфы. На глазах вышедшей из башни Зои все эти целеустремленные, занятые люди внезапно забыли, куда и зачем направлялись. Все повернулись к роще, свернули с пути и словно поплыли на звук над зеленой травой – как будто музыка заставила их забыть не только о делах, но и о времени, и даже о силе земного притяжения. Казалось, что поет сама роща, словно в памяти могучих деревьев воскресли певучие голоса духов первых дубов, учивших играть первого барда на свете.
Забыв обо всем, Зоя двинулась на звук с тем же бездумным упорством, что и все остальные. «Им известны секреты», – впервые в жизни поняла она. В пении древних дубов заключались разгадки множества тайн. Если бы только ей удалось подобраться поближе, начать понимать их язык – язык солнца, дождя, ветра, ночи… Они знали то, что хотелось знать ей. Они знали первые в мире песни, первое слово, выкованное молнией, запутавшейся в их ветвях, вышедшее из пламени и засиявшее в их корнях упавшей звездой. Если бы только подобраться поближе и разглядеть это… Зоя шла вперед, почти не замечая окружавшей ее толпы учеников и мэтров, высыпавших наружу из школьных зданий и безмолвно, будто еще не начав учиться этому новому языку, устремившихся к роще.
Достигнув края огромного круга, собравшегося у поющих деревьев, она остановилась, увидела лицо их песни.
Моргнув, она словно очнулась от сна, но лишь затем, чтобы столкнуться с новой тайной.
Пела не роща. Пел бард. И бардом этим был Кельда, совсем недавно спокойно наблюдавший за стариком, подавившимся костью лосося. Все остальные замерли вокруг с восторгом на лицах, еле дыша, словно еще не очнулись от сна. Бард, целиком поглощенный своей искусной игрой, тоже грезил наяву, все глубже и глубже увлекая в чудесные грезы слушателей.
– Да, хорош, очень хорош, – пробормотал кто-то рядом. – В этом ему не откажешь. Зоя, ты не знаешь, где я мог бы найти твоего отца?
Зоя зажмурилась и снова открыла глаза, наконец-то полностью стряхнув с себя оцепенение и поражаясь самой себе. Обернувшись на голос, она встретилась взглядом с Феланом. Тот был чем-то озабочен.
– Ты слышал? – прошептала она.
– Конечно, слышал. Я пришел прямо за тобой.
– Слышал, как пела роща? То есть сами дубы?
Фелан покачал головой.
– Видимо, это я пропустил, – окинув Зою взглядом, он улыбнулся. – Выглядишь совершенно околдованной. Даже волосы – будто проказники эльфы спутали. Да, есть в нем что-то этакое. Фрезер с виду просто сам не свой. Так ты не знаешь, где…
– Нет, – только тут Зоя сумела окончательно собраться с мыслями. – Разве отца нет в башне? Обычно в полдень он еще у себя, – Фелан покачал головой. – Тогда даже и не знаю, где… А что? У тебя что-то важное?
– Да, но только для меня одного. Помнишь, он предлагал поискать материал для моей итоговой работы в старых счетных книгах?
Зоя пожала плечами. Ее мыслями вновь завладело странное событие в дубовой роще.
– Возьми их сам, – предложила она. – Он возражать не будет. Большинство этих книг все равно сплошь в пыли да паутине.
– Ты уверена?
Вдруг Зоя заметила, что гризхолдский бард смотрит поверх голов расходящейся толпы прямо на них. Выражения его лица ей не удалось разглядеть, но догадаться было несложно: ради них всех он вытянул из собственного сердца золотую нить и сплел из нее паутину, и пара мух, безмятежно жужжащих на самом ее краю, наверняка вызвала у барда досаду, далеко превосходящую удовольствие от множества неподвижных жертв, запутавшихся в блестящих тенетах.
– Да, – шепнула она, поспешно отвернувшись от барда и следуя за Феланом под ясный свет погожего дня. – Я собираюсь навестить Кеннела, – продолжала она, оказавшись вне пределов слышимости. – Он просил заглянуть к нему сегодня. Увижу отца – передам, что ты одолжил его книги. Если он вообще это заметит.
– Спасибо.
Всю дорогу к замку Зоя размышляла не только о Кельде, но и о Фелане. Почему Фелан не слышал того же, что и она? Нельзя было не признать: она была так же ошеломлена, околдована, как и все остальные. Все, кроме Фелана, не сумевшего расслышать такой поразительной красоты, будто уши его были заткнуты пробками. Он слышал ноты, но не музыку. Почему?
Она так спешила убраться подальше от Кельды, скрыться от его всевидящих глаз, что даже не удосужилась переодеться. Что-то с ним было не так – несмотря на весь его дар, в нем чувствовалось что-то дурное.
Школьная мантия и всем знакомое лицо заметно облегчили путь Зои в замок. Ее препроводили в покои Кеннела и без промедлений впустили к нему.
Едва взглянув на него, Зоя отметила, что цвет его лица заметно улучшился – в отличие от настроения. Увидев ее, он улыбнулся с искренней радостью, но тут же нахмурился вновь, отчего его улыбка словно перевернулась вверх ногами. Как ни странно, он все еще лежал в постели, укрытый шелком и кружевами, в ночном колпаке поверх своенравных волос.
– Горло болит, – с досадой проворчал он. – Петь я сегодня не смогу.
– Но можете сыграть, – воспрянув духом, предложила Зоя. – А я спою.
Эта мысль вновь заставила его улыбнуться, и на сей раз улыбка угасла не так быстро. Он замолчал, не сводя с Зои немигающих, покрасневших глаз, выражения которых ей никак не удавалось постичь.
– Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала для меня, – сказал он, стоило Зое подумать, не заснул ли он снова.
– Да, – поспешила ответить она. – Все, что угодно.
– Я думал над этим вчера вечером, большую часть ночи и все нынешнее утро. И обдумал свое решение со всем возможным вниманием. Понимаешь?
– Да.
– Тогда не спорь со мной. Я собираюсь оставить должность придворного барда короля Люциана.
Зоя раскрыла рот, но только и смогла, что громко ахнуть.
– Но не раньше отъезда лорда Гризхолда, – с отвращением добавил Кеннел, – если только есть хоть какая-то надежда, что с ним уедет восвояси и его бард.
– Вы собираетесь уйти в отставку? Из-за какой-то рыбьей косточки?
– А стоит ли дожидаться чего-то еще?
– Но…
Едва не сев мимо кресла, Зоя поспешно оглянулась и придвинула кресло к кровати. Усевшись, она наклонилась вперед, крепко стиснула край простыни и круглыми от изумления глазами уставилась в лицо Кеннела – пристально, будто надеясь разглядеть ответ внутри, сквозь кожу и кость.
– Но почему? В этом нет никакой надобности! Вы еще полны сил, ваш голос, как всегда, верен и звучен, слух остер, пальцы…
– Мой слух, мой голос и пальцы говорят то же самое, – ответил Кеннел так сухо, что голос его заскрежетал. – Но я увидел в этой рыбьей косточке свою судьбу. Вот что я должен сделать: я объявлю о своей скорой отставке, но не оставлю поста придворного барда до тех пор, пока не будет избран новый.
– Значит, будет состязание, – прошептала Зоя холодеющими губами. – Состязание бардов всего королевства за высочайшую из должностей… Все они съедутся в Кайрай, и я увижу все это своими глазами…