– Вырезал здесь, чтоб не забыть… – коснувшись одной из строк, он поднял разноцветные глаза и взглянул в глаза Деклана. – Старая, видавшая виды арфа – вот и все, что есть у меня против прекрасных затейливых инструментов всех этих придворных бардов. Но может, она и сгодится. Надеюсь, что так. Я, видишь ли, сызнова могу потерять все, и потому уж постараюсь победить, – отведя глаза от Деклана, Уэлькин отвернулся к широкому окну в каменной стене. – Река… Какой приятный вид… Что ж, если у тебя все, увидимся в день состязания.
Кивнув совершенно сбитому с толку Найрну и старому барду, едва успевшему раскрыть рот, он исчез – растаял, словно луч солнца, зашедшего за тучу.
Найрн шумно перевел дух. Деклан закрыл рот. Он был непривычно изумлен и мрачен.
– Кто это? – с дрожью в голосе спросил Найрн. – Кто же он такой?
Деклан попытался ответить, но, очевидно, ответы, рвавшиеся наружу, смешались так, что он не смог проронить ни слова. Подойдя к Найрну, он взял его за плечо и стиснул пальцы так, словно невзначай выпал за окно и изо всех сил старался удержаться от падения.
– Ты должен победить, – строго сказал он и слегка встряхнул Найрна, точно для того, чтобы сказанное поглубже да понадежнее улеглось в его голове. – Должен. Иначе победит он, и я понятия не имею, кому открою двери ко двору короля Оро своей же собственной рукой.
– Но я…
Совиные глаза, устремленные в глаза Найрна, полыхнули огнем.
– Ты должен победить. Во что бы то ни стало.
Глава тринадцатая
Фелан сидел на полу в полуразрушенной башне в окружении пыльных томов. Поверх камней лежал потертый ковер, почти такой же древний, как и счетные книги, первая из которых была начата во времена самого Деклана. Уносить эту забытую всеми историю украдкой было как-то неудобно, и Фелан решил дождаться разрешения Бейли Рена. Книг – толстых, скрупулезно составленных реестров всех скучных бытовых подробностей давнего прошлого школы – скопилось более трех дюжин. «Трею Симсу, лесорубу, за рубку и доставку двух подвод леса с севера… Хейли Коу за девять бочонков эля и пять бутылок вина из ягод бузины… Гару Хольму за шесть жирных лососей из Стирла и дважды по стольку же щук… Принята в пользу школы плата за стол и кров для ученика Анселя Тигса от его отца, вновь с запозданием… Принята в пользу школы плата за ночлег для мэтра Гремела с двумя слугами, следующего через равнину проездом…»
Фелан прекрасно понимал, отчего Бейли держал кабинет и спальню здесь, в этих холодных стенах, а не в комфортабельной, недавно отреставрированной части древнего здания. Экономы писали и хранили историю школы, и древние камни стен пропитались ею насквозь. Здесь жил сам Деклан, под этими сводами до сих пор витали отголоски музыки первого придворного барда бельденского короля. Фелан с Зоей еще детьми излазали башню вдоль и поперек. Истертые ступени спиралью карабкались вверх вдоль округлых стен, мимо оконных проемов немногим шире лезвия ножа, на миг открывавших взгляду скупые, узкие полоски видов на город и Стирл. Ступени вели к тесным комнаткам, где покрывалось пылью и совиным пометом то, что не смогли унести за собой схлынувшие воды минувших столетий. Кабинет эконома располагался наверху, под самой крышей. Еще выше было лишь небо да обломки стен, некогда ограждавших комнаты, ныне открытые всем ветрам неведомой силой, сорвавшей с башни верхушку. Здесь, на той высоте, на какую только можно было взобраться по полуразрушенным ступеням, маленькие Фелан с Зоей часто сидели, пели солнцу и восходящей над равниной луне и дивились тому, как эти древнейшие в мире слова шествуют мерной царственной поступью в ночи и при свете дня, не удостаивая вниманием шумный город, как короста покрывший берега древних вод.
Здесь, под луной, на вершине полуразрушенной башни, они с Зоей однажды попробовали заняться любовью. Фелан вспоминал это с неизменной улыбкой. Однако оба они слишком хорошо знали друг друга, потому-то эксперимент и завершился одновременно успехом и неудачей. Оба были искренне рады этому знанию, но удовольствоваться друг другом не позволяло любопытство.
«Сей день руку к сему приложил Лайл Ренне, школьный эконом…»
Фелан задумался, закрыл книгу и потянулся за следующей.
«Сей день руку к сему приложил Фаррел Ренн…»
Заинтригованный, он отложил и эту книгу и раскрыл еще одну. А за ней – еще. Дни, месяцы, годы, столетия жизненной прозы: новая лохань для кухни; полдюжины ученических мантий от швеи Кассел; повышенная до должности кухарки судомойка; три мешка муки; найм нового мэтра; гроб к похоронам скончавшегося от старости мэтра; уплачено из школьных средств повитухе за прием родов у ученицы, родители коей отказались забрать ее домой… И все эти записи день ото дня подписывал кто-то из Ренов! Точно завороженный, Фелан листал страницы, все дальше и дальше углубляясь в прошлое. С течением времени почерк грубел, буквы меняли форму, правописание утрачивало строгость, становясь все капризнее и своенравнее. Рены превратились в Ренне, а потом в Реннов, чтобы затем, будто прыгнув вперед сквозь время, сделаться Ренами вновь.
– Рен… – пробормотал Фелан.
Дверь распахнулась, и в комнату, словно откликнувшись на его зов, вошел Бейли Рен. Фелан изумленно уставился на него – на этот осколок прошлого. Седина в золотистых волосах, глубокие морщины на строгом лице… Казалось, он замер на пике вечности.
– Что? – мягко спросил эконом, увидев выражение его лица.
– Вы же здесь, – изумленно проговорил Фелан, – с самого основания Бельдена! Как династия Певереллов!
– Да, кто-то из Ренов служил в этой школе всегда, со дня ее основания. В каждом поколении рождался некто, имеющий вкус к точности, к порядку, к ведению счетов. Действительно, выглядит как наследственная должность.
Фелан поднялся с пола, отряхнулся от пыли веков и нахмурился, вспомнив о нынешнем поколении.
– Что-то я не вижу здесь записей, сделанных Зоей.
– Я тоже, – с сухой невеселой усмешкой ответил Бейли. – Сам удивляюсь: как это истории удалось ее обойти? – он бросил взгляд на неопрятную груду книг у ног Фелана. – Ищешь что-то определенное?
– Да. Все, что касается Найрна.
– О-о, – негромко протянул Бейли.
– А также так называемого «Круга Дней».
На это эконом только покачал головой.
– Всех счетных книг я не читал. Упоминание Аргота Ренне о Найрне помню. А вот что могло иметься в виду под «Кругом Дней»… Понятия не имею. Если это было связано с получением или выплатой денежных сумм, то где-нибудь в записях да найдется.
Фелан поразмыслил над этим.
– В любом случае нужно с чего-то начать. Отчего бы не с начала? Нельзя ли взять самые ранние книги домой?
Мэтр Рен задумался, приняв такой вид, будто Фелан спросил, нельзя ли взять с собой его палец.
– Эти книги никогда не покидали башни. Если сумеешь уговорить их выйти за порог…
Фелан ушел, унося с собой три самых древних тома и поручившись всем состоянием отца, что не забудет их в трамвае и не обронит в Стирл. Дом встретил его тишиной. И Софи, и Иона куда-то ушли – скорее всего, по совершенно разным делам и в совершенно разные стороны. Устроившись на софе, Фелан раскрыл первую книгу и всего дюжину страниц спустя ушел в чтение с головой.
Отвлек его только Саган, вошедший спросить, не надо ли зажечь лампы, и будет ли Фелан этим вечером ужинать дома.
– Нет, – ошеломленно ответил Фелан, скатившись с софы и собирая книги. Мысли путались: казалось, в голове борются два бесконечно разных столетия. – Спасибо, я ухожу.
– Позвольте, я уберу ваши книги.
– Нет, – поспешно ответил Фелан, тут же представив себе, как пьяный отец находит их, листает его закладки и фыркает от смеха над тем, в какие дебри заплесневелого прошлого зашло исследование сына. – Я спрячу их сам.
Он шел вдоль реки, почти не замечая, как зажигаются в сумерках, отражаясь в воде разноцветными сполохами, окна и фонари. Вечер выдался теплым, по водной глади среди сверкающих фонарями роскошных барок, отошедших от пристани, чтоб их пассажиры поужинали над рекой, сновали торговые ялики. Возможно, на одной из этих барок была и мать. Иона же, скорее всего, сидел на верхушке стоячего камня с бутылкой в руке, пытаясь затеять спор с луной. Фелан шел, сам не зная, куда, и ничуть не удивился, когда, спустя милю-другую, ноги сами собой свернули в старейший кайрайский трактир, стоявший у самого берега реки, – в «Веселый Рампион».
Внутри обнаружилась шумная, пестрая толпа – ученики, мэтры, рыбаки и докеры, возвращавшиеся домой с реки, и богато одетые гости, явившиеся из города. Оглядевшись в поисках Ионы и не увидев его, Фелан облегченно вздохнул. Чейз Рампион радушно приветствовал его, принес ему пива и удалился. Оставшись в одиночестве среди шумной толпы, Фелан уставился в закопченное круглое оконце, глядя на чаек, кружащих над темнеющей водой.
Между первым появлением Найрна на страницах счетных книг и исчезновением его имени из записей явно произошло нечто необычайное. Нечто, скрытое между строк – столь кратких, будто первый школьный эконом, Дауэр Рен, писал их сквозь накрепко стиснутые зубы. «Сего дня уплачено из школьных средств Вилу Хоумли, каменщику, за починку того, что служит теперь крышей башни, и уборку упавших камней со школьных земель». За пару дней до этого из школьных средств было уплачено «Саликс, за заботу о незначительных ранах школьного эконома, а также Брикстону Мару, столяру, за новый стол и кровать для него же. Чернила и новая чернильница приняты от Саликс и со школьной кухни с принесением благодарностей».
Очевидно, прямо посреди состязания бардов древняя школьная башня рухнула, взорвалась или дала трещину. Отчего? От старости, от землетрясения, под внезапным порывом ветра, под тяжестью рухнувшего дуба? Об этом эконом умолчал. Что бы ни произошло, прихода и расхода это не касалось.
– Фелан!
От неожиданности Фелан вздрогнул. Кто-то тихонько скользнул в свободное кресло за его крохотным столиком. Отвернувшись от окна, Фелан с облегчением увидел, что это Зоя: по крайней мере, с ней можно было обойтись без пустой болтовни.