– Отцом великого рода, – пробормотал ошеломленный
Артур. – Прародителем огромного семейства, корнем большого древа!
Но тут Галахад откинулся на спинку стула и захохотал как безумный – казалось, он уже никогда не уймется.
– А по-моему, Галахад…
– Помалкивай, Ланселот!
– Не стану молчать! – крикнул в ответ Ланселот. – С
чего мне молчать, ежели я считаю, что прав Галахад?! Галахад до тех пор человек, до тех пор тот, кто он есть, покуда один он. Ведь как только появится у него семья, он уж не он, а что-то иное. И он, и не он. Взять хоть тебя, к примеру, господин король мой! – Галахад оборвал смех и покосился на Ланселота. – Ты был Артур до тех пор, пока не стал королем. Теперь ты король Артур, то есть что-то другое, и, может статься, придет час, когда Артур исчезнет и останется только король. Король, у которого есть только величие его, власть и покорная ему страна, но самого его уже нет нигде! Я это просто примеру, – поспешно добавил он, – и ты прости мне…
Галахад с такой силой грохнул по столу кулаком, что подскочили тяжелые оловянные кубки.
– Какого дьявола прощения просишь, коли прав ты?!
– Потому что люблю его, – прямо посмотрел Ланселот на Галахада, и великая воцарилась тишина.
Думаю я, престранно чувствовал себя Артур в эти минуты, ведь что произошло: его отругали и отчитали, словно ребенка, Галахад смеялся над ним, Ланселот же глубокомысленно его поучал, потом, словно короля тут и не было, они сцепились друг с другом, Ланселот объявил, что любит
Артура, но так сказал, словно самого Артура это даже и не касается, а Галахад, неистовый, вечно одинокий, вечно идущий своим собственным путем Галахад, смирился перед каким-то юнцом. Сила Артура к тому времени оскудела
– ведь и над ним, как над всеми нами, время всевластно, –
но не оскудели чувство справедливости и мудрость его.
Понял король, что не над ним Галахад смеялся, а над собой,
Галахадом, ибо представил себя почтенным отцом семейства, pater familias, и такой неподобной показалась эта мысль, эта картина его духовному взору, что разразился он громовым хохотом. Тот же неслыханный факт, что Галахад умолк, насупясь, и слушал речи юнца, Артур объяснил себе тем, что любит Ланселот Галахада, оттого и понял его, оттого посмел ему это высказать. Галахад же Ланселота, без сомнения, любит, но, кроме того, за что-то, Артуру неведомое, еще, кажется, и уважает – вот до каких дерзновенных мыслей додумался Артур. И мысль короля шла, как обычно, верным путем, потому что он был великий король и ошибся всего лишь дважды: когда повелел высадиться на берег Бретани, тем потопив свое войско в крови, и когда посватался к Гиневре.
Ибо Ланселот действительно очень привязан был к
Галахаду и даже, сказал бы я, в душе почитал его чуть ли не богоравным, но никогда никому о том не обмолвился хотя бы словом, даже самому Галахаду. А Галахад, одинокий, угрюмый, неистовой удалью славный, потому любил юного Ланселота, что видел в нем одно из возможных, и к тому же прекраснейших, осуществлений себя самого и угадал в нем сходные с собою черты: одиночество, призванность, способность призванию своему послужить. Вот почему, думается мне, когда юноша превзошел во владении оружием своих наставников и они уже ничему не могли его научить, Галахад принялся обучать его сам, за каждый промах отчитывая с такою же яростью, какую некогда обрушивал на себя самого, сделав неловкий выпад и получив по панцирю звонкий удар. Их обоюдную привязанность еще более углубляло страстное желание Галахада воспитать Ланселота более Галахадом, чем сам Галахад!
Возможно, это звучит смешно, даже дурно, но так оно и есть: хотя по годам Ланселот никак бы не мог быть Галахаду сыном, тем не менее угрюмого, во всем безупречного рыцаря полнило отцовское чувство. Хотелось ему – да и кому не хочется оставить след по себе в этом мире! – чтобы прекраснейший осанкою, превосходящий всех силою, победоносный Ланселот возвестил повсеместно величие Галахада. А тому, кто за это готов усомниться в Галахаде или даже презреть его, лучше бы подумать о том, сколь созна-
тельно трудился он противу себя самого, своими руками готовя себе наследника, того, кто однажды низвергнет его с трона, ибо замысел Галахада был таков: коль скоро Круглый стол существует, пусть, когда придет время, не болван какой-нибудь воссядет на место первого из рыцарей, Галахада Безупречного, но достойнейший из достойных –
Ланселот! Вот эту внутреннюю красоту и, думаю я, многое другое, чему, может, и названия нет, излучал Галахад. Говорят – правда, нет ли, не ведаю, а только, пожалуй, и правда, – далеко-далеко, там, где восходит солнце, раскинулись прегромаднейшие государства и больше они, чем
Британия и Франция, больше любой известной нам страны.
И в одной из стран этих живет, как говорит молва, некий зверь, полосатый телом, и хотя ленив он будто бы, но ужасно сильный и быстрый; и если однажды отведает он человечьей крови, то уж с тех пор только человека и подстерегает. Пока же не приохотится к человечине, мирно живет в своих пределах и убивает, лишь когда голоден.
Ему-то и был подобен Галахад, только в человечьих, конечно, мерках. На юге же, за Нубией и за Нилом, животное лев обитает. Силою, ростом и нравом такой же, как тигр, известный мне по хроникам и легендам. И гласит молва, будто римляне, еще прежде того как Цезарь побывал в наших краях, да и после того, выпускали на арену этих хищников вместе. Но звери те вели себя двояко: либо тотчас вцеплялись друг в друга и сражались насмерть, либо не боролись вовсе, в стороны расходились, даже если их нарочно пытались разъярить, перед самой мордой размахивая пылающими факелами. Думаю, Ланселот похож был на льва; и они с Галахадом глубоко любили друг друга.
Никогда не обмолвясь о том даже словом.
– Ну, что ж, – неподвижно глядя перед собой, проговорил Артур, – высмеял ты меня, Галахад. Всякий другой поплатился бы головой за такое.
– Знаешь сам, государь, не над тобой я смеялся.
– Все равно, – Артур шевельнул рукой, словно отогнал муху. Все равно. Не нужно тебе ни жены, ни титула, ни лена. Чем же пожаловать тебя могу?
– Коня дай мне и меч! Никогда я не буду вассалом.
Свободу мне дай!
С тем и уехал, как сгинул.
И вот, через сколько-то дней после великого небывалого ристанья, Галахад возвратился; это он, Галахад Безупречный, застонал, сходя с коня своего, Артур же обнял его как брата и увел ото всех; это его, Галахада, с нетерпением ожидали опозоренные рыцари, дабы он вернул им, справедливо разделив между всеми, «похищенную» Ланселотом славу Круглого стола!
Услышав, что прибыл Галахад, Ланселот опрометью бросился в королевские покои, однако алебардщики преградили ему путь.
– На нас обиды не держи, благородный господин! Король приказал: «Никого не впускать, даже Ланселота!» Так что нельзя и тебе войти!
– Что ж, и не войду! – отвечал взбешенный Ланселот. –
Вы же скажите им, что я на… на них… э, ничего не говорите, одно скажите, если спросят: здесь я, – С тем он сел у окна в тронном зале, упершись в пол обиженным взором. И
просидел недвижимо около часа. Ибо решил «пересидеть»
их величавое уединение.
Кто был знаком с Ланселотом, тот знает, сколь важные перемены должны были свершиться, чтобы сей избалованный судьбой и Артуром юноша так долго ждал своей очереди. Здесь кроется забавное – или поучительное? –
противоречие. Побеждая в одном за другим памятных поединках, Ланселот после первых побед своих кружил среди дам молодым павлином и с упоением наслаждался тем, что дамы тоже вокруг него вьются. Когда же пришло время серьезных сражений, он с каждым днем становился молчаливее, задумчивее – в нем началась та крайне опасная, но благородная работа, которая ведома только великим победителям и только после великих побед: он стал всматриваться в себя, заглянуть стараясь поглубже. И то, что увидел он, отнюдь не наполнило его торжеством. Думаю я, что именно в эту пору стал он душевно весомее, глубже и опаснее. Тогда-то, быть может, и начал он превращаться в
Ланселота. И вот теперь, когда его не допустили к королю и лучшему его другу, прежний Ланселот взвился было напоследок, но под окном сидел уже другой Ланселот.
Ланселот Победоносный.
Немало времени утекло, пока дверь наконец отворилась и Артур, выглянув, сказал Ланселоту, тупо воззрившемуся на носки своих сапог:
– Войди, Ланселот.
Ланселот вскочил и поспешил во внутренние покои.
Сэр Галахад, увидя его, встал, Ланселот подбежал к нему, они обнялись.
– Наконец-то вернулся! Рад видеть тебя… Убил его, да?
– Кого?
– Дракона. Что значит, кого? Рад видеть тебя.
– У меня нет причин радоваться, Ланселот! Господин наш Артур рассказал мне, каких натворил ты безумств.
Ланселот оскорбленно глядел в окно: он так ждал похвалы от Галахада, именно от него!
– Знаю. Король мой безумием назвал этот вызов. А что вышло? Одного за другим победил я всю банду.
– Н-ну… эту «банду» ты победил пока что не всю, я ведь тоже вхожу в нее, Ланселот. Знаешь ли, что натворил ты, победив знаменитых сих рыцарей?
– Знаю. Я был им достойным противником, бой был честный, Галахад, поверь, да вот и король Артур тому свидетель. Я победил всех, и притом так исхитрился, чтобы ни один не помер!
– Они умерли, Ланселот, умерли все, – Галахад был мрачен как туча, Артур молчал, словно в испуге. – Все они мертвы, покуда жив ты. Сколько одержал ты побед, столько приобрел врагов себе. – Он с силой ударил себя кулаком по лбу. – И надо же так, чтобы меня здесь не было!
– Что ж, враги так враги, – пожал плечами Ланселот. –
Если этого урока им мало, если кто-то из них глянет на меня косо, я того вызову и убью. Ну чем они могут навредить мне? Пока король Артур ко мне милостив, а ты –
друг мне…
– Вот-вот! – вскричал Галахад, – Или не видишь, они уже вредят тебе! Потому что слишком рано ты победил, слишком еще молод. Потому что осмелился побить их и потому… Эх!