имого энтузиазма.
Это был человек-гора, человек-шар. То есть очень крупный толстяк. Возможно, мое детское восприятие преувеличило его сказочную тучность, но мне он казался именно таким сказочным и большим толстяком, с гигантским и как бы волнистым лицом, усеянным крупными родинками. Не так уж много было действительно толстых людей среди тогдашних художников и писателей. Толстым был, как мне вспоминается, поэт Борис Слуцкий, но если поставить на одну чашу весов Бориса Слуцкого, а на другую – Бориса Заходера, полагаю, Заходер перевесил бы. Но взвешивание поэтов есть дело зыбкое, поэтому не будем об этом. Как и многие толстые люди, Заходер любил одеваться в белое, широкое, как бы слегка колониальное. Жил он на своей даче с женой, а также с двумя собаками и с двумя кошками. Рослый эрдельтерьер, вторая собака небольшого формата, взбалмошно-веселая. Кошки, как водится, уклончивые, холеные.
Жена белокурая, статная, круглый год покрытая ровным загаром. Сейчас такое лицо навело бы на мысль о солярии, но я не уверен, что в тогдашнем Советском Союзе имелись солярии. Впрочем, существовали домашние лампы для искусственного загара – может, она пользовалась такой лампой? Обликом и аурой своей она походила на опытную порноактрису из немецких порнографических фильмов того времени. Я тогда порно, впрочем, еще не видел даже краем глаза.
Чувствовалось, что, несмотря на многие годы совместной жизни, Заходер очень прется на своей жене в сексуально эротическом смысле: он постоянно провожал ее жопу похотливым блестящим взглядом, пялился на ее грудь, плечи и руки с таким энтузиазмом, как будто видел ее впервые. Говорю же: он был подлинным энтузиастом земных радостей и сладостей. Будучи человеком, подарившим советскому народу Винни Пуха, он и сам нередко отождествлялся со своим героем. Заходеру как-то удалось присвоить себе этого героя, хотя придумал Винни Пуха вовсе не Заходер, а британский писатель Милн. Заходер всего лишь перевел книжку про Винни на русский. В начале девяностых мне попалось на глаза интервью с Заходером в одной газете, озаглавленное «Вини Пух – это я». Думаю, отождествляясь с Винни Пухом, он имел в виду безоглядное влечение к мёду, обозначающему в данном случае сладостные, нектарические эссенции бытия. В остальном он не был похож на Винни Пуха – ни обликом, ни характером. Винни простодушен, наивен, что дает повод Кристоферу Робину ласково называть его «мой глупый медвежонок». В голове у Винни опилки, да-да-да, но ворчалки и сопелки (а также кричалки, вопилки и прочее) сочиняет он неплохо и-ног-да. Ну да, Винни – поэт, так же как и Заходер, написавший за Винни эти бессмертные строки. Но никаких опилок в голове у Заходера не было, они там даже не ночевали; он явно не был ни глупым, ни наивным, ни простодушным – напротив, очень умный и остроумный тип, довольно язвительный. Несмотря на его пышное гурманство, несмотря на хлебосольный и гостеприимный его нрав, он вряд ли принадлежал к категории добряков. От советских детских писателей и поэтов требовалось в какой-то степени представать добряками перед лицом своей малолетней аудитории. Но на самом деле они, как правило, таковыми не являлись. Были остры на язык, любили хлесткие шуточки, нередко бывали подъебчивы, стебливы, с ехидцей. Злыднями, впрочем, они тоже не были, конечно. По-настоящему глубинно добрым человеком в их рядах был, как мне кажется, только Юрий Коваль. Это чувствуется в его прозе, ощущалось это и в нем самом. Но это, скорее, исключение на язвительном фоне прочих создателей доброго советского детства.
Заходер и его жена часто ездили за границу, особенно в Париж. В последующие годы до меня долетали ничем не подтвержденные слухи о том, что в Париже эта супружеская пара, не разлучаясь, предавалась сексуальным излишествам в платных домах наслаждения. Это очень мило, на мой взгляд. Подлинная супружеская солидарность на фронтах сладострастия. Не знаю, правда ли это или нет, но такие формы отдыха вполне гармонировали бы с их аурическими оболочками. Короче, гармоничная и дружная парочка: толстяк в белом и белокурая порноженщина. Никогда не видел, чтобы они огрызались бы или хмурились друг на друга. Он никогда не ехидничал в ее адрес, хотя постоянно ехидничал в отношении всех остальных. Нет, он просто пялился с обожанием на ее сиськи, на ее небольшую загорелую головушку. Она же, в свою очередь, была идеальной женой такому господину: кроме порноауры – абсолютный порядок, нигде ни пылинки, постоянно очень праздничная и нарядная атмосфера в доме, хлебосольный стол, ухоженные, сытые, чуть ли не светящиеся от довольства животные. Окрест дома грядки с садовой земляникой и клубникой, где мне разрешалось пастись, размазывая благоухающий сок этих ягод по своим восторженным щекам.
Почему-то советская власть к Заходеру относилась снисходительно: ему и его жене разрешалось на регулярной основе шляться в Париж и в другую Европу, отчего в доме присутствовало множество всяких западных штучек, каких-то сверкающих бытовых агрегатов, мало знакомых обычному советскому человеку. Ну, естественно, лежали журналы «Плейбой» огромной стопкой – хочешь смотри, хочешь дрочи, главное, не сжирай всю клюкву в сахаре. Но к дрочению я тогда еще был совершенно не готов, слишком мал, поэтому носился в саду с собаками. За забором, на соседнем участке, постоянно маячила фигура невзрачного дачника, одетого в какое-то подсобное тряпье: он там копался в своих грядках. Какой-то грустный, тусклый, осунувшийся старик. Как-то раз Заходер указал на него и сказал, что это академик Холмогоров. Этот человек вместе с академиком Сахаровым создал советскую атомную или, может быть, водородную бомбу. Это, конечно, удивительно! Весь мир десятилетиями обоссывался от страха перед советской бомбой, а создал ее вот такой вот полустертый, жеваный чувачок в трениках, в газетной треуголке на голове, заботливо высаживающий морковку и укроп в рыхлый и влажный подмосковный грунт. Чисто советские чудеса.
Мне с постели вставать неохота:
Я боюсь наступить на кавота,
У меня под кроватью живет
Симпатичнейший в мире кавот.
Вот чевота вспомнились совершенно некстати эти стихи Заходера. В общем, это превосходнейший детский поэт, об этом всем известно. Вот еще его знаменитый стишок про обезьян. Ну или якобы про обезьян, с двойным смыслом, ясное дело, как тогда было заведено:
Ваши предки, наши предки
На одной качались ветке.
А теперь сидим мы в клетке.
Справедливо ль это, детки?
Ну или вот еще одно, мое любимое:
Никакого нет резона
У себя держать бизона.
Потому что это жвачное
Грубое и мрачное.
Остроумное население сразу переделало «бизона» в «Кобзона»:
Никакого нет резона
У себя держать Кобзона..
Мой папа сделал великолепные иллюстрации к книге Заходера «Моя Вообразилия». Заходер обрадовался этим иллюстрациям пиздец.
От него я впервые услышал о Толкиене. Когда я чуть подрос, Заходер, зная меня неплохо и представляя себе сферу моих приколов, завел меня как-то раз к себе в кабинет, достал из шкафа здоровенный англоязычный фолиант и протянул мне со словами:
– Вот, Паша, этот писатель, о котором ты еще ничего не знаешь, скоро станет одним из твоих любимых писателей. А эта книга станет одной из твоих любимых книг.
Он не ошибся. Это был «The Lord of the Rings». Вскоре после этого вышла в русском переводе книжка «Хоббит, или Туда и обратно». Заходер подумывал перевести всю эпопею «Властелин колец», но эта идея не получила одобрения в советских детских издательствах. Советская власть (явленная в лице редакторов и редакторш) не захотела издавать «Властелина колец»: слишком мрачно, слишком мистично. Да еще с нежелательными политическими аллюзиями: всевидящее око Саурона и так далее. Поэтому «Властелина колец» я читал в самиздате: эти машинописные тома в самодельных переплетах ходили по рукам. Я, конечно, впал в экстатическое состояние, их читая.
До сих пор у меня на Речном где-то хранятся два самиздатовских, переплетенных вручную тома «Властелина колец». Текст полуслепой, с третьей копирки. Некоторые фразы и слова вообще не удавалось разобрать, зато как впирало!
Тот англоязычный том у Заходера я, конечно, читать не смог, слишком неприлежно относился я к занятиям английским языком, но часами рассматривал в этой книге карты Средиземья. Карты несуществующих стран – это я обожал! Я и сам постоянно рисовал карты вымышленных мною государств и земель: остров святого Альберта (более древнее название Эллибер), герцогство Блюмаус (изначально языческий Маун), тоталитарная Килиния, развратная пиратская республика Манаута, остров безумцев Каэроде, остров Амфион, заселённый в двадцатом веке потомками русских белогвардейцев, величественный Сентраполис, где уцелели остатки древнего юпитерианского культа, моря Тунг и Мият, усеянные бесчисленными островами, страна теней Зогот, куда никогда не ступала нога живого человека, китайская колония Чжан-Хэ, райские Олеандровые острова, где люди не ведают одежды и смерти, город Увидуве (энглизированное название Уидуэлл), в котором всегда идёт гражданская война, чернокожий Анггеракуанг, живущий под властью колдунов, русалочий демократический архипелаг, где голосуют перламутровыми плавниками, вздымаемыми из морских волн – ну и так далее, до бесконечности.
Почему же все-таки советская власть так часто разрешала Заходеру и его жене гулять по Парижу и другим западноевропейским городам? В то время выпускали в такие поездки неохотно – либо за какие-то заслуги, либо изредка выпускали просто по своевольному капризу. Но чаще всего отказывали, даже если речь шла о поездках в социалистические страны, причем формулировка отказа звучала так: «Ваша поездка признана нецелесообразной». Почему же советская власть считала целесообразным, что Заходер покупает в Париже новую соковыжималку усовершенствованной конструкции? В отличие от своих коллег по детской поэзии Сергея Михалкова или Агнии Барто, Заходер с властью советской особо не заигрывал, стихи про октябрятскую звездочку или про пионерский галстук не писал. В шпионы и стукачи он также не годился. Такие штуки предполагают людей шнырких, проникающих в разные круги, с пронырливыми глазками. А толстый Заходер ничем, кроме своих дел и наслаждений, не интересовался и никаких знакомств с людьми или кругами, которые могли бы занимать советскую власть, не поддерживал. Полагаю, что его выпускали за границу из-за его облика (особенно в сочетании с женой). Видимо, советская власть втайне гордилась, что у нас есть такие люди – такие толстые, счастливые, благополучные, уверенные в себе, вальяжные, незакомплексованные, обустроенные, свободно изъясняющиеся на иностранных языках, с приятной sexi-женой рядом. Таких людей не стыдно показывать за границей. Пускай себе ходят по борделям и покупают новые соковыжималки: это укрепляет престиж Советского Союза, потому что это не какие-то там озабоченные задохлики, а люди основательные, весомые. Ну и к тому же статус литературного переводчика также предполагал некоторый легальный контакт с Западом.