Как-то раз Заходер особенно поразил меня своим изощренным гурманством. Мы сидели у него в гостях, в какой-то момент все ушли куда-то в отдаленный угол сада – кажется, жена Заходера хотела показать моим родителям выращенные ею цветы. А мы с Заходером остались вдвоем сидеть на веранде. Вдруг он говорит:
– Хочешь, Паша, попробовать мое излюбленное сочетание двух вкусов? Это сочетание вкусов ветчины и апельсинового сока. Только и сок, и ветчина должны быть очень холодными – это главное. Ты заценишь.
Он подошел к холодильнику, достал оттуда апельсиновый сок и ветчину на тарелке. Ветчина была нарезана кубиками и, действительно, очень холодна, как бы даже схвачена тончайшим ледком. Сок тоже очень холодный, кислый, ледяной, так что слегка ломило зубы.
Надо было съедать кубик ветчины и потом сразу же делать глоток холодного сока. Я заценил. Действительно, охуительное сочетание вкусов – ничего не скажешь. Толстяк знал толк в таких аспектах!
Заходер принадлежал к категории людей, обладающих собственным ярко выраженным запахом. Не вонь, не аромат, но странный, как бы даже несколько химический, точнее биохимический запах, очень интенсивный. При этом этот запах не наводил на мысли о нечистоплотности или потливости. Несмотря на свою тучность, Заходер не был чересчур потлив. Он напоминал сухого бегемота, давно не погружавшегося в нильские воды. Запах этот присутствовал везде в его доме, он ощущался даже в саду. Но источником его было именно огромное тело Заходера. Запах не казался приятным или неприятным, просто он был странным, непохожим на все прочие смрады и благоухания. Сейчас, когда я пишу об этом давно умершем человеке, этот странный запах сам собой воскресает в моих ноздрях – даже не столько в ноздрях моего носа, сколько в ноздрях моей памяти. Обладает ли память ноздрями? Этот вопрос волновал Пруста, да и меня этот вопрос волнует. О ноздреватая Память, волшебница Мнемозина, императрица конфабуляций! Ты принюхиваешься к тому, что более не существует, ты вздрагиваешь своим лисьим носом! Но Лисий Нос – это под Питером. А здесь – Подмосковье, Болшево, дачный поселок недалеко от Мытищ.
В одной из предшествующих глав я в запальчивости утверждал, что советский кинематограф породил двух безусловных общенародных героев – Чапаева и Штирлица. И статус этих героев закреплен циклами народных анекдотов, им посвященных. Но были и еще общенародные герои, ставшие актантами многочисленных анекдотов. Только эти герои не были военными или шпионами, они даже не были людьми. Эти герои – Чебурашка, Винни Пух и Ежик-в-Тумане. Нечто обнаружилось в этих трех существах, что выделило их из множества иных анимированных нечеловеков, скачущих на экране коллективного созерцания.
Недавно меня спросили (в контексте обсуждения моего автобиографического романа «Эксгибиционист»):
– Вот вы, судя по вашим воспоминаниям, общались в советские времена с самыми разными представителями и кругами советской интеллигенции: с художниками, писателями, подпольными философами, диссидентами, иностранцами, криминальными авторитетами, религиозными деятелями, психиатрами, белыми хомяками, музыкантами, учеными и даже членами Центрального комитета Компартии Советского Союза. А случалось ли вам общаться с советскими киношниками? С кинорежиссерами, актерами и другими кинодеятелями?
Я ответил: «Нет, не случалось. Почему-то я с ними не пересекался». Я ответил и сам удивился своему ответу. Как же так случилось, что я с ними не пересекался, с советскими киношниками? Ведь тогда все общались друг с другом. Казалось бы, все круги как-то пересекались или хотя бы соприкасались краями. К тому же я всегда был оголтелым киноманом, то есть существом, полностью зацикленным на киноэкране. Но я, действительно, не знал советских киношников и даже ни разу не задумался об этом обстоятельстве, пока мне не задали этот вопрос.
Но потом я сообразил, что все-таки был один специальный сегмент советского мира кино, с которым я соприкасался, причем довольно интенсивно. Речь идет о советской мультипликации. Это и понятно: рисованные фильмы в наибольшей степени связаны с профессией рисовальщика, с миром изобразительного искусства. Кроме рисованных, были еще и кукольные анимации, но их я недолюбливал. Зато рисованные фильмы повергали меня в такой бешеный восторг, я настолько фанател от них, что нередко заявлял родителям, что хочу стать художником-мультипликатором или даже режиссером анимированных фильмов. Я каждый день покупал газеты, где печаталась программа телевизионных передач, и бережно подчеркивал авторучкой те часы и минуты, когда должен был произойти показ мультиков. Я был завсегдатаем кинотеатра «Баррикады» у метро «Баррикадная» (я там рядом и вырос, на Пресне): в этом кинотеатре показывали исключительно рисованные фильмы.
В кинотеатре «Россия» на Пушкинской также имелся сектор с отдельным входом и отдельными кассами, где показывали только рисованные фильмы. И в «Баррикадах», и в «России» показывали в основном подборки короткометражек, но иногда – и это был особый праздник души – случался полнометражный полновесный фильм! В СССР почему-то не делали полнометражных мультфильмов (я не уставал печалиться по этому поводу), но порой закупался японский полный метр, и это уже была территория экстаза. Никогда не забуду японский шедевр «Корабль-призрак» – я сходил на него раз десять, пока он шел в «Баррикадах». В этом фильме гигантское и чудовищное существо по имени Боа, обитающее на дне океана и занимающее значительный участок этого дна (нечто наподобие лавкрафтовского Ктулху), выделяло из себя некий сок – Боа-джус. Злые капиталистические силы разливали этот зеленоватый пузырящийся сок в баночки вроде кока-колы и продавали населению. Обожатели этого прохладительного напитка через некоторое время исчезали – таяли без следа внутри своих одежд: оставались от них лишь пустые тряпки, валяющиеся на тротуарах, пропитанные пузырчатым Боа-джусом. Сцена, где гигантский робот (Гиг-робот ростом в три небоскреба) превращает в шлак и щебень современный мегаполис, вызывала особенный восторг у представителей моего поколения. Трудно сказать, почему советский кинопрокат решил порадовать советскую детвору этим достаточно жутким фильмом. Наверное, это как-то связано с тем, что в коммерческой войне двух американских пузырчато-напиточных гигантов, «Кока-Колы» и «Пепси-Колы», Советский Союз занял сторону «Пепси-Колы». С этим концерном СССР заключил контракт, и пепси-колу стали продавать на советских землях. Пепси-кола, а также сопутствующие напитки «Фанта» и «Байкал» (последний напиток представлял собой извращенную версию русского кваса) продавали исключительно в стекле, в то время как неприятельский напиток кока-кола, отождествляемый с ядовитым желудочным соком Капитала, ассоциировался с цилиндрическими баночками из тонкой жести – именно в такие баночки разливают Боа-джус в фильме «Корабль-призрак». Тонкая жесть!
Впоследствии Виктор Пелевин обыграл тему советского пепси в романе «Дженерейшн П». Как следует из текста романа, «Дженерейшн П» – это и есть советское «поколение, которое выбрало пепси». По этому роману в нулевые годы двадцать первого века режиссер Витя Гинзбург снял фильм под тем же названием, и в этом фильме я сыграл весьма эпизодическую роль. Я сыграл компьютерного гения по имени Сева Велин: это забавно, ведь по жизни я самое дистанцированное в отношении компьютеров существо из мне известных. Любопытствующий читатель может посмотреть этот фильм, не вполне удачный, на мой взгляд. Впрочем, я не любитель российского кино (в отличие от советского). Можете глянуть и убедиться, как ничтожно я там промелькнул. Мне там лет тридцать семь, выгляжу я как бледный юнец в очках, в модном черном тряпье от дизайнера Дениса Симачёва, и меня сразу же убивают. Я успеваю только выкрикнуть квакающим голоском: «Я что-то важное хочу сказать! Я хочу сказать что-то важное!» На что актер Михаил Ефремов (ныне пребывающий, кажется, в тюрьме за то, что задавил человека, сидя за рулем в пьяном вдрызг состоянии) вопит: «Уберите этого мудака!» Михаил Ефремов там играет банкира. Амбалы-охранники тут же утаскивают меня, вырывающегося. Охранники мастерски изображали брутальность, на деле же они утаскивали меня очень предупредительно, нежно, постоянно спрашивая у меня шепотом, не больно ли мне и не вывернули ли они мне руку ненароком. В следующей сцене меня взрывают в автомобиле на фоне гостиницы «Украина».
Съемки этой сцены (которая в результате в фильм почти не попала) происходили очень долго и мучительно. Я валяюсь в раскуроченном автомобиле, типа, уже мертвый, засыпанный осколками битого стекла. Спасатели в аморфных униформах МЧС распиливают машину автопилой (искры и все такое), достают меня, кладут на мокрый холодный асфальт, а потом еще и засовывают в мешок для трупаков. И вот такой пиздец продолжается часами: дубль за дублем.
Меня это в какой-то момент заебало; я сказал, что отойду, типа, поссать, а сам перебежал улицу, поймал тачку и съебался домой прямо в черной сценической одежде от Дениса Симачёва. Водитель косился на меня: на мне блестели приклеенные осколки, а рубаха была залита кинокровью.
Вот такой вот, значит, эпизод из моей удивительной карьеры киноактера. С тех пор снимаюсь в основном в своих собственных фильмах. Впрочем, весь вчерашний и позавчерашний день (20 и 21 декабря 2020 года) провел на съемочной площадке. Снимался, правда, не в полном метре, а в клипе, но клип, видимо, будет очень навороченный, с сюжетом, как мини-фильм. Рэпер Хаски попросил меня сыграть в его клипе, который он сам и снимает, киллера по прозвищу Птичник. Этот киллер убивает заказанных ему персон с помощью голубей. Живу я (ну, то есть не я, а мой герой Птичник) в голубятне, соответственно. У меня там обустроенная комнатка, компьютеры, до хуя белоснежных голубей (сегодня во сне мне кто-то сказал: «Завари голубей!»). Одежда Птичника: войлочный шлем, длинное кожаное пальто в стиле «Город грехов», кожаные рыбацкие штаны.
Короче, мы с моей возлюбленной Соней Стереостырски довольно уютно там потусовались позавчера в этой голубятне, где-то в Коломенском. Сидели, пили красное вино возле горячей буржуйки (фото прилагается). Пообщались с настоящим Птичником: это такой реальный чувачок лет шестидесяти, типа просветленный дервиш, который лет тридцать тусуется с голубями в этой голубятне, там у него все обустроено: комнатка, печурка, гитара, фотки на стенах каморки. Короче, реальный уют. Запредельное местечко. А вчера снимали сцену в стриптиз-клубе, где-то в ебенях, на Хорошевском шоссе. Стриптиз-клуб «Бурлеск», довольно роскошный. Я там сижу один в своем кожаном прикиде, а передо мной стриптизерша исполняет шестовой танец. Стриптизершу изображала жена Хаски, Алина. К спине ей приделали большие птичьи крылья – ну это понятно: Птичник дрочит на птиц, это ясно.