Поворачиваюсь, чтобы вернуться в зал, но на половине пути слышу простуженный голос в спину:
— Привет, Принцесса.
Даже не поворачиваюсь – боюсь, что просто упаду. Его голос превращает меня в карамель, и я готова растечься по его телу, заполнить пустоту черно-белых татуировок. Кай так близко, что горячее дыхание скользит по моим плечам, оставляя на коже невидимые ожоги.
— Охуенное платье. Что у тебя под ним?
Я сглатываю – и нас окружает непонятно откуда взявшаяся толпа. Мы в самом центре зала, словно остров посреди бурной реки, и сложно представить кого-то менее заметного. И все же…
— Что-то красное, - отвечаю я, когда Кай дует мне на шею, освобождая кожу от непослушных прядей.
Он даже не дотрагивается до меня, но я чувствую себя совершенно голой, позорно обнаженной в каждой из сотен своих непристойных мыслей. И сейчас – именно сейчас, пока еще не пройдена точка невозврата – нужно бежать. Вспомнить, что я замужем и что хочу спасти свой новорожденный брак. Вспомнить, что кратковременные интрижки – это грязь, которая обязательно рано или поздно всплывет.
Для таких, как я, в аду отдельный котел и индивидуальные пытки.
Но я завожу руку за спину, опуская чуть ниже бедра, закрываю глаза, боясь, что наваждение исчезнет…
… и Кай сплетает свои пальцы с моими.
Можно найти себе миллион оправданий, сказать, что это просто невинный флирт, что-то похожее на игру, попытка вспомнить, каково оно – быть женщиной, чей взгляд сводит с ума красивого парня. Можно оправдать даже наши украдкой сплетенные пальцы.
Но я не хочу этого делать. Если есть в мире мера вины за супружескую измену, то я покорно подставляю шею под ее карающий удар. Потому что я виновата во всем, но в первую очередь в тех мыслях, где хочу, чтобы этот дерзкий мальчишка поднял руку выше, пробежал по запястью самыми кончиками пальцев, чтобы оставил на мне свой невидимый след, прижал тонкую ниточку вены и услышал в беспокойном биении сердца все мои самые потаенные мысли.
Вздрагиваю, потому что кто-то неосторожно толкает меня в плечо и, делая шаг назад, я оказываюсь прижатой к груди Кая. Слышу, как он скрипит зубами, чуть сильнее сжимает пальцы, и мне почему-то невыносимо больно от того, как обручальное кольцо врезается в кожу и суставы соседних пальцев.
— Ты здесь надолго? – спрашиваю я, делая вид, что скольжу по залу заинтересованным взглядом.
— Еще час минимум, - вдыхает он. – У нас презентация.
— Ты поменял работу?
— Уже больше месяца, как.
Мне кажется, что он очень старается подавить упрек в голосе, но слова все равно неприятно щекочут нервы. В самом деле, мы виделись так давно. И все время, пока я пыталась вырулить корабль семейной жизни из штормов и бурь, жизнь Кая тоже не стояла на месте. Я даже не знаю, как у них с Олей, потому что после откровения Олега поставила табу на тему его дочери, прекрасно зная, что по логической цепочке муж вспомнит о Кае. О Кае и обо мне. О нас.
Это странное неуместное «нас» бьет меня наотмашь, и я невольно прикладываю пальцы к губам, пряча непроизвольный вздох.
— Замерзла? – спрашивает Кай.
Он делает шаг в сторону, и мне хочется закричать: «Стой! Не уходи! Не дай мне утонуть!» Но Кай все так же крепко держит мою ладонь, просто поворачивается так, чтобы прикрыть нашу порочную связь собой, одновременно здороваясь с кем-то за руку. Рядом с пожилым солидным мужчиной стоит пара близняшек Олиного возраста. Красивые жгучие брюнетки, и каждая на свой манер стреляет в Кая глазами. Я знаю, что должна просто отвернуться и сделать вид, что ничего не видела. Но… Кай такой красивый сейчас, что сама невольно на него засматриваюсь. Темные волосы все так же растрепаны, хоть теперь в его прическе хотя бы наметилась видимость порядка. Вежливая, немного уставшая улыбка, упрямый взгляд. Он что-то говорит, а я, словно заколдованная, слежу за движением его губ, за пятнышком родинки.
Он взял мою рубашку. Ту, что выбрала я.
Меня снова теснит потоком людей, отступаю, чтобы как-то уйти с пути – и наши с Каем сцепленные руки растягиваются опасно далеко. Нужно его отпустить, немедленно, пока это не стало слишком очевидным, пока одна из черноглазых девчонок не опустила взгляд ниже.
Но я просто не могу.
Мне страшно быть здесь одной. Страшно, что в этой безликой пустоте мы потеряем друг друга, что я нырну – и уже не выплыву.
Кай прощается, и я чувствую себя счастливицей, которая выиграла забег. Эгоистка во мне, о существовании которой я даже не подозревала, хочет, чтобы девчонки поскорее ушли, перестали смотреть на него, словно на эксклюзивное мороженное. И они уходят, то и дело оборачиваясь, перешептываясь и глупо хихикая, скользя взглядам по его росту.
Кай поворачивается, простреливает меня пристальным взглядом, разрезает и разрушает до основания. Все мои принципы, убеждения, попытки остаться верной женой и показное безразличие. От меня остается даже меньше, чем от сгоревшей до основания свечи.
Он что-то говорит, но голос в динамиках у нас над головами объявляет какую-то демонстрацию, и люди в выставочном зале оживляются. На нас Каем напирают с двух сторон, и нам приходиться расцепить пальцы. В попытках отыскать островок покоя я пячусь к стене. Уговариваю себя тем, что так надо: мы увиделись, поддались импульсу взяться за руки, но теперь нужно просто пойти каждому своей дорогой. Возможно, он пойдет прямиком к одной из тех девочек?
Ревность – это хуже, чем раскаленной иглой в свежую рану.
«Беги… Беги…» - почти умоляет внутренний голос, и я собираю в кулак остатки воли. Иду туда, где над головами видны створки раскрытых дверей. Там есть то, что мне нужно – глоток воздуха, отрезвляющий кислород. И где-то там, по улице ночной столицы, за мной уже едет мой муж.
Глава восемнадцатая: Даниэла
Я почти задыхаюсь, когда, наконец, выскакиваю на улицу. Первая неделя октября не балует: вчера было холодно, сегодня днем солнечно, и вот опять – промозглый рваный ветер, прямо в лицо. И грохот грозы над головой, от которого я трясусь, словно девчонка. В зловещей вспышке молнии мир на мгновение преображается. Это словно включить и выключить свет, и в коротком промежутке даже знакомые вещи кажутся чужеродными.
Моя машина безнадежно потеряна на парковке среди десятков внедорожников и элитных седанов. Найти ее самостоятельно я смогу только днем, но точно не сейчас, одурманенная собственными неясными желаниями и испуганная стихией, перед которой совершенно беспомощна.
Машинально достаю телефон, набираю номер Евы и сбивчиво, путаясь в словах, говорю, что мне нужно бежать. Она даже не спрашивает, куда и почему – слишком хорошо меня знает, чтобы не расслышать слова между строк. Завтра или послезавтра, или через неделю, когда приведу мысли в порядок, я все ей расскажу. Облегчу душу, чтобы хоть одна живая душа на всем белом свете сказала, что я – не мерзкая тварь, тайком мечтающая о чужом мужчине. Ева поймет. Ева всегда все понимает.
Меня бросает в озноб. Кажется, будто под одежду сунули пакет со льдом, и от позвоночника расползается опустошающая изморозь. Я хватаюсь за то немногое, что у меня осталось: желание иметь семью, желание стать матерью, желание держать на руках чудесного малыша. Чудесного черноглазого малыша, с ресницами, как у дорогой куклы и родинкой над губой.
Я знаю, что упала в самую глубину – дальше некуда. И нужно прямо сейчас, пока еще могу хоть немного контролировать свое тело, уходить. Пешком, в грозу, в резкий хлесткий дождь, понукаемая эхом слов Олега: «Я же люблю тебя, родная… Я же для тебя все…»
Он любит, и я бегу к нему, но от него.
Я почти сразу замерзаю, но даже не пытаюсь согреться. Промокаю насквозь и сразу вся. Кажется, иду так долго, что скоро переступлю за край света. Пар валит изо рта, руки дрожат, пальцы сжимаются в кулаки и разжимаются, вытягиваясь до болезненного хруста. Еще никогда в жизни мне не было так больно. Я словно вся истекаю кровью, и хуже всего то, что даже это сожаление – оно насквозь фальшивое.
Молния разрезает небо прямо у меня над головой, превращая плоть в камень. Легкие разрываются без спасительного вдоха.
— Дыши… - слышу голос рядом.
И сильные руки обнимают, защищают от всего мира.
— Просто дыши, Принцесса, - шепчет Кай, перебирая мои мокрые волосы. – Это всего лишь гроза.
— Кай… Кай… - шепчу его имя непослушными губами. – Я же сбежала от тебя, понимаешь?
Он ничего не говорит, только подтягивает к себе, вынуждает встать на носочки. Его рубашка прилипла к телу, и я чувствую, как вода течет между пальцами, когда сжимаю в кулаках насквозь мокрую ткань.
— Отпусти меня, пожалуйста, - плачу навзрыд.
И знаю, если он сейчас разожмет руки – это будет навсегда. Потому что таким, как мы, судьба не дает второй шанс, ведь мы и так украли у нее эту встречу, нарушили правильный порядок вещей, в котором я – чья-то счастливая жена, а он – чей-то счастливый муж.
— Ты мой программный сбой, - говорит Кай - и я скорее чувствую, чем слышу, как он улыбается. – Ошибка, которую не исправить без полной перезагрузки мозгов. Но я тебя не держу, Принцесса.
Я отстраняюсь, увеличиваю расстояние между нами. Мне нельзя на него смотреть, но и не смотреть невозможно. Последний раз, одним глазком, чтобы выжечь на сердце, превратить в мою собственную черно-белую татуировку.
Его челка прилипла ко лбу, в вороте рубашки болтается цепочка с военными жетонами. Ткань облепила тело, грудь тяжело поднимается и опускается, а дождь стекает по приоткрытым губам. И волчий взгляд разрывает душу, просачивается в кровь, заменяя собой кислород. Может быть, только на минуту, а, может, навсегда, и тогда я умру, как только он исчезнет.
И как обухом по голове: уже слишком поздно. Я уже не спасу свое сердце, но могу побороться за душу.
— Уходи! – кричу прямо в его бесстыжие глаза, впервые в жизни совсем не стесняясь слез. И громче грозы, до порванных связок, перекрикивая тревожные сигналы собственного сердца: - Я замужем! Я не девочка на раз!