И именно здесь меня находит Олег. Он в одних домашних штанах, взъерошенный и явно проснулся не по будильнику. Взгляд мечется между мной и телефоном, который лежит на столе. Я хотела написать Каю, но нашла силы не совершать хотя бы эту глупость.
— Оля в больнице, - говорит Олег хриплым голосом.
Первое, что проносится у меня перед глазами – наш разговор днем. Ее отчаяние в голосе, попытки заставить меня выслушать ее проблемы. И что-то такое жалит куда-то в бок, впивается туда ядовитой гадиной сожаления, отвращения к самой себе. Я ведь ее не послушала… потому что спешила к Каю. Эта мысль скользит по кромке сознания – и я трусливо отбиваюсь от нее, потому что вывод, который приходит следом, просто растопчет мои слабые попытки хоть как-то оправдать нас с Каем. Но ничего не получается: эхо ее укоров до сих пор сидит в ушах и теперь звучит так громко, будто звук выкрутили на самый максимум. Цепляюсь пальцами в ткань на коленях, лишь бы не закрыть уши.
— Напилась, - добавляет муж уже злее, на глазах становясь мрачным, как голодное животное. – И, кажется, обкурилась какой-то дряни.
Я сглатываю и мне – совсем чуть-чуть – становится легче.
— Ты поедешь к ней? – спрашиваю я.
— Мы поедем, - поправляет Олег.
Я набираю в грудь побольше воздуха, отвожу с лица волосы и показываю Олегу теперь уже не такой заметный, но все-таки еще темнеющий на коже отпечаток Олиного удара. Если бы я не была такая тонкокожая и бледная, он бы сошел за пару часов, но я проношу его еще как минимум пару дней. Олег подходит ближе, берет меня за подбородок, поворачивает лицо так, чтобы получше рассмотреть. Вздыхает.
— Оля снова пришла ко мне жаловаться на жизнь, - говорю четко и почти спокойно. – Я не могу вечно выслушивать ее проблемы, Олег. Она ждет, что я дам какой-то универсальный совет от всех проблем, но у меня его нет. И когда я отказалась…
— Она моя дочь, - говорит Олег.
Я слишком нервно смеюсь в ответ на эту фразу, потому что заранее знаю, что последует дальше. Любой наш разговор об Оле начинается с нерушимых столпов: «она его дочь» и «он должен о ней заботиться, потому что родная мать на нее наплевала».
— И родной матери она не нужна? – с издевкой подсказываю я.
Муж хмурится, но молчит.
— Я так больше не могу, Олег. Я не хочу жить в вечном страхе, что однажды тебе позвонить из морга и скажут прийти опознать труп, который выловят из речки или вынут из петли, или по кускам соберут на рельсах.
— Хватит, Даниэла! – громко, до шума в моей голове, рявкает Олег. – Она просто девчонка! Она запуталась и ей нужна подруга, которая не скажет, что решение всех проблем в алкоголе и «косяке».
— Да на здоровье, но это буду не я.
Пытаюсь встать, чтобы просто уйти, разомкнуть этот тяжелый разговор, который вот-вот превратится в наш очередной скандал, но Олег хватает меня за плечи и силой усаживает обратно.
— Я заберу Олю сюда, теперь окончательно, - говорит муж и тычет пальцем мне в нос, как бы предупреждая, что пока он не закончит – рот лучше не открывать. – И она будет жить здесь, с нами, до тех пор, пока десяток дипломированных психологов не подтвердят, что моя дочь готова жить самостоятельно. И ты будешь выслушивать все, что она захочет рассказать. Двадцать четыре часа в сутки.
— Нет, - твердо говорю я.
Что-то во мне скручивается, туже и туже, собирается кольцами, сжимается, чтобы через секунду выстрелить прямо в позвоночник, прострелить по нему до самого затылка, до красных мошек перед глазами.
— Она никогда не повзрослеет, если ты будешь нянчиться с ней после каждой выходки, - кажется, слишком громко и зло говорю я. – Она никогда не научится решать свои проблемы, как взрослая, если каждый раз ты будешь все делать за нее. И, знаешь, что? Я вам не груша, которую можно колотить для психологической разрядки!
Я выбегаю в гостиную, но Олег догоняет меня и за локоть резко разворачивает лицом к себе. На миг мне кажется, что он тряхнет меня так сильно, что глаза выкатятся из глазниц, но он просто поджимает губы в одну тонкую линию и смотрит-смотрит, словно пытается прочитать мои мысли. Пробую одернуть руку, но добиваюсь лишь того, что муж прижимает меня к себе.
— А как же «мы – семья»? – спрашивает так тихо и холодно, что волоски на руках встают дыбом. – А как же «я больше не хочу быть любовницей?» Или тереться о чужого мужика приятнее, чем помогать ему решать семейные проблемы?
— Прекрати, - прошу я. И снова попытка освободиться ничего не дает. – Ты прекрасно знаешь, что я не заставляла тебя разводиться с дулом у виска.
— Ну конечно, ты не заставляла, - язвит он. – Ты просто настойчиво дала понять, что я должен выбрать.
— Ты всегда мог выбрать жену, - огрызаюсь я.
Господи, о чем мы сейчас говорим? Разве не должны хотя бы пытаться найти способ поладить? Придумать разумный компромисс, как это делают в других семьях, как это должно быть между любящими людьми?
И меня внезапно, очень сильно, так, что подкашиваются колени, оглушает мысль: я просто его не люблю.
Вот так, без пафосных слез, без тяжелых и затяжных боев с собой я просто понимаю, что не люблю этого красивого, ухоженного, дорогого мужчину, потому что никогда не тонула в его глазах, не возрождалась, умирая, в его руках, не упивалась тем, что на моей коже остались следы его слишком крепких прикосновений.
Что я просто, как последняя сука, разрушила наши с Олегом жизни потому что никогда-никогда его не любила.
Потому что тогда просто не знала, что такое любовь.
Глава тридцать первая: Даниэла
Наш разговор совершенно внезапно сходит на «нет». Откровение гасит меня, будто свечку, и остается только слабый дымок, который едва ли осознает сам себя. Олег просто обнимает меня, словно и его подкосило признание, которое он, конечно же, не мог слышать, даже если мой мозг до сих пор посылает его громким импульсом прямо в лоб: «Я его не люблю, я его просто не люблю…» Мы стоим посреди дорогой дизайнерской мебели, в окружении свежих цветов в вазах, в приглушенном свете итальянского ночника, и все это – моя жизнь – такая же дорогая и пустая, совершенно не приспособленная для чего-то настоящего.
— Прости, родная, - мне в макушку горячо выдыхает Олег.
Сколько раз я уже это слышала? Но так невыносимо больно только сейчас, потому что это я должна просить прощения, извиняться за то, что сегодня с ним в постели я думала о другом мужчине.
— Я просто не знаю, что делать. Пока Оля будет здесь…
У него звонит телефон, и на этот раз Олег просто нажимает на «отбой», даже не глядя на экран. Мы смотрим друг на друга, и я знаю, что время для серьезного разговора точно не самое удачное. Что я сделаю, если скажу, что хочу развод, потому что между нами ничего нет? Добью его в тот момент, когда Олегу нужна поддержка?
— Поехали в больницу, - говорю, даже не пытаясь сделать вид, что разговор окончен. Мы оба знаем, что это – только пауза. Он заберет Олю, переключится на нее и сможет меня отпустить.
В больнице пусто и тихо, и нас встречает лечащий врач с целым выводком медсестер. Все они таращатся на Олега, оценивая, развешивая ярлыки на его часы, галстук, костюм. Раньше меня это задевало, теперь мне все равно, даже если все сразу начнут с ним заигрывать. Я просто протискиваюсь мимо этой «свадьбы» прямо к автомату. Стаканчик с горячим шоколадом наполняет ладонь покалывающими судорогами, и я чуть не роняю его, но знакомая рука перехватывает его за миг до падения.
— Кай? – почти шепотом.
— Мне позвонили из больницы, - говорит, быстро размешивая палочкой мой тягучий шоколад. Энергично студит его, слизывает пару капель и на губе остается крохотное пятнышко.
Я безвольно становлюсь на носочки, чтобы слизать его поцелуем, но вовремя вспоминаю, где мы, и что там, за спиной, в десятке метров, стоит мой муж, а где-то здесь, в палате, под капельницами лежит его жена.
— Пей осторожно, Принцесса. – Кай вкладывает стаканчик обратно мне в ладони и большим пальцем скользит по моей коже. Сглатывает так, что кадык чуть не режет кожу акульим плавником, и я хочу – господи, помоги! – так сильно хочу потрогать его пальцами.
Каю так идет белый тонкий свитер и темно-синее модное пальто, потертые джинсы и тяжелые ботинки, что кровь приливает к моим щекам, словно я впервые столкнулась лицом к лицу с первым красавчиком школы. И тут же леденею, когда проходящая мимо девчонка в пошло-коротком халате медсестры стреляет в Кая недвусмысленным взглядом, опускаясь глазами по груди к животу, и ниже. Я хочу стать Медузой и превратить ее в камень, а потом собственными руками затолкать в дробилку, чтобы не осталось даже крохотного кусочка, только поганая пыль.
— Какого… ты здесь делаешь? – рычит у меня из-за спины Олег.
Кай просто поднимает голову, щурится и тихо, но очень твердо говорит:
— Собираюсь послать тебя на хуй за вот такие ебанутые вопросы.
— Из-за тебя она здесь! – ревет Олег, теряя контроль.
— Она здесь потому, что выпила больше, чем может выпить взрослый мужик, - без тени эмоций отвечает Кай.
Муж хватает меня за плечи и оттягивает в сторону, когда я пытаюсь влезть между ними. А Кай смотрит на его руки так, что, кажется, земля пойдет трещинами от одного только напряжения. И под длинными ресницами прячется столько безумия, что я просто начинаю мотать головой: нет, не нужно, не здесь...
— Сколько тебе дать?! – орет Олег. – Чтобы ты отстал от моей семьи?!
— Просто забери ее на хер из моей жизни, - без заминки отвечает Кай и, толкая Олега плечом, проходит мимо нас.
Я слышу, как скрепит зубами Олег. И как он смотрит в спину Каю. Этот взгляд я уже видела: в тот день, когда Кай снова появился в наших жизнях, и когда Олег приказал своим головорезам…
Мысль прошибает меня насквозь, словно молния, пригвождает к земле невидимым разрядом, от которого перед глазами вспыхивают искры, будто от сварки. Я шарю вокруг, чтобы схватить мужа за руку, но он как-то почти брезгливо от меня отмах