Я понятия не имею, кто он такой, но мне очень нравится, что здесь и сейчас его энергетика ощутимо лупит по нервам справедливым предупреждением: не лезь – убьет.
— Что происходит? – без предупреждения нападает Олег.
Мужчина оценивает его знающим взглядом, большим пальцем потирает изуродованную бровь и спокойно говорит:
— Стас Онегин. Я забираю этого парня в другую больницу.
— Какого хрена? – не понимает Олег.
— Он мой сотрудник. Очень ценный. Адвокаты уже едут, все вопросы будем решать в правовом поле.
— Ты знаешь, кто я такой? – Кажется, впервые за все время голос Олега звучит растерянным.
— Ага, знаю, - отвечает Стас Онегин. – И мне, в общем, на это срать.
Я чувствую, что Олега тянет рвануться в бой, но положение и статус обязывают вести разговор в ином тоне. И я мысленно осторожно улыбаюсь, потому что к губам намертво приклеилась тишина.
— Он подозревается… - начинает говорить Олег, но этот человек его просто игнорирует.
У него звонит телефон, и он отвечает на звонок, как будто здесь больше никого нет, как будто на него не прет буром известный и влиятельный олигарх. Несколько фраз, из которых понятно, что Стас Онегин договаривается о команде врачей, которые перевезут моего Кая в частную клинику. И все это – открыто, перед Олегом, как будто ему в самом деле все равно, во что может вылиться это вмешательство. Или действительно все равно?
— Ты не заберешь его, - сквозь зубы угрожает Олег, когда мужчина кладет трубку и вопросительно окидывает его взглядом: «Почему ты еще здесь?» - Он подозревается…
— Я уже сказал, мне срать на твои слова, - перебивает его Онегин. Грубо, нагло, открыто. Как человек, который точно знает, что ему за это ничего не будет.
И я почему-то чувствую, что уже слышала эту фамилию раньше. Не от Кая, а как-то иначе. Кажется, была какая-то скандальная история с одним политиком несколько лет назад с той же фамилией. Олег что-то такое рассказывал. Но этот парень слишком молод, чтобы быть участником того скандала. А вот сыном известного до сих пор политика – запросто.
— Парень – сирота, - говорит Онегин. – У меня есть нотариально заверенное решение, что в случае непредвиденных ситуаций я являюсь его медицинским поверенным. И я считаю, что в этой больнице ему не окажут квалифицированную медицинскую помощь. Препятствуя этому, вы заведомо подвергаете опасности его жизнь, что может быть истолковано очень по-разному. В том числе, как попытка убрать единственного свидетеля.
Честно и сухо. Врет, конечно, но даже глазом не моргнул. Я знаю, что никаких документов Кай не подписывал – он бы точно мне сказал. Но у этого парня точно все схвачено, и наверняка юристы уже состряпали бумажное подтверждение, к которому не подкопаться.
Я не чувствую себя стервой, радуясь тому, что Олегу дали отпор. Причем так, что он не сразу находит, что ответить.
Мне нужно что-то сделать. Прямо сейчас, пользуясь тем, что здесь этот человек. Он на стороне Кая. Почему и зачем – не важно. Главное, что он не даст обижать моего большого плохого парня. И в этом мы точно по одну сторону баррикад.
Я шатаюсь. Получается очень убедительно, потому что последние пару часов у меня была просто выдающаяся практика. И нарочно ставлю ноги так, будто пытаюсь сохранить равновесие. Мне нужно всего несколько шагов - и внезапность играет мне на руку. Я буквально заваливаюсь на Онегина всем своим тело, цепляюсь за пальто у него на плечах, как будто пытаюсь устоять на ногах, но все равно падаю, нарочно поджимаю колени, чтобы потянуть его за собой. И у меня есть всего мгновение, несколько секунд, чтобы сказать то, что должно спутать Олегу карты. Лишь бы только Онегин понял.
Он, ожидаемо, подхватывает меня за талию, не дает упасть, а я мастерски притворяюсь умирающим лебедем и тяну его на себя. Сзади уже слышны шаги Олега, его злое бормотание, поэтому я на одном дыхании шепчу Онегину в ухо:
— Фотографии в его телефоне. Мы любовники.
Олег буквально силой отрывает меня от него, притягивает к себе, и я захожусь кашлем, от которого саднит горло. Муж смотрит то на меня, то на Онегина, но тот даже не подает виду, что услышал мои слова. А если в самом деле не услышал?
— Кажется, твоей жене плохо. Покажи ее врачу, - говорит обрывистыми фразами и тычет в Олега углом телефона. – Последний совет – оставь парня в покое.
— Собираешься мне угрожать?
— Почему «собираюсь»? – Онегин пожимает плечами. – Вроде как открыто угрожаю.
Он проходит мими нас, и Олег зло на меня смотрит. Не такая я хорошая актриса, чтобы разыграть все безупречно, и мы оба это знаем. Вот только я уже сделала свое черное дело, и даже если он меня придушит на глазах у всей больницы, фотографии будут в прессе самое позднее через несколько часов. Но Олег этого не знает, не понимает, что именно я задумала, поэтому начинает трясти меня изо всех сил - так, что из моего горла вырывается бульканье.
— Что ты задумала, тварь? – показывает свое истинное лицо этот человек, и мне противно от себя самой.
От слепоты, в которой я блуждала несколько лет, от того, что пыталась сохранить брак, хоть с самого начала это была лишь его прихоть. Он хотел красивую молоденькую женщину, он ее получил. Он хотел кого-то терпеливого и спокойного, обеспеченного, но не конфликтного. Кого-то, кто бы не стал выносить сор из избы и выставлять в инстаграмме фото с пятерней его дочери у себя на лице. Кого-то… вроде своей бывшей жены. Той, что всю жизнь прожила в тени его денег, его влияния, настоялась под гнетом, как сыр, только вот со временем покрылась плесенью - и ей на смену пришла я.
— Я? Я же просто бесполезный придаток Никольского, что я могу сделать, – смеюсь ему в лицо, и он что есть силы таранит меня к стене - так, что по всем костям словно проходит взрывная волна.
Язык бесполезно болтается во рту, но я все-таки нахожу силы, чтобы продолжить. Я должна тянуть время. Должна отвлекать на себя внимание, пока Олег не начал анализировать. Он такой: в гневе совершенно себя не контролирует, а когда ослеплен вседозволенностью – может оступиться. Как было тогда, с Каем. Просто импульс, который сыграл бы против него, окажись поблизости кто-то такой же зубастый, как Стас Онегин.
— Ты никуда от меня не уйдешь, - мне в лицо шипит Олег. – Только попробуй – и пожалеешь, что не сумела вовремя перестать быть похотливой конченой сукой.
— То есть, что связалась с тобой? Уже жалею.
Он бы ударил меня, но в сырое темное помещение входит группа людей, и среди них – человек в костюме, с портфелем. Кажется, это охрана, которая будет здесь до тех пор, пока Кая не переведут в другую больницу. Я хочу к нему, хочу его увидеть, хотя бы одним глазом, хотя бы просто услышать, что он дышит и что опасность миновала, но, словно прочитав мои мысли, Олег хватает меня за локоть и тянет прочь.
— Забудь, ты не уничтожишь меня, - бросает он, и я знаю, что он меня отпустит только мертвой. По крайней мере – сегодня.
Глава сорок первая: Даниэла
Но на обратном пути, теперь уже снова незапланированно, у меня опять кружится голова. Олег, психуя, волоком тянет меня в манипуляционную. Бросает медсестрам, врачу, орет и требует:
— Сделайте с ней что-нибудь! Она прилетела черте откуда, наверное, подхватила кишечную инфекцию! – Указывает на меня пальцем, словно на провинившуюся девчонку, и демонстративно для всех поясняет: - Мне не нужны эти чертовы обмороки перед прессой. Ни единого долбаного намека на то, что моя жена страдает рядом со мной. Делайте с ней, что хотите, но она должно выглядеть, как диснеевская Золушка пред алтарем, иначе я на хрен всех вас уволю, а больницу разнесу по кирпичам.
Он выходит за дверь, я перевожу дыхание и уже открываю рот, чтобы попросить у кого-то телефон, но место Олега занимает его человек. Меня осматривают, не глядя в глаза, задают общие вопросы. Конечно же, спрашивают про беременность, но я поджимаю губы и, пересилив себя, говорю, что у меня просто была неудачная попытка забеременеть и это – ложный токсикоз. Так бывает, когда женщина очень хочет забеременеть: у некоторых даже живот может расти от самовнушения. Но все равно соглашаюсь на развернутый анализ крови.
— Что с ним? – спрашиваю шепотом медсестру. Она молоденькая, совсем девчонка, и делает вид, что не слышит меня. – Пожалуйста, что с ним? Одно слово, пожалуйста. Вы же все тут обо всех знаете.
Она шарахается от меня, словно боится заразиться, садится за стол и пересматривается с доктором, который диктует ей названия лекарств. Мы все знаем, что это просто отписка, чтобы угодить озверевшему олигарху, но я благодарна хотя бы за эту передышку. Медсестра старательно записывает все названия, потом складывает рецепт вдвое и протягивает мне. И что-то в ее взгляде подталкивает заглянуть в листок.
«Кризис миновал, пришел в себя».
Мне на глаза наворачиваются невыносимо жгучие слезы. Одними губами говорю «спасибо» и выхожу за дверь.
Бомба взрывается, когда Олег ведет меня к машине, на публику разыгрывая заботливого мужа и обеспокоенного любящего отца, который подкошен ужасным пришествием. Ему звонят, и даже с расстояния я слышу в трубке громкий взволнованный голос. Олег пихает меня на заднее сиденье, но я все-таки сохраняю достоинство: может, мне осталось жить совсем немного, но он никогда не увидит меня подкошенной и смирившейся.
— Твоих рук дело? – Через минуту он тычет мне под нос заметку в твиттере, которая буквально на глазах размножается репостами.
«Дочка олигарха подстрелила мужа из ревности к собственной мачехе».
— Ты даже телефон у меня забрал, - улыбаюсь я. И откровенно злорадствую. – А что, разве случилось что-то страшное?
— Ничего, кроме того, что ты стала шлюхой, долбаной Марией Магдалиной.
— Ничего, кроме того, что теперь тебе не повесить на Кая шантаж, потому что у Оли был мотив, - его же тоном отвечаю я. – Если с моей головы упадет хоть волос, на тебя повесят всех собак.
Олег лупит кулаком в спинку возле моего лица, но я даже не морщусь.