— Какая?.. — мурлыкнула я, уже зная, что победила. Приподнимаюсь на цыпочках, обнимаю Эйдана за шею покрепче, трусь носом о колючую щёку.
Стальные объятья на моей талии сжались сильнее, почти до боли. Он прижал меня к себе, приподнимая над землёй. Опора под ногами куда-то делась. Но, пожалуй, я не отказалась бы всю жизнь летать вот так.
Касаясь краешка уха, горячие губы зашептали хриплым шёпотом, заставляя всё внутри вздрагивать от предвкушения.
— У меня от тебя крышу рвёт, мисс Марго Клейтон! Это какое-то безумие. Не узнаю себя. Один нелогичный поступок за другим. Почему-то начинаю подозревать, что отнюдь не последний.
Счастливо улыбаюсь. Да. Безумие заразно.
Эйдан коварно прикусывает мочку моего уха зубами, я ойкаю. И добавляет:
— Давай-ка договоримся на берегу. Мне нужен хоть какой-то якорь, чтоб не понесло в открытый океан. Мы с тобой сейчас прогуляемся до кучи и обратно… но ненадолго. Во-первых, холодно. Я бы не хотел, чтоб ты на осенней земле отморозила себе какие-нибудь ценные части организма. У меня в них… скажем так, особая заинтересованность.
Влажный язык проводит по ушной раковине снизу вверх, оставляя прохладный след. Я сладко вздрагиваю от дерзкой ласки.
— А что во-вторых?.. — переспрашиваю, задыхаясь, когда затянувшаяся пауза пугает меня тем, что Эйдан забудет, что хотел сказать.
— … А во-вторых — не уверен, что лишиться девственности в куче опавших листьев — это то, о чём мечтала девушка вроде тебя.
— Ты понятия не имеешь о моих мечтах! — сердито заявляю я. Сильно сердиться не выходит, потому что уже чувствую, что меня несут. И примерно в том направлении, в котором я и хотела. Во-о-н под теми деревьями намело особенно большую груду листьев. И они даже выглядят вполне сухими, потому что дождь сюда почти не проникал.
— Осторожнее, Марго! Осторожней… — шепчет Эйдан на ухо голосом демона-искусителя. — Неужели ты не понимаешь, насколько хлипкая цепь на моём якоре?..
Медленно опускается вместе со мной в руках, прямо в листья. Пряный запах опавшей листвы становится ещё ярче, от этого пьяного аромата голова кружится всё быстрее и быстрее. А кровь разносит по венам эйфорию предвкушения.
Я со смущением обнаруживаю, что Эйдан сидит, прислонившись спиной к стволу дерева и вытянув длинные ноги… а я на нём, как на лошади. И если быть совсем точной… словно в мужском седле. С широко разведёнными ногами. На моих коленях, поглаживая их через ворох юбок, уверенные мужские пальцы.
Чёрный взгляд с прищуром так близко… расстреливает меня в упор, берёт в плен, велит подчиняться каждому слову.
— Я покажу тебе то, чего не было написано в твоей книге, — медленно, с расстановкой произносит Эйдан, гипнотизируя меня своим взглядом. — Но мы прочитаем всего одну страницу. Сейчас мы не станем читать эту книгу до конца. Ты поняла меня, искусительница?
Нервно сглотнув, неуверенно киваю. И робко кладу ладони ему на грудь.
Глава 15
Что будет дальше?
Сейчас, позже, завтра, спустя вечность? С нашими душами, нашими жизнями, нашей судьбой?
Как много вопросов. Как мало ответов.
Но я готова получить хотя бы те из них, которые могу.
Эйдан собирает в горсти пряди моих рыжих волос и осторожно перебрасывает мне на грудь.
— Какая же красота. Как пожар осенней листвы. Я мог бы любоваться бесконечно.
Снимает с себя чёрную кожаную куртку и накидывает мне на плечи. Только теперь замечаю, что зябко. А она — тёплая изнутри. Мне в ней так хорошо, словно меня щитом закрыли от всех тревог и печалей, которые всегда, всегда слишком близко — и только и ждут, когда я ненароком забудусь, чтобы снова накрыть меня волной глухого отчаяния.
Но сейчас я под надёжной защитой.
Эйдан держит воротник собственной куртки, притягивает меня к себе и снова целует. Это неторопливый, томный, пьянящий поцелуй, от которого в голове окончательно всё плывёт и не остаётся ни одной посторонней мысли. Только ощущения. Горячих губ на губах. Горячих рук, что медленно и неспешно опускаются ниже. Ныряют под куртку. Гладят ладонями мою спину, рассыпая ворох мурашек, словно круги по воде, от каждого такого прикосновения. Мне хочется, как котёнку, выгнуть спинку и мурлыкать — и чтобы меня гладили так ещё.
Пальцы замирают на крючках, которыми платье застёгивается на спине.
Поцелуй кружит, отвлекает, не даёт стыдливости взять верх.
Первый крючок легко и безропотно сдаётся на милость победителю. За ним следует второй, третий, десятый…
Ослабленный корсет опускается ниже на груди, увеличивая вырез.
Да. Это было правильное решение — укрыть меня своей одеждой. Так будет намного теплее снимать мою.
Эйдан прерывает поцелуй, и придерживая меня за талию, чуть отстраняет. Любуется ложбинкой на моей почти обнажённой груди такими глазами, что это сводит с ума сильнее любых прикосновений.
Между нами так горячо, что прохладный осенний ветерок совершенно меня не остужает. Спина и плечи защищены, а вот всё остальное…
Жёсткие пальцы ложатся мне на шею, всей пятерней, и плотно прижимаясь, начинают медленно двигаться вниз. Откидываю голову, жадно ловлю воздух горящими губами. Моя кожа стала такой болезненно-чувствительной, что мне хочется умолять, чтоб пощадил и прекратил эту сладкую пытку — и одновременно, чтоб быстрее, быстрее…
Я как костёр, в который подкидывают всё новых дров. Чем сильней сгораю, тем выше пламя, и тем больше топлива мне нужно, чтобы жить. Моя жизнь сейчас — на кончиках пальцев держащего меня в объятиях мужчины.
Закусываю губу, когда понимаю, что пространство моей кожи, которого касается прохладный воздух, становится всё больше. Закрываю глаза, чтобы полнее отдаться ощущениям.
Ниже и ниже сдвигается ткань на груди.
Задевая соски, ставшие болезненно-твёрдыми…
Восхищённый выдох Эйдана заставляет мою кожу покрыться крохотными пупырышками от мурашек. Я впервые обнажаюсь перед посторонним мужчиной. Никогда бы не подумала, что буду такой смелой. Мне стыдно представить себя со стороны — это должно быть ужасно развратное и распущенное зрелище… но почему-то мне кажется всё таким правильным в этот момент, что я не хочу стыдиться.
Разве может быть что-то стыдное в любви? Зачем тогда нас создавали способными любить, если мы не можем быть честными друг с другом в этом? Если нельзя выбирать человека, с которым захочется разделить этот удивительный мир на двоих?
Приоткрываю глаза, трепет моих ресниц выдаёт робость. Мне требуется очень много силы воли, чтобы смотреть в лицо своему мужчине в такой момент. Его чёрный, таинственно мерцающий взгляд ласкает мою грудь. И я знаю, что в нём скрыто ещё много секретов, которые мне не ведомы. Так хочется узнать их все! Смогу ли я остановиться всего на одной странице?
Эйдан подхватывает из-под корней дерева сухой шуршащий лист. И, поднеся его к моим ключицам, проводит по нежной коже, щекоча. Я вздрагиваю.
Ниже, ниже… ныряет в ложбинку на груди.
— Вот, оказывается, что надо было сделать, чтоб эта дерзкая девчонка потеряла дар речи, — ворчит Эйдан. И поднимает смеющиеся глаза на меня. — Зацеловать и раздеть. Знал бы — давно бы применил этот метод.
Я смущаюсь.
— На самом деле, я обычно не такая… сумасшедшая. Просто… ты попал в такой момент моей жизни. Трудный… ах-х-х…
Шершавый листок щекочет, будто пёрышко, съежившуюся на холоде вершинку моей груди. Потом другую.
— Я знаю, Марго. Я верю. Ты нежная… хрупкая… и ранимая…
Отбрасывает листок. И на мои груди ложатся горячие ладони, сладко сжимают.
— М-м-м…
— И очень, очень чувствительная.
Большими пальцами обводит круг вокруг моих сосков, по самой, самой нежной и болезненно-чуткой коже, и меня выгибает дугой. Куртка соскальзывает с моих плеч. Эйдан накидывает её обратно, по пути успевая обжечь поцелуем шею. Я не удерживаю равновесия, падаю вперёд, ему на грудь, утыкаюсь лицом в коричневую рубашку. Прикосновение нежного обнажённого тела к грубой ткани ощущается так остро, что сводит с ума.
Но кажется, я ещё мало что знаю о настоящем безумии.
Нетерпеливые ладони ныряют мне под юбки. Я замираю в напряжённом ожидании. Вцепляюсь пальцами в рубашку, на которой лежу, и боюсь высовываться и показывать лицо. Так и прячусь там, пугливым зверьком. Всё тело ужасно напряжено… и в то же время любопытство разрывает на части.
Я не уверена, что это уже считается всего одной страницей. Почему-то кажется, и Эйдан тоже слегка увлёкся нашим исследованием.
Его дыхание становится чаще, глубже, я чувствую, как колеблется широкая грудная клетка, на которой я лежу.
Жарко прижимаясь к моему телу, обтянутому плотной тканью шерстяных чулок, ладони Эйдана медленно движутся вверх по моим ногам под юбкой. Я сильней вжимаю лицо ему в рубашку. Меня начинает пробирать нервной дрожью, когда руки добираются до пояса чулок.
Там слишком, слишком нежная кожа. И между чулками и кружевом панталон — открытый участок, который нетерпеливые руки, конечно же, находят, и мимолётной лаской поглаживают на пути дальше.
Вздрагиваю, когда его руки ложатся мне на ягодицы и сжимают.
— Чтоб я сдох, Марго… всё-таки я чертовски удачливый сукин сын, — выдыхает Эйдан сквозь плотно сжатые зубы. — Какая же у тебя шикарная задница!
Со мной никто никогда не говорил так грубо. А впрочем, что взять с простого конюха…
Вот только кто бы мне объяснил, почему эти простые и бесстыдные слова заводят меня до такого состояния, что между ног становится совсем мокро, и тело раскаляется, как сковородка?
Эйдан толкает меня под округлости вверх, заставляет приподняться на коленях. И впивается губами в губы — жёстким поцелуем, с котором больше нет ни нежности, ни сладкой истомы. Одна только грубая, тёмная, звериная страсть.
Инстинктивно вцепляюсь ладонями ему в плечи, чтоб удержать равновесие.
Очень, очень вовремя.
Потому что дальнейшее произошло совсем без предупреждений. Когда его руки сместились у меня под юбками — я этого не увидела, только почувствовала.