Надо ли говорить, что наша Джесс научилась держаться в седле раньше, чем говорить?
Мы не стали сразу торопиться со следующими детьми. Едва дочка чуть-чуть подросла, решили отправиться всей семьей путешествовать. Моя мать поджала губы при этом известии и принялась возмущаться, что я не хочу вить гнездо, как положено порядочной жене и матери семейства, — скажем, затеять в Честертон-Хаус какой-нибудь ремонт с пристройкой лишнего этажа и перекрашиванием всех стен. Но мне, как и Эйдану, милей было сохранить очарование старины. А новым манили ещё неизведанные города и страны. Туда мы и отправились.
Я впервые в жизни увидела море. И горы. Горы покорили сильнее всего.
Мы вернулись домой только через три года. Чтобы преподнести моей дорогой матушке очередной сюрприз.
* * *
— Маргарет Честертон! Я тебе торжественно объявляю, что считаю твоё поведение и твой… твой… внешний вид категорически неприемлемым! — прогрохотала матушка, перекрывая своим возмущённым голосом даже шум и гам, царивший вокруг.
На Большой королевской арене вот-вот начнутся скачки.
Моя семья — с билетами в первом ряду. Даже отец с матушкой из Клеймора приехали, потому что я смогла их заинтриговать тем, что готовлю сюрприз.
Пока что сюрприз моей матушке явно не очень нравился.
— Как ты можешь появляться в публичном месте… в этом⁈ — она расширившимися от ужаса глазами указала мне на мою одежду.
— Моя жена великолепно выглядит. Дорогая, не переживай! — ободряюще улыбнулся Эйдан, в очередной раз спасая меня от гнева матери напоминанием о том, что я перешла из её собственности всецело в собственность супруга, и только ему теперь решать, насколько допустимо моё поведение или мой… внешний вид.
Ну да.
Полагаю, не всякая леди решилась бы выйти в люди в мужском жокейском костюме и облегающих белоснежных бриджах с высокими сапогами.
Утром от Эйдана едва отбилась, чуть не опоздали. Ему особенно нравился мой вид сзади.
Справедливости ради, я тут единственная женщина была в подобном наряде, и на меня пялились практически все. Мои длинные волосы, которые едва поместились толстым пучком под каской жокея, не оставляли сомнений в моей половой принадлежности. Как и выдающиеся особенности женского организма, перетянутые плотной коричневой курткой.
— Так. По-моему, пора. Марго, иди. Солнышко, помаши маме ручкой! Мы будем за тебя болеть.
Джесси разулыбалась, сидя у отца на коленях, и трогательно не выговаривая букву «р» сказала, что я у неё самая красивая мамочка, и чтоб непременно привезла ей золотой кубок. Она будет из него поить кукол.
Матушка схватилась за сердце.
— Боже мой! Только не говорите мне, что…
— Сюрприз! — ослепительно улыбнулась я. — Надеюсь, дорогая мама, вы тоже будете за меня сегодня болеть!
— В конце концов, это первый случай в истории, когда леди допустили до Королевских скачек, — рассмеялся Эйдан.
Мой отец ничего не сказал. Он смотрел на меня с гордостью, подозрительно поблескивающими влажными глазами.
Когда лошадей вывели на стартовые позиции, и я вскочила в седло Арабеллы… в мужское седло, по-мужски, слыша со всех сторон удивлённые и шокированные вздохи и пересуды — с каждого ряда этого огромного амфитеатра, выстроенного в чистом поле за пределами столицы предками наших королей, ещё для гладиаторских боёв и гонок на колесницах… когда увидела, как загорелись глаза моего мужа, и прочитала в них — «О да, это моя девочка! Завидуйте, сукины дети!»… Когда предощущение скорости и ветра в лицо ворвалось в мою душу чувством невероятной свободы…
Я поняла, что, наверное, никогда в жизни ещё не была так счастлива.
* * *
— Это были не все сюрпризы на сегодня! — заявила я матушке, когда мы все с родителями зашли после скачек в самый дорогой ресторан столицы, отпраздновать моё третье место.
Разумеется, без опыта я не могла занять первого. И у меня были невероятно сильные соперники.
Но я знала теперь, что я могу. И могу намного больше. А значит, всё у меня впереди. Главное было решиться, сделать этот шаг. Поверить в то, что границы — можно и нужно раздвигать. И как же хорошо, когда при этом за спиной у тебя есть люди, которые в тебя верят.
— Ещё одного я не переживу… — пробурчала мама, ковыряя золочёной вилочкой десерт.
— Этот тебе понравится, уверяю, — загадочно пообещала я.
* * *
— Что это?.. — у мамы вдруг сел голос.
Когда мы привели её вечереющими улочками столицы под свет мягких фонарей туда, где новенькой вывеской зазывал людей магазин с огромной витриной. В которой были выставлены шикарные наряды, притягивающие взгляд.
«Ателье Исадоры Клейтон» — гласила вывеска.
— Подарок тебе от нас всех на юбилей.
— Вы… вы… издеваетесь? Что это, я спрашиваю? — подозрительно тихо спросила мама.
Но я уже видела, как загорелись её глаза.
Я схватила её за руку и потащила вперёд.
— Мы взяли на себя смелость и сами наняли модистку. Но если не понравятся, уволишь и выберешь сама. Эйдан позаботился о тканях…
— И прежде, чем меня сдадут, признаюсь сам! — весело добавил мой папа, который смотрел на жену так растроганно, что у меня щемило от нежности сердце. — Я порылся в твоих старых сундуках с рукоделием и украл все твои эскизы и эти… как их…
— Выкройки, — подсказала я.
— Что вы придумываете такое… — растерянно произнесла мама, когда мы её за руки протащили через вертящиеся стеклянные двери со звякнувшим колокольчиком.
Тоненькая темноволосая мадам с родинкой над верхней губой немедленно, просияв, поднялась нам на встречу из-за прилавка с сантиметровой лентой на плече. Весь прилавок был завален нитками, лоскутками ткани и расчерченными листками. Рядом с ней суетились две дочери-подростки, похожие на неё как две капли воды, близняшки.
— Да кому это будет интересно, — как заведённая повторяла мама, проходя мимо длинного ряда манекенов, уставленных вдоль стены. На которых оживали её собственные идеи. Её мечты, которые она не осмеливалась себе позволять. Её фантазия и её зоркий глаз, её талант и чувство вкуса.
В конце концов, положа руку на сердце, то платье цвета бедра испуганной нимфы было очень даже ничего. Вон какой животворящий эффект тогда оказало на моего без пяти минут мужа.
— Ещё как будет, — хмыкнул Эйдан, проходя вслед за нами вместе с Джесс, которую он вёл за руку. — Учитывая, что мы дали объявление во все газеты.
— Вы сделали… что⁈ — воскликнула мама.
Ох, как бы мы не перегнули палку. Боюсь, сейчас понадобятся нюхательные соли. Или лёд — для нас с Эйданом, потому что у матушки был такой вид, словно она собирается нас поколотить.
Но тут снова звякнул колокольчик.
— Простите! Здесь шьют самые лучше в столице платья от самой графини Клейтон? — прощебетала высокая блондинка в меховом манто, благоухающая духами на километр вокруг себя.
— Здесь, здесь! — просияла я. И прежде, чем матушка вставила хоть слово, я тут же кинулась к первой покупательнице. — Эта леди — настоящая волшебница! Удивительно точно определит цветовую гамму, подходящую каждой девушке! Её платья даже способны изменить судьбу! Попробуйте! Мне после такого платья предложение сделали.
— Правда⁈ — глаза блондинки засияли как две звезды.
— Пойдём, пока нас не убили… — прошептал мне на ухо муж. И тихонечко подтолкнул меня к выходу.
Мы вышли за дверь с Джесси, оставляя моих родителей внутри.
Я ещё минуту простояла на темнеющей мостовой, любуясь тем, как алеют щёки моей матери, пока она объясняет что-то блондинке на выкройках. Как прикладывает к её плечу то один, то другой отрез. Как постепенно входит во вкус, и вот уже всё летает, и девочки-помощницы бегают туда-сюда, высунув язык, подчиняясь её властным жестам. А отец сидит в уголке на колченогом стуле, и тихо любуется своей красавицей-графиней, которая вмиг будто помолодела на двадцать лет.
Будь счастлива, мамочка!
Я рада, что теперь ты тоже знаешь, как здорово бывает расправить крылья и забыть, что у всякой уважающей себя благородной птицы должна быть своя благоустроенная клетка.
* * *
Муж упирался, но первого сына я назвала Кристофером. В конце концов, всякий раз, как у нас случались размолвки, у меня был железный аргумент: «ты мне должен». Он вспыхивал, сердился, но в конце концов так или иначе сдавался на мою милость.
Конечно, у моего мужа был и оставался довольно взрывной характер.
Но мы стоили друг друга.
И даже если ссорились порой по пустякам… положа руку на сердце, иногда мы делали это исключительно с целью потом жарко помириться.
После рождения Кристофера мне вздумалось вернуться к своим занятиям на фортепиано.
В высшем свете, куда мы выезжали в холодные зимние сезоны всем семейством, уже привыкли к тому, что новая графиня Честертон — увы, отец Эйдана ушёл от нас, когда его старшему внуку исполнилось три — весьма эксцентрична.
Придворный композитор Её величества сначала через губу согласился давать мне частные уроки, и то по личному повелению королевы.
Но очень скоро нашёл во мне натуру увлечённую, а не ту капризную скучающую светскую леди, которую ожидал. И мы отлично поладили.
А спустя два года в столичных салонах прогремела новая новость, которую тут же понесли острые языки по всему городу.
Графиня Честертон станет давать сольные концерты. С музыкой собственного сочинения.
В вечер премьеры Конгресс-Холл был забит народом так, что не протолкнуться. Даже городская беднота и ремесленники облепили балконы, потому что я настояла на том, что должны быть и дешёвые места. Впрочем, у перекупов уже ломили вдесятеро.
Сказать, что я волновалась, ничего не сказать.
Эйдан решительно отказался от места в первом ряду рядом с моими родителями, в порядке разнообразия сбагрил внука и внучку на их попечение. А сам стоял за кулисами и всё время моего концерта я видела боковым зрением его массивную неподвижную фигуру в чёрном фраке.