— Ты что?
— Да так… Не удивишься, если я тебя кое о чем спрошу?
— Спрашивай. Интересно, о чем?
— Расскажи мне о сестре своей жены.
Такого вопроса Андрей никак не ожидал.
— О Кире? А ты откуда ее знаешь?
— Ниоткуда. Даже не видела ни разу.
— Тогда почему спрашиваешь?
— Ракитин мне рассказывал.
— Он и сам-то видел ее всего один раз. У нас в гостях!
— Значит, произвела впечатление.
Нелли не стала объяснять, что это была не первая встреча, а Андрей просто забыл, что Кира рассказывала об их знакомстве в самолете.
— Да уж, Кира у нас такая!
— Красивая?
— Да…
— В каком роде?
— В смысле?
— Жгучая брюнетка, длинноногая блондинка?..
— А… Фарфоровая статуэтка.
— Понятно.
— Только он зря впечатлился. Она старше его лет на десять. Сколько Митьке лет?
— Двадцать восемь.
— Значит, ровно на десять.
— Ты не знаешь Ракитина. Если он что-то вбил себе в голову, такой пустяк, как возраст, его не остановит.
— Его-то да, но Кира с ним связываться не станет. Ты уж предупреди его по-дружески.
— Почему?
— Обожглась сильно.
— Расскажи!
— Это не мое дело.
— Ну, хоть вкратце. Понимаешь, мне это надо знать…
— Пять лет назад она собиралась замуж. Он оказался… Как бы сказать помягче… Ну, не мужчиной, что ли. Короче, в трудный момент он от нее просто сбежал.
— Ну и?..
— Ну и все. У нее есть дочка от первого брака. Взрослая, ей почти восемнадцать. Если уж Митьке так приспичило влюбляться, пусть лучше к Аленке приглядится. Хотя восемнадцать — молода еще.
Внезапно раздался пронзительный звонок в дверь. Нелли вскочила:
— А вот и Ракитин!
Митя ворвался в комнату как цунами:
— Прошу простить за опоздание! В компенсацию я пива принес!
— Подумаешь! — Андрей широким жестом указал на пять пустых бутылок на полу у балконной двери.
— А, значит, вы не скучали! Тем лучше! — Митя откупорил себе пиво, смахнул на пол связку книг и плюхнулся на диван.
— И где тебя носило? — ядовито поинтересовалась Нелли.
— Неприлично спрашивать у человека, где он был и когда вернется.
— Даже если этот человек назначил встречу и безбожно опоздал? Где ты был?
— Ой, Нелька! Ты прямо как моя мама!
— Мама не мама, но близкая родственница, это точно.
— Буду называть тебя тетя Нелли!
— Называй как хочешь. Где ты был?
— Что это с тобой? — Митя удивленно посмотрел на нее. — А можно не говорить?
— Пожалуйста. — Она пожала плечами и пошла к выходу. — Ключи у вас есть, счастливо оставаться!
— Ты куда?
— Меня уже давно ждут в другом месте.
Хлопнула входная дверь. Митя недоуменно пожал плечами, а Андрей, молча наблюдавший за развитием событий, покачал головой и укоризненно сказал:
— Она так хотела тебя дождаться, а ты ее, кажется, обидел.
— Ничего, Нелька меня простит. — Он отхлебнул еще пива, вытянул ноги и блаженно зажмурил глаза. — Господи, как хорошо жить на свете!
— Ладно, — Андрей попытался вернуть напарника с небес на грешную землю. — Давай делом займемся. Что там у тебя есть?
— А! — Митя сразу открыл глаза и подобрался. — Знаешь, одна ниточка потянулась загадочная…
— Что такое?
— Да ничего особенного. Я разговаривал с его институтским другом — ну, не другом, приятелем, — так вот, тот все время намекает на какую-то неприглядную историю, которая якобы их развела. Потом еще… Ты знал, что жена Проценко — дочка секретаря обкома?
— Ну и что из этого?
— Нет, но…
— В те годы это было делом житейским. И свидетельствует только о незаурядной деловой хватке. Молодец мужик, вовремя подсуетился. Ничего хоть дочка?
— Весьма средненькая, но не уродина. Сейчас-то ей годков уже многовато, трудно судить. В молодости, наверное, была ничего.
— Тем более молодец!
— В общем, завтра я снова встречаюсь с этим другом-недругом, попробую вытрясти из него подробности.
— Не особенно усердствуй. Хотя… Самый главный компромат на нашего клиента нам все равно не достать.
— Почему?
— Его просто нет как факта.
— А какой, по-твоему, самый главный компромат?
— Если мама — еврейка. А у Проценко отец — хохол, а мать стопроцентно русская, с Алтая.
— Ты так уверен? А на Алтае что, евреев нет?
— Мало. В основном буряты, кажется. А мать-бурятка не возбраняется, даже хорошо, свидетельствует о крепких корнях.
— Теоретик!
— Просто я знаю жизнь. — Андрей достал блокнот. — Давай вычеркнем опрошенных. Как фамилия этого школьного друга?
— Куприяни.
— Как-как?
— Сергей Иванович Куприяни. Не ищи, его в списке нет.
— Как нет? Откуда тогда ты его взял?
— В списке значится Орлов Евгений Сергеевич, замдиректора хладокомбината, но товарищ… то есть, виноват, господин Орлов отбыл в вояж, в Австрии сидит уже третий месяц, опыт перенимает. И неизвестно, сколько еще будет сидеть. Я пообщался с его женой, и она выдала мне этого Куприяни. Они втроем дружили, а потом Сергей Иванович Куприяни перевелся на вечерний и отбыл из Москвы в неизвестном ей направлении.
— А сейчас он кто?
— Будешь смеяться! Учитель физики в средней школе.
— И правда смешно.
— Адрес его я достал через справочное, фамилия редкая.
— Зачем?
— Что зачем?
— Зачем достал?
— Нужен институтский друг или нет? Не в Австрию же мне ехать за этим горным Орловым. Если не достать одного, почему не взять другого?
— Потому что!.. В списках не значился, понятно?
— И что теперь?
— А ты как думаешь?
Митя помолчал, потом медленно проговорил:
— Я все-таки встречусь с ним еще раз. В конце концов только нам решать, вставлять эти эпизоды в книгу или нет.
— Скорее всего нет!
— А я все-таки встречусь.
— Поговорку «меньше знаешь, крепче спишь» знаешь?
— И это говорит репортер!
— Никогда им не был.
— Ну, журналист. Писатель! Инженер человеческих душ!
— Устаревшее определение…
— А мне нравится! И я попробую проникнуть в таинственные глубины подведомственной нам души Проценко.
— Ну, проникай, если тебе времени не жалко. Ладно, хватит базарить, давай пока суммируем наши достижения.
Закрыв за Андреем дверь, Митя вернулся в комнату, одним широким движением смахнул с дивана оставшиеся книжки и с размаху плюхнулся на него так, что старые пружины жалобно заскрипели. Жара спадала. Балконная дверь была открыта, и по комнате гулял легкий приятный сквознячок. Митя потянулся и стал в подробностях припоминать сегодняшнее утро.
Собственно, само утро вспоминать было не слишком приятно. С десяти до часу он мотался по магазинам и искал всякие хозяйственные детали. Потом с часу до трех они с Аленкой устраняли неполадки всяческих электро- и прочих приборов в доме, как-то: заменили вилку в стиральной машине, починили настольную лампу и второй телефонный аппарат, исправили две розетки и отрегулировали сливной бачок в туалете. Вернее, делал-то все это Митя, а Аленка смотрела на него, открыв рот от удивления, и подавала инструменты. Потом до пяти — к приходу Киры — они успели приготовить обед и убрать квартиру; в этих делах Аленка принимала уже непосредственное участие.
Когда Кира вошла в дом, она застала накрытый по всем правилам этикета стол, сияющую чистотой комнату и сияющую от удовольствия дочку. Виновник всего этого блеска скромно притулился на табуретке в кухне. Времени пожинать плоды своих стараний у него не оставалось: встреча с Андреем была назначена на шесть, а до Юго-Запада еще надо добраться. Получив приглашение на завтрашний воскресный обед, он отбыл. Без всякого энтузиазма, впрочем, желая и книге, и самому Проценко провалиться сквозь землю.
Если бы Митю спросили, что он чувствует, он бы, наверное, не смог толком объяснить. Влюбился он? Можно сказать и так, но слово «влюбился» далеко не исчерпывающе определяло его нынешнее состояние. Встретив Киру в самолете, он почему-то сразу же подумал, что она очень беззащитна. Такие же чувства вызывали у него маленькие оленята, которых он видел на севере. Грациозные, изящные и какие-то трогательно ранимые в этой своей хрупкой красоте. Так легко их обидеть, что страшно становилось. И еще. Митя всегда очень любил сказку Экзюпери о Маленьком принце. Особенно то место, где Маленький принц прощается со своей Розой. Когда она говорит, что ей не страшен весь мир, ведь у нее есть четыре шипа… Женщины, которые встречались Мите до сих пор, обладали гораздо более надежной защитой от превратностей судьбы. Даже те, которые казались слабыми: в какой-то момент выяснялось, что они прекрасно понимают всю силу своей слабости и используют ее как орудие в борьбе за мужчину или против мужчин. А Кира — словно та Роза из сказки, он как-то сразу это понял — у нее было только четыре шипа, и она искренне считала, что в безопасности. Под маской зрелой, преуспевающей, деловой женщины скрывалась ранимая и хрупкая душа. Как Митя понял это, он и сам не мог бы объяснить. Просто почувствовал, и был уверен, что не ошибся.
Неважно, что там у нее было в прошлом. Теперь он будет защищать ее. Он никогда ее не обидит и не позволит никому сделать это. А пока… Завтра он пойдет к ней на обед уже как приглашенный в дом человек.
10
В фойе было слишком много народа, но это совсем не раздражало — было шумно и весело, как на празднике. Собственно, это и был праздник, по крайней мере для нее. Вообще Женя любила Дом кино больше, чем другие московские творческие клубы. Любовь осталась еще с тех времен, когда они с Андреем, только поженившись, мотались по всяким веселым заведениям, ведя «беспутную» жизнь.
Женины опасения насчет ее профессиональной пригодности оказались несостоятельны, ее английский был вполне на уровне. Она работала со съемочной группой фильма «Древо желаний»: две актрисы, одна молодая, почти ее ровесница, другая лет сорока, и актер — Майк Мастерс, жгучий красавец, прекрасно осведомленный о своей неотразимости, восходящая звезда. Майка Женя сразу невзлюбила, но чувств своих никак не проявляла. Впрочем, Майк тоже не слишком дорожил ее обществом, он быстро разыскал каких-то московских приятелей и сейчас отлично чувствовал себя в Москве и без Жениной помощи.