Вообще она давно уже привыкла считать себя женщиной достаточно холодной и решила, что семейная жизнь, наверное, не для нее. Что поделаешь, не судьба. Есть Аленка, и на том спасибо, а постельные радости… Но… Никогда еще ничье прикосновение не будило в ней такого неистового желания, как прикосновение Грега Мартена, почти незнакомого человека, да еще вдобавок и иностранца. Прямо наваждение какое-то — словно магнит притягивал ее к нему, это было и приятно, и страшно, и ощущение такое, как когда смотришь вниз с крыши многоэтажного дома: можно полететь, но можно и разбиться…
«А, была не была! Один раз живем!» Кира мысленно махнула рукой на здравый смысл и отправилась под душ. Пусть все будет как будет.
7
Субботним утром в городе они попали в две-три пробки — москвичи выбирались на дачи. Зато когда выехали на шоссе, машина понеслась с бешеной скоростью, ветер бил в лицо, развевал Кирины волосы, — и ей это нравилось. Негромко пела Эдит Пиаф — еще в ресторане выяснилось, что они оба любят эту певицу, и сегодня Грег предусмотрительно прихватил кассету с записями. То ли от скорости, то ли от хрипловатого сильного голоса Пиаф Киру охватила бесшабашная удаль, хотелось самой петь, смеяться, говорить и делать глупости. Необычность поездки и особенно присутствие Грега рядом — так близко — действовали на нее как шампанское.
— Мне кажется, я готова так ехать долго-долго, хоть на край света, чтобы солнце светило в глаза и дорога неслась навстречу, — люблю скорость!
— И в этом мы с вами похожи, — улыбнулся Грег. — Я тоже люблю скорость и люблю хорошие дороги.
— Ну, тогда вы вряд ли надолго задержитесь в России, дороги у нас отвратительные.
— Зато женщины великолепны, и самая красивая сейчас сидит со мной рядом.
Грег помолчал, а потом сказал, внезапно посерьезнев:
— Вы очень красивы и умны, Кира. Можно, я задам вам не совсем деликатный вопрос? Почему вы не выходите замуж?
— Ну-у… — протянула Кира, слегка растерявшись от неожиданности. — Сама не знаю… Вроде бы и в предложениях недостатка не было, и я не отказывалась, да все как-то не сложилось. Как до загса доходит, сразу сбегают!
— Я серьезно спрашиваю, но если не хотите отвечать, то я не обижусь, это ваше право.
— А что — серьезно? Замужем я была, правда, давно и недолго, опыт оказался неудачным, и желания повторять его у меня не возникало. Нам с дочкой вдвоем совсем не плохо.
— Так вы феминистка?
— Ой, нет, не по убеждениям, а по необходимости. А можно, теперь я спрошу?
— Если о моей семье — я не женат. Моя жена…
— Да, я знаю, — быстро прервала Кира. — Мне очень жаль, правда. Не следовало задавать такой вопрос.
— Я не сержусь… — Грег помолчал, потом заговорил снова, задумчиво растягивая слова: — Уже восемь лет прошло… У меня десятилетний сын, он учится в закрытой школе в Уэльсе, и мама — она живет во Франции, в своем поместье на Луаре. Что вам еще интересно узнать?
— А сами вы все время живете в Лондоне?
— Большей частью да. Иногда уезжаю в Испанию, у меня там вилла — не на средиземноморском берегу, а на западе, в Кастро Ундиалес. Чудесное место, где можно и отдохнуть, и поработать. Новые проекты я обдумываю именно там.
У Киры чуть было не вырвалось саркастическое замечание насчет поездок в Испанию в поисках тишины и покоя, но она вовремя прикусила язык: решит еще, что она напрашивается в гости на эту его виллу! Она искоса взглянула на Грега. Лицо у него почему-то стало таким задумчивым и грустным. Кире захотелось прижать к груди его голову, взъерошить густые волосы и прошептать что-нибудь ласковое, такие слова, какими утешают детей. Кира сама себе удивилась — с чего бы это вдруг? Странно — в одно и то же время она чувствовала себя рядом с Грегори Мартеном и маленькой слабой женщиной, которую оберегает сильный мужчина, и обязанной защищать его, защищать по-женски, как мать защищает ребенка от всех жизненных невзгод.
В Суздаль они приехали после полудня, оставив машину на стоянке, отправились бродить по городу. Кира добросовестно исполняла обязанности гида, рассказывая всякие истории о Владимире Мономахе, построившем здесь первый каменный собор, о Юрии Долгоруком, превратившем город в столицу огромного северо-восточного княжества, о суздальских пожарах, о найденных недавно руинах Успенского собора…
Слушатель Грегори был замечательный, и Кира, совсем воодушевившись, повела его на другой берег Каменки в Покровский монастырь. Здесь когда-то была заточена бесплодная жена Василия III Соломония Сабурова, и с тех пор монастырь служил как бы официальным местом ссылки опальных цариц и княжон. Здесь же обитала и первая жена Петра Великого, Евдокия Лопухина.
Кира с увлечением пересказывала сплетни давно минувших эпох, и вдруг Грегори, до сих пор молчаливо слушавший, удивил ее своими познаниями в русской истории:
— Василий III, если не ошибаюсь, отец царя Ивана, у которого было восемь жен, как у нашего Генриха VIII? Значит, отец тоже отличался слабостью к прекрасному полу? Теперь понимаю, в кого Иван Грозный уродился таким любвеобильным. А что, царица действительно была бесплодна?
— Факт не установлен. Уж больно Василий увивался за молоденькой Еленой Глинской, даже бороду ради нее сбрил. А потом ходили слухи, что Иван Грозный — вовсе и не сын Василию, что у Елены был любовник…
Тема царских увлечений почему-то показалась Кире довольно скользкой, и она осеклась, не закончив свои рассуждения.
— Да, я об этом слышал.
Грегори, очевидно, тему скользкой не считал.
— О… Вы совсем не так несведущи в русской истории, как хотели казаться.
— Все просто: перед поездкой в Суздаль я почитал кое-какую литературу, чтобы получше выглядеть в ваших глазах.
— Считайте, что вам это удалось, я оценила ваши старания. А что вы еще успели узнать о Суздале?
— Ну, что вон тот монастырь, до которого мы еще не дошли, называется Спасо-Ефимьевский. Его же называли русской Бастилией, еще — что недалеко отсюда похоронен ваш русский герой Дмитрий Пожарский…
— Сдаюсь, сдаюсь! Вы поразили мое воображение! Ну что, пойдем осмотрим русскую Бастилию?
Вдоволь находившись и насмотревшись, они уже подумывали об обеде в ресторане, как вдруг Кире в голову пришла замечательная, как ей тогда показалось, мысль: купить снеди на суздальском рынке и перекусить на природе, где-нибудь под рябиной. (Шоссе Суздаля обсажено рябинами с обеих сторон. Их кисти еще не покраснели, но все равно — Кира очень любила это дерево.)
Предлагать такой импровизированный пикник состоятельному англичанину рискованно — он не восемнадцатилетний студент, да и Кира не юная девушка, но, как ни странно, Грегори сразу согласился. И они отправились на рынок.
Длинные рыночные прилавки заполняли тугие, чуть тронутые теплой пылью помидоры, молоденькие пупырчатые огурчики, знаменитые сочные владимирские и суздальские вишни, ярко-зеленые снопы чеснока и лука. Кира вдруг почувствовала себя расшалившейся школьницей, она надувала губки, показывала пальчиком то на это, то на то, в результате они накупили еды на пятерых. Обнаружив это, Кира и Грег посмотрели друг на друга и расхохотались. С пакетами в обеих руках отыскали на стоянке «БМВ» Грегори и, все еще посмеиваясь, тронулись в обратный путь.
Во Владимире решено было не останавливаться, чтобы, как сказала Кира, «не перенасытиться впечатлениями», хватит с них и предстоящего «обжорства».
Выбрав подходящую рябинку, они выгрузили «обед». У Грегори в машине нашелся плед, который вполне заменил скатерть. Кира на бумажных салфетках разложила овощи и мясо. Отдельно — вишни. Получилось весьма живописно.
Смеясь и болтая о пустяках, они распили бутылку французского вина, которая — надо же! — по случаю оказалась у Грегори в багажнике. В глубине души Киру не оставляло ощущение нереальности происходящего. Подумать только, она устроила пикничок у дороги, и с кем — с английским миллионером! И ничего, сидит на земле, смеется и пьет вино, как будто не на обочине сидит, а где-нибудь в Париже «У Максима»! Как будто все так и должно быть!
После на редкость удачного обеда как-то не слишком хотелось торопиться с возвращением в Москву. Кира и Грег забрались в машину, снова поставили кассету Пиаф, молча сидели и слушали. «Я не жалею, я ни о чем не жалею…» Хрипловатый голос певицы будил в душе Киры какие-то странные чувства. Она взглянула на Грегори. Тот смотрел прямо перед собой, крепко сжав губы. На шее у него ясно обозначилась пульсирующая жилка. Ей отчего-то стало его жалко. Неожиданно для себя Кира протянула руку и дотронулась кончиками пальцев до руки Грегори, лежавшей на руле. От этой робкой ласки он вздрогнул, а по ее телу пробежала волна сладкой дрожи. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что она заходит слишком далеко и надо бы положить этому конец, пока не поздно. Но через мгновение Кира оказалась уже в его объятиях, мягкая, податливая и ждущая.
Она глубоко вздохнула, словно собиралась броситься с головой в омут, а потом все куда-то исчезло — все, кроме этих нежных и сильных рук, прикосновение которых она так остро ощущала через легкое платье, и жарких поцелуев. Потом его губы на секунду оторвались от нее, он что-то пробормотал и снова прижался к ее губам, но уже немного по-другому; а потом ее голова закружилась в каком-то пестром тумане. Постепенно эти упрашивающие губы превратились в настойчивые, требующие, потом он снова помедлил, чтобы снова перейти в наступление. Кира припала к его плечу, голова продолжала кружиться, туман перед глазами не рассеивался, хотя она и попыталась собраться с мыслями. Когда наконец он отпустил ее, она не могла понять, как все произошло.
Кира словно опомнилась: чувство реальности вернулось, и она резко отстранилась, отведя руки Грега, все еще лежавшие на ее плечах.
Несколько минут они сидели молча, не глядя друг на друга. Когда Кире уже стало казаться, что молчание угрожающе затянулось, Грегори завел мотор, и машина на хорошей скорости рванулась по направлению к Владимиру.