Крэш окинул взглядом больницу. Его руки все еще непроизвольно дрожали под рубашкой. «Я все улажу», — сказал он. «Я был пьян и пользовался гвоздодером, все испортил. И что, они мне не верят? Пусть едят дерьмо и сдохнут».
Было все еще жарко, но температура немного упала. Я вытер пот и кровь со лба, затем вытер их о штаны.
«Ты в порядке?» — спросил он. "Это плохой вариант пореза, и не обижайся, но ты ходишь как моя бабушка. Эта сука уже давно мертва, чувак».
«Со мной все будет в порядке». сказал я ему. «И с тобой тоже».
«Они…» Его глаза снова наполнились кровью. «Сонни, они забрали мои гребаные руки».
«Да ладно, все будет хорошо», — сказал я, стараясь, чтобы голос не сорвался. "Тебе грозит операция, а потом реабилитация с горячей штучкой, которая все это время будет называть тебя милым и сладким и, возможно, даже позволит тебе время от времени поглаживать себя. Через несколько недель они вышвырнут тебя как новенького».
Я видел, что он не верит в мою чушь, но не стал спорить.
«Они еще не нашли способа убить нас, брат», — сказал я.
«Да, но эти ублюдки продолжают пытаться». Крэш зашагал в сторону «Скорой помощи», как маленький ребенок, который нашел дорогу домой после того, как загулял допоздна. Он уже почти дошел до дверей, когда остановился и оглянулся на меня. «И еще одно: когда вернешься ко мне, забери бархатного Элвиса, хорошо?»
«Не беспокойся об этом, он твой».
«Я хочу, чтобы он был у тебя».
«Я не хочу.»
«Не хочешь?»
«Чертова штука отвратительна. Что, черт возьми, мне с ним делать?»
«Просто возьми его к себе».
«Зачем? Я думал, ты его хочешь».
«Хотел, но теперь это будет вызывать плохие воспоминания. У меня их и так достаточно. Так что забирай. Если не хочешь, можешь не брать, но возьми для меня. Давай, я хочу залезть туда, это дерьмо болит. Обещай мне, Сонни».
«Хорошо», — сказал я. «Я заберу его».
«И, может быть, в ближайшие день-два ты мне позвонишь, да? Убедись, что я не сдох нахрен или еще какое-нибудь дерьмо».
«Ясно.»
Крэш тяжело вздохнул. «Эта ночь останется в памяти».
«Когда-нибудь мы посмеемся над этим».
«Да, — сказал Крэш, — только не сегодня».
Еще раз устало кивнув, он проскользнул в больницу и исчез.
Глава 26
Телли подъехал к дому Крэша и припарковался рядом с машиной «Стриптизерша Барби». По дороге он заехал в круглосуточный магазин, чтобы я мог купить рулон бумажных полотенец. Он даже зашел за мной, чтобы я не вызвал подозрений, войдя весь в крови. Как только он вернулся в машину и протянул мне рулон, мне удалось замедлить кровотечение и немного привести в порядок лицо. С тех пор никто из нас не произнес ни слова.
«Сколько я должен тебе за бумажные полотенца?» спросил я, все еще прижимая пачку к ране над глазом.
«Не волнуйся об этом, просто выходи, пока не наделал дел», — сказал он, сидя в сиянии света приборной панели, похожий на Нечто из «Фантастической четверки» в кожаной куртке, и протянул мне носовой платок. «Вот, обмотай руку».
Я так и сделал, а затем открыл дверь. «Спасибо, что не дал им убить нас».
«Я тут ни при чем», — сказал он. «Я просто был там по просьбе Ремо. Я все равно был в том районе, так что поехал как его представитель. Я не знал, убьет вас двоих Жаб или нет, и не мне было останавливать его, если он попытается. Ты все еще здесь, потому что Жаба решил оставить тебя в живых после того, как Ремо замолвил за тебя словечко».
«Передай Ремо спасибо», — сказал я.
«Может, тебе стоит сказать ему это самому».
«Да, ты прав. Я так и сделаю».
Телли улыбнулся. «Тебе это сошло с рук, Сонни».
«Сейчас мне так не кажется, но я еще дышу и отделался легким испугом. Жаль только, что Крэш не может сделать то же самое».
«Что с тобой?»
Внезапность его смены тона удивила меня. «Что ты имеешь в виду?»
«Наказания были в любом случае», — сказал Телли. «Единственная причина, по которой ты избежал побоев, — это то, что Крэш понес свое наказание. А потом он понес твое. Одна рука была его, другая — твоя».
Мое сердце упало, и я не был уверен, хочу ли я плакать или сломать что-нибудь. Наверное, и то, и другое, но я так чертовски устал, изможден и изранен, что не мог решиться ни на что. «Не думал, что могу чувствовать себя еще хуже, но теперь чувствую. Спасибо.»
«Не думал, что это станет сюрпризом. Не то чтобы тебя не было рядом».
Он был прав, я должен был догадаться.
«Да», — тихо сказал я.
Он протянул мне одну из своих больших рук. «Береги себя».
«И ты тоже». Я поднял свою обмотанную руку. Рукопожатие не состоялось.
Как только я вышел, застонав от боли, и закрыл дверь, из его стереосистемы зазвучала мелодия DIO. Прежде чем я успел помахать рукой на прощание или сказать что-нибудь еще, Телли отъехал и скрылся.
Я стоял там еще некоторое время, даже когда он уехал и я остался один в темноте.
Через несколько минут я вышел из дома Крэша, погрузил бархатную картину в багажник и на машине Адель отправился в мотель.
Когда я приехал туда, я ждал на стоянке и все воспринимал как должное. У меня все еще была паранойя, что кто-то может появиться из темноты, все еще отслеживая мои шаги, хотя я знал, что больше не осталось никого, кто мог бы придраться ко мне.
Мой телефон начал разрываться от сообщений и звонков от Адель. Я опаздывал.
Бумажное полотенце, которое я прижимал к глазу, промокло, поэтому я выбросил его в окно, выдернул из рулона еще несколько листов и прижал их к ране. Прижав рулон к руке, я вылез из машины и, ковыляя, добрался до комнаты, где мы оставили Молли.
Сквозь занавески одинокого окна виднелся свет, но он был тусклым и мерцающим, так что, скорее всего, исходил от телевизора. Когда на мой телефон пришла очередная серия сообщений от Адель, я выключил его и тихонько постучал в дверь.
Изнутри донеслось приглушенное «Кто там?».
«Это я, Санни», — сказал я. «Открой».
За звуком открывающихся замков последовал звук распахивающейся двери, и Молли предстала перед нами полностью одетая и выглядящая такой же растрепанной, какой мы ее оставили. «Господи», — сказала она, глядя на меня расширенными глазами.
Я знал, что выгляжу не лучшим образом: окровавленные бумажные салфетки и кровь по всему телу. К тому же у меня уже начали появляться синяки, и я уверен, что представлял собой весьма примечательное зрелище. «Нам нужно идти, — сказал я, — но сначала я хочу зайти на минутку».
Она посмотрела куда-то мимо меня. «Где Крэш?»
«С ним все в порядке, он дома», — соврал я. «Я отвезу тебя на автобусную станцию».
Ее глаза уставились на меня. Они были красными, но не от травы. Она плакала. Очень много. «Кевин-Кит?» — спросила она тоненьким голоском.
Я медленно покачал головой: «Нет».
Она немного съежилась прямо у меня на глазах, ее живот прогнулся внутрь, словно ее ударили в живот. Не говоря больше ни слова, она отвернулась и побрела обратно в комнату.
Я последовал за ней, закрыл дверь и запер ее за собой.
Молли присела на край кровати. Ребенок был повержен. «Что с тобой случилось?» — спросила она.
Я прошел в соседнюю ванную комнату и, как только увидел себя в зеркале над раковиной, пожалел, что сделал это. «Меня сбил поезд», — сказал я.
«Правда?» — спросила она из другой комнаты.
Я убрал бумажное полотенце с раны, чтобы взглянуть на нее в зеркало. Кровотечение почти прекратилось, но рана выглядела ужасно и явно требовала наложения нескольких швов. У меня были царапины и синяки по всему лицу и шее, кровь вокруг глаз, кольцо крови вокруг рта и широкая полоса, сбегающая по подбородку к горлу. Кровь из носа давно перестала идти, но обе ноздри были заляпаны засохшей кровью. Одно из моих ушей тоже было залито кровью. Моя рубашка была так окровавлена, что казалось, будто в меня стреляли.
Голова все еще раскалывалась, каждый дюйм болел, но я снял рубашку, выжал кровь в раковине, потом отбросил ее в сторону на стойку и немного попускал воду, пока она не стала теплой. С помощью бумажных полотенец я привел себя в порядок, а затем проверил, не расшатались ли у меня зубы.
Подержав рубашку под струей воды, я прополоскал ее как мог, затем выжал и надел обратно. Я все еще выглядел как дерьмо, но, за исключением раны над глазом и пятен на рубашке, по крайней мере, большая часть крови исчезла.
Поменяв бумажные полотенца на свежие, я потуже завязал платок на руке, взял рулон полотенец и, пошатываясь, вышел из ванной. Молли все еще сидела у изножья кровати, ссутулившись, и выглядела так, будто могла упасть в любую секунду. «Нам пора идти», — сказал я. «Я должен забрать тебя отсюда. Все закончилось, и ты больше не должна волноваться, но ты должна уйти, понимаешь?»
«Но я же сказала тебе, что автобусов не будет до утра».
"Я знаю, но мне нужно сделать еще кое-что, так что я тебя сейчас оставлю, хорошо? Ты решишь, куда хочешь поехать, и через несколько часов будешь в пути, и все это останется позади».
Молли посмотрела на меня своими печальными глазами. «Это никогда не останется позади, Сонни. Никогда».
«Все наладится», — сказал я ей. «Это займет много времени, но это произойдет».
«Ты выглядишь так, будто тебе пора в больницу».
«Мне стало лучше».
«Крэш тоже умер?»
«Нет».
«Почему его здесь нет?»
«Он в больнице».
«Ты солгал».
«Мне жаль».
«С ним все будет в порядке?»
Я кивнул.
«Я больше не увижу его?» — спросила она.
«Нет».
Молли вытерла слезы с глаз. «Я хочу поехать в Кали».
«Мы посадим тебя на автобус до Лос-Анджелеса. Ты сможешь начать все сначала».
«Я буду совсем одна».
«Все будет хорошо». Я не был уверен, что так и будет, но говорить ей об этом было бессмысленно. «Просто будь осторожна там. И выбирай парней получше».
«Кевин-Кит умер за меня. Я всегда буду любить этого парня».
Господи. Я не знал, как ответить на этот вопрос, а кровать выглядела так хорошо, что я боялся, если мы не уйдем, я лягу, и на этом все закончится.