е сам и вооружаю, пусть и косвенно.
Тем не менее, мастер прощен, он выдал мне вполне грамотный расклад по бандитским группировкам в Ростове. И я, признаться, был даже несколько ошарашен, что в городе, который начал развитие не так давно, уже формируются целые кланы, устанавливаются бандитские традиции.
— Алёшенька, — томным голосом, распространяя свои флюиды не меньше чем на версту, обратилась ко мне Анфиса. — И неужели у тебя нет никакого желания со мной помириться?
И что тут ответить?
— Конечно, я только и мечтаю об этом! — восторженно заверил ее я.
Надо играть роль пацана, которому вот-вот перепадёт подержаться за женскую титьку.
— И какой подарок ты нынче привез? Ты всегда привозил подарки, — всё тем же завораживающим голосом спросила Анфиса.
— Ну, где же я куплю достойное тебя? Не в поместье же своём, которое и так сгорело. Но мне удалось найти тайник своего батюшки, — выкрутился я, одновременно предоставляя всем собравшимся вполне удобоваримую легенду, откуда всё же у меня образовалось только денег.
На самом деле я с собой не брал даже половины из тех денег, что у меня имеются. То, что демонстрировалось бандитам, та пачка ассигнаций — это всего лишь «кукла». То есть внутри была бумага, присмотревшись к которой, можно понять, что она далеко не того качества, на которой печатаются ассигнации.
— Пойми правильно, Алексей Петрович, никакой уважаемый человек не сядет с тобой играть больше, если ты не расплатишься с теми долгами, что уже имеешь. Отдай тысячу рублей, и тогда я сделаю всё по высшему классу. Играть придут уважаемые люди Ростова, — сказал Понтер.
Я ждал, когда вопрос о моём долге вновь всплывёт. Понтер достаточно грамотно себя вёл со мной. Он выждал время, мы с ним выпили пару бокалов вина, после я даже замахнул рюмку водки. И, вот теперь, когда можно было бы подумать, что я уже забыл любые обиды, когда можно было бы уже и самому Понтеру сделать вид, что и он обиды не помнит, вновь прозвучал вопрос о долге. И это хорошо, я-то предполагал, что придётся отдавать сразу полторы тысячи рублей, а Понтер запросил только одну тысячу. У него тут свой расчёт — теперь я, вроде бы, должен смолчать, что на самом деле должен немного больше. Я и промолчу, и не будет счастью моему границ, что останется чуть больше денег, которые я также должен проиграть.
— Знаешь, любовь моя, а я ведь могу сама себе что-нибудь купить, — прошептала мне на ушко Анфиса, после чего прикусила мочку моего уха.
По всему телу замаршировали мурашки. Знает, паскуда, где у меня те самые точки, прикосновение к которым служит рубильником, отключающим работу головного мозга.
— Со мной приехал ещё мой друг, вы не против, если он будет также с нами играть. Смею заметить, что господин Зарипов играет не хуже меня, — сказал я, состроив горделивое лицо.
Понтер и один из него прихлебателей, который все время молчал и со взглядом ленивца наблюдал за мной или, прежде всего, за Анфисой, ухмыльнулся. Не лучшего они мнения о моих навыках карточной игры.
Из другого кармана пиджака, также внутреннего, пришитого Саломеей, я достал другую пачку денег и отсчитал тысячу рублей. Передал эти деньги Понтеру. Тот лихо их завернул в невесть откуда образовавшуюся тряпицу, после я взял из той пачки ещё триста рублей.
— Дорогая, возьми, пожалуйста, эти деньги в знак моей к тебе любви, а сразу после игры, как бы она ни сложилась, на чьей стороне ни была бы удача, я оставлю для тебя еще тысячу рублей, чтобы моя обожаемая нимфа ни в чём не нуждалась, — сказал я.
Внутри всё содрогалось. Как же не хотелось отдавать эти деньги! До зубовного скрежета не хотелось. Но возвращать свое нужно обязательно. Я собирался ещё сгрести со стола все те деньги, что будут, даже не побрезгую залезть карман к кому, но это ведь как — тут как оно ещё сложится.
А сейчас я отдаю свои кровные деньги. По сути, я только что отдал бандитам и проститутке стоимость целого сахарного завода, что мог бы планомерно, много лет обогащать меня и моё поместье.
— Через два дня состоится игра, — серьёзным голосом сказал Понтер.
— В моём номере, — капризным голосом сказал я.
Ну как же не пойти навстречу такому дурачку, которым меня должны видеть все собравшиеся? Хозяева города, чувствующие себя в полной безопасности, без каких-либо особых препирательств согласились, чтобы игра состоялась именно у меня в номере.
Когда вечером ко мне постучали, я знал, кого должен увидеть на пороге. И не ошибся.
— Я могу войти? — спросила огненная бестия.
Она выглядела не просто хорошо, а феноменально грациозно, одетая в строгое платье, с аккуратной причёской. Анфису не отличить сейчас было от великосветской дамы, и более того — в данный момент она всех этих дворянок даже стократно превосходила. Природная ли это способность предлагать себя в разных видах и ипостасях? Или же Анфиса смогла выработать в себе эти уникальные навыки упорными тренировками? Как бы то ни было, но девушка меня поразила.
Когда мы пили вино, закусывали ветчиной и сыром, я ещё думал, а правильно ли поступаю, что уже не мыслю иного продолжения вечера, кроме как затащить эту бестию в свою постель. А когда она начала меня целовать, все мои здравые и нездравые мысли собрали свои немудрёные пожитки и покинули мою голову, направляясь в путешествие куда-то вниз живота. Ну, а когда рыжеволосая выверенными движениями стала снимать с себя одежду, оставляя лишь костюм Евы, я более ни о чём не хотел думать, кроме как о том, как стать её Адамом. Сорвать с дерева это, пусть уже и перезрелое, греховное яблоко, чтобы съесть его вместе с косточками — вот та цель, к которой я всю ночь стремился.
Да, с этой женщиной можно и нужно предаваться греху целую ночь. Она просто не позволяет откинуться на подушку с чувством выполненного долга. И вообще, нужно же было мне каким-то образом отыгрывать весь тот спектакль, в котором я — главный герой-любовник, пусть это частично было и в оправдание своей сиюминутной слабины?
А на второй день, когда Анфисы и след простыл, в номер вновь постучали. Это был человек, присланный даже не Понтером, а Иваном Портовым. Тем самым авторитетом, с которым я уже однажды виделся и, который представлялся мне зверем, чующим опасность.
Двое мужчин примерно одного возраста, в чём-то похожие, но одновременно абсолютно разные внешне, сидели в отдельном кабинете ресторации. Вопреки ожидаемому, за ужином мужчины не улыбались друг другу, не шути+ли, а напротив, источали ненависть и презрение. Главному полицмейстеру Ростова господину Марницкому было не просто неудобно сидеть за одним столом с одним из лидеров преступного мира Ростова, он считал это много ниже своего достоинства. Вот только ситуация вынуждала его поступать именно так и никак иначе.
Сам градоначальник просил Марницкого, чтобы тот провёл дополнительную беседу с бандитом Иваном Портовым, так как дело, которое предстоит развернуть, было крайне важным.
Нет, градоначальнику от того, что должно произойти, выгод не так много. Но ещё три недели назад вестовой, один из ближайших порученцев вице-губернатора Кулагина, самого теневого хозяина губернии, лишь номинально числившийся вице-губернатором, но бывшего на деле чуть ли не важнее самого губернатора, просил посодействовать его кое в чем.
Как именно узнал Кулагин, что помещик Шабарин должен крупную сумму ростовским бандитам, оставалось для главного полицейского города Ростова загадкой. Между тем именно Марницкому предлагалось проследить за встречей, а также прикрыть, если вдруг что случится, некоторых ростовских бандитов.
— Зачем ты меня позвал? Чтобы молчать? — первым нарушил тишину бандит.
— У тебя скоро игра? — спросил нехотя глава городской политики.
Иван Портовый молчал
— Я знаю, что у тебя игра. Главный банкир должен не просто проиграться, а поставить на кон свое поместье, — процедил сквозь зубы Марницкий.
Глава портовой бандитской группировки с презрением посмотрел на этого фараона, который на самом деле немало попил кровушки у бандитского сообщества. Да, твари так и остались безнаказанными, но при этом всем троим Иванам Ростова пришлось выложить кругленькую сумму в серебряных рублях, чтобы полиция не лютовала, мало того, вожаки согласились периодически сдавать мелких своих сообщников, чтобы гончие с царскими нашивками могли хвастать удачами на ниве борьбы с преступностью.
И вот теперь этим двум людям, люто ненавидевшим один другого, приходилось вести разговор.
— Что мне с того будет? — спросил Иван.
— Ты, морда, о выгоде своей печёшься? — разъярился полицмейстер. — Дали бы мне волю, я бы вас всех просто перестрелял!
— Не дадут, — спокойным голосом отвечал Иван. — Так что нынче же скажи мне, что мне с того будет.
— Не стану передавать войсковым клад с контрабандой, который я взял у вас три дня назад, — сжав в кулаки, сквозь зубы процедил начальник городской полиции.
— И то хлеб, — сказал Иван, залпом выпил стакан водки, после перевернул его, поставил на стол и спешно вышел из ресторана через запасной ход.
На самом деле Иван Портовый, не помнящий родства, пусть внешне и был спокойным, но весь словно горел. Он, будто зверь, чуял подставу. Вот только не понять было, откуда ждать угрозы. И потому все же видел именно в Марницком причину своей кричащей чуйки.
Глава 9
Нельзя сказать, что Ростов буквально нашпигован бандитами, как это бывало в девяностые годы двадцатого века практически в любом городе на постсоветском пространстве. Но, наверное, как и в любом портовом городе, тут неизменно встречались и контрабандисты, и любых мастей авантюристы, и игроки, и люди, бегущие от преследования закона. Так что бандитизм не мог не цвести, тем более, при явном попустительстве властей.
В Ростове было три так называемых Ивана. Именно этим именем нарекали главарей бандитских группировок. Каждая группировка, по сути, не была даже организованной группой. К примеру, если нужно сделать какое-то дело, то один Иван мог бы привлечь людей, которые, вроде бы, подчиняются другому Ивану. И те не обязательно имели отчёт перед своим вожаком. То есть тут устоялась некая форма бандитской демократии.