— И всё же вы молодец, — ко мне подошла Мария Николаевна Струкова, жена ещё одного виднейшего дворянина в губернии. — Вы же, Алексей Петрович, явно предполагали, что многие из собравшихся приедут посмотреть на то, как вы оконфузитесь. Подобный анекдот стал бы весьма популярным не только в Екатеринославской губернии. Вам всего-то нужно было никому не рассылать приглашения и, возможно, многие даже забыли бы о том, как вы давеча в Екатеринославе всех приглашали к себе. Достойно, когда молодой человек, пусть и бросающий пустые обещания в пылу пирушки, осознаёт, будучи трезвым, что за каждое слово нужно отвечать.
— Я весьма признателен, Мария Николаевна, что вы оценили мой поступок. Оценка моей личности от столь мудрой и уважаемой дамы важна для меня, — отвечал я, перехватывая одного из подавальщиков, у которого на подносе были бокалы с шампанским.
— Пожалуй, я выпью шампанского с вами, — любезно согласилась дама.
Я разговаривал будто бы ни о чём с Марией Николаевной, при этом то и дело отвлекаясь и выискивая глазами, где же находится в данный момент милая особа, почти что отказавшая мне в танце. Лизонька же, как оказалось, кружилась в вальсе с поручиком Миклашевским.
— Прекрасная пара, не правда ли? — спросила Мария Николаевна, от которой не утаилось моё внимание к Елизавете Дмитриевне.
— Союз Миклашевских и Алексеевых весьма прогнозируем, — пространно отвечал я, сжимая костяшки в кулак.
Откуда всё это? Почему я, взрослый человек, у которого есть женщина, пусть и временная, но весьма искушенная в любви, позволяющая мне не чувствовать сексуальной напряженности, сейчас невольно веду себя, как мальчишка! Нет, конечно, я стараюсь не показывать никаких своих эмоций, но ведь чувствую, чувствую, как начинают бурлить во мне гормоны! Как они закипают, побуждая совершать какие-то глупые поступки, говорить необдуманные слова.
— Знаете, Алексей Петрович, а я считаю, что Лизонька вполне бы подошла бы и вам. Приданое за ней недурное. Это две небольших деревеньки, там есть еще озеро и дубрава. Но и не сказать, что она слишком завидная невеста. А вот то, что хороша собой, это решает многие вопросы. Иные такую девицу и без приданого заберут. Только прошу вас, не совершайте никаких глупостей, ещё не всем видно, что вы сейчас испепеляете своим взглядом невенчанную девушку, но я подобные вещи определяю сразу. Но общество таково, что всё обо всём будет известно. Думаю, что не нужно никому более того видеть, — вполне оправданно нравоучала меня Мария Николаевна, а я не возражал, хотя были мысли, но уважения к годам женщины и ее статусу у меня хватало, чтобы промолчать.
Разумом я понимал, что я — не столь выгодная партия, особенно для племянницы Алексея Михайловича Алексеева. Что обо мне могут думать мои гости? Распутная мать, которая укатила куда-то в Петербург с любовником. Об этом давно все знают, не скроешь. Отец мой, как я узнал не так давно, уже от гостей, вел себя по жизни, как задира, который не умеет дружить, а напившись, может и скандал устроить.
И вот я — отпрыск этих родителей. Вроде бы, с виду не должен выглядеть пустоумным повесой, но в этом времени пусть и не знают о такой науке, как генетика, но зато верят в поговорку про то яблоко, которое падает недалеко от яблони. К тому же у меня в голове лишь прожекты, для многих считающиеся малоосуществимыми. Так стоит ли с таким связываться? Если только какому-то захудалому дворянскому роду, которые сейчас едва сводят концы с концами. И мне уже навязчиво намекали на трёх девиц.
Это были дочери весьма нерадивых хозяев, чьи поместья заложены, а может, ещё и перезаложены. Так что с меня, вроде бы как, оставшегося без попечения родителей, мамочка, конечно же, не в счёт… так вот с меня им можно было бы попробовать что-то взять. Некоторые, видно, надеялись уговорить меня продать своё имение, чтобы погасить долги любимой тёщи или тестя.
Таким образом, пока никакого достойного союза я не смог для себя спроектировать. Вместе с тем, я же себя знаю — если взял цель, то буду этой цели добиваться. Моя цель — это Елизавета Дмитриевна Потапова, племянница Алексеева.
Гости поели, поговорили, на все это было отведено полтора часа. Блюда, кстати, хвалили, правда, было разное…
— А я был в Грузии, так там хачапури другой. И какой хачапури без сулугуни? — услышал я один разговор.
Может, и так. И я даже согласен. Но мы сделали такое приближенное к оригиналу блюдо, что мне лично понравилось. Ничего, завтра гости будут есть салаты. Начиная с чего-то вроде оливье, заканчивая сельдью под шубой.
Что ж… А мне пора было открывать огонь из тяжелой артиллерии.
— Дамы и господа, не желаете ли услышать в исполнении хлебосольного хозяина столь гостеприимного поместья песни собственного его сочинения? — объявил, якобы интересуясь у гостей, Миловидов.
Я состроил удивлённое и смущённое лицо, даже пару раз попытался продемонстрировать свое стеснение, мол, я не волшебник, я ведь только учусь. Чего это мои песни петь, коли они не профессиональные.
На самом же деле я подговорил Миловидова, чтобы произошло всё именно так. Он должен был меня объявить, даже уговорить, а я должен был исполнить некоторые из тех песен из будущего, которые вспомнил или же подобрал, а на основе оригинального текста сочинил свой. Но всё это должно было прозвучать именно здесь и сейчас. С одной стороны, творческих людей в этом времени очень даже жалуют, и человек, который вовсе не занимается никаким творчеством, не пробует сочинять стихи, кажется даже неполноценным. Ты можешь не быть Пушкиным, Лермонтовым, но попробовать ты обязан.
С другой стороны, я не могу лгать самому же себе: мне захотелось несколько проучить снежную королеву, Елизавету Дмитриевну, которая так пренебрежительно поставила меня в список своих кавалеров на предпоследний или даже последний танец.
— У нас в губернии появился свой поэт? — язвительно заметил Андрей Михайлович Миклашевский.
Этот деятель стал оборачиваться, словно ища поддержки, ухмылок на лицах других гостей, реакцию на его выпад, но ситуация несколько поменялась. Всё же за последние два дня я смог себя проявить в достаточной степени и как благоразумный хозяин, и как сдержанный человек, хотя последнее давалось мне с большим трудом. Ни разу я не уступил в словесной пикировке Миклашевскому и не спасовал ни перед ним, ни перед кем-либо другим.
Зачем мне выпячиваться? Я понимаю, что если Миклашевскому по молодости его лет я ещё мог бы некоим образом ответить, то вот с Алексеевым или Струковым уже поступить подобным образом категорически нельзя. И здесь некоторые слова наиболее важных гостей, уже стариков, нужно было вроде бы как мотать на ус и даже благодарить за науку. Несмотря на то, что иногда эта наука могла бы на поверку быть абсолютно неуместной и даже глуповатой.
— Вашему вниманию представляется песня «Как упоительны в России вечера», автор слов и музыки Алексей Петрович Шабарин, — звонким пронзительным голосом, перекрикивая всех, словно вбивая в уши каждого собравшегося информацию, говорил Миловидов.
И всё же, я несколько был не прав в отношении этого человека. Да, он заносчивый, но вместе с тем то, как актер отрабатывает взаимодействие с гостями, как он устраивает и поэтические вечера на пару с Хвастовским, или музыкальные минутки, как он умеет быстро организовать игру в фанты или различные конкурсы — он стоит не только тех денег, что уже ему заплачены, но и некоторых даже премиальных, чтобы в следующий раз Миловидов оказался на моей стороне и создавал погоду на любом другом моём мероприятии.
Взяв в руки шестиструнную гитару, которую пришлось переделать из семиструнной, тем самым несколько уменьшив функционал инструмента, я начал перебирать струны.
— Как упоительны в России вечера… — полилась песня.
И это было просто великолепно. Не знаю, как у кого, а у меня так бывает: я могу переживать, волноваться за какое-то мероприятие, но в какой-то момент все отпускаю, перестаю думать о возможных закавыках и провалах. Вот тогда всё идёт более чем хорошо. И сейчас я просто всё отпустил, будто в той самой компании дворовых пацанов, в которой не нужно было выкаблучиваться и выдавливать из себя «великого» певца или гитариста, так как все пацаны прекрасно знали, кто чего стоит. В моей компании вообще принимали даже того, кто орал песни с уникальной способностью: не попадать вообще ни в одну ноту.
Так что я пел и про хруст французской булки, пока это ещё не стало признаком чего-то вроде инагента, и про дам, и кавалеров. Группа «Белый орёл» когда-то написала отличную песню, которая, я в этом уже более чем уверен, подходит и к этому времени. Она мелодичная, моментально садится на слух и вбивается в голову так, что не быть хитом не может.
— Следующая песня также была сложена господином Шабариным. Это тоска по Родине, любви к… — отрабатывал и далее роль конферансье Миловидов.
— Отчего так в России берёзы шумят, отчего белоствольные всё понимают, — начал петь я, а артист, вот умница, так гармонично пристроился к моему вокалу и подпевал, что песня зазвучала десятикратно красивее, чем мог я ее исполнить в одиночку.
Едва замерли струны на гитаре, предводитель екатеринославского дворянства поднялся со своего стула и стал аплодировать. В некотором замешательстве находились остальные гости, но скромные хлопки быстро переросли в овации.
Вот ведь сентиментальные люди, не боятся показывать свои эмоции! Слезинки то и дело скатывались не только по мужским щекам, запутываясь в бакенбардах, бороде или усах, женские щёчки также ощущали влагу. Хорошо, что женщины были таковыми, что не имели ни бакенбардов, ни усов, ни бороды. А то слезинкам было бы сложнее вырваться на простор. Ну и крайне сложно для психики было бы подобных особ видеть мне.
Я бросил взгляд на Лизу и не без злорадства увидел, что и эта девушка, понравившаяся мне, но выдавшая такую отповедь при приглашении, вытирала белоснежным платочком слёзы. Вот и сделан один ход, чтобы она запомнила меня не как того, с кем перемолвилась острым словечком, а того, кто смог достучаться до души.