дан от работы, на чужой земле или на границе. Чем это едва не закончилось, мне известно.
— Дмитрий Иванович, Индия также очень далека, несравненно дальше, чем Россия от Англии. Но индийские земли — нынче колонии Великобритании. И это случилось лишь только благодаря технологическому превосходству англичан. Если мы допустим до того, что наше оружие будет намного слабее, чем английское или французское, даже немецкое, хотя Пруссия сейчас только начинает поднимать голову, нас непременно захотят унизить, возможно, уничтожить. Яркий пример тому — Китай и все опиумные войны, которые вели англичане, да и французы, — сказал я, наливая чай и предлагая сделать то же моему гостю.
— Вот здесь, однако же, вы пишете, что необходимо привлечение частных, личных средств жителей Екатеринославской губернии, — заинтересовавшись и не желая сводить разговор к светским темам, продолжил Климов. — Вы думаете, что кто-либо станет вкладывать свои деньги в подобные проекты? Уж простите, господин Шабарин, вот только я ещё вижу в этом какой-то смысл. Я, как и вы, хотел бы быстрого и прогрессивного развития для губернии, но купечество… дворянство… увы…
Тут Дмитрий Иванович развел руками.
Да, привлечение средств — это ещё одна большая проблема. На мои проекты потребуется не менее чем один миллион семьсот тысяч рублей серебром, причём это только лишь на первом этапе. А вообще план был рассчитан на два этапа по два года, чтобы иметь результат перед началом Крымской войны. Дальше было слишком сложно планировать — под колесами крупных исторических событий все планы полетят коту под хвост.
— Разве сложность выполнения — это причина тому, чтобы не исполнять? — спросил я. — И к тому же я рассчитываю на содействие его превосходительства Якова Андреевича Фабра. Нужно ещё до конца лета созвать и дворянское собрание, и купеческое. Фонд, который уже имеется, и капитализация, то есть вложение, уже составляющее пятьсот тысяч рублей, можно пополнять сборами с имущих людей наших губернии, а те, кто захочет войти в дело на паях, должны за эти паи заплатить.
Я пил насыщенного цвета чай, позволив себе немного варенья и мёда, и размышлял над тем, что именно подталкивает меня к таким масштабным проектам. Разве мало было бы устройства собственного поместья? Да, безусловно — это и любовь к Родине, и желание как-то помочь губернии, в которой мне предстояло жить. Но всё же не об этом были мои мысли. В тишине, которую нарушало лишь постукивание серебряных ложечек о тонкие фарфоровые стенки расписных чашек, я размышлял, что в прошлой жизни сто раз подумал бы, стоит ли вовсе начинать такое великое дело. Ведь сложностей на моём пути не просто много, их чрезвычайно много.
Однако, получив вторую жизнь, я будто готов был поставить на кон всё, сыграть на все деньги, на своё имя, на свою честь, жизнь. Или я просто смотрю теперь на жизнь, как на игру? Иначе воспринимаю реальность. Всё это было, всё это будет. Да, безусловно, я вижу, насколько велико окно возможностей в этом времени. Ведь уже через десять-пятнадцать лет в регион начнут приходить промышленники, они будут зарабатывать баснословные деньги, появится Донецк, бурное развитие получат другие города и территории. Так что два фактора играет на стороне того, что я готов сделать из немаленькой губернии Российской империи центр, где будет совершён таки промышленный переворот, который, возможно, даст некоторый толчок к развитию и всей империи.
Кто знает, может, получится даже и нечто большее. Ведь правы китайцы, утверждающие, что большой путь начинается с одного шага.
— Мне нужна команда людей, которые будут исполнять и осуществлять всё то, что задумано. Пусть пока у нас получится что-то малое, Дмитрий Иванович. Но я уверен, что уже скоро у Екатеринославской губернии появятся дополнительные средства, и люди станут богаче, а наши с вами имена станут звучать при дворе Его Величества, — сказал я с улыбкой, снова отпивая чаю и становясь у окна, под лучи весеннего солнца.
— Дай то Бог! — скупо ответил Климов, беря уже третий по счёту круассан.
Глава 13
Пары кружились в вальсе, лёгкий морской бриз приятно остужал пыл молодых людей и позволял пожилым лучше переносить жару. Благо, что бал начался только в восемь часов пополудни, так пока лишь двоих барышень кавалеры со всею острожностью увели в тень, а массовых обмороков удалось избежать.
Сегодняшний вечер в Севастополе был особенным. Военный губернатор Севастополя Михаил Петрович Лазарев решил дать бал. Да, город закрытый, военный, и встретить тут хоошенькую юную девушку можно считать удачей, но на балу все же присутствовало немало девиц, может, только немногим меньше, чем офицеров. Все же одна эскадра вышла в море на учения, а так был бы не бал, а, скорее, офицерское собрание.
Прием у военного губернатора был достаточно редким событием, так как найти более деятельного флотского офицера, чем Лазарев, было сложно. Михаил Петрович не любил отвлекаться на всякие праздности.
Неуёмная энергия ранее влекла Лазарева в путь к берегам Антарктиды, в кругосветное путешествие. Теперь же, будучи уже далеко не молодым человеком, Михаил Петрович также находил, чем заняться, немало внимания уделяя укреплению Севастополя. И это вопреки тому, что и сам был убежден: воевать России уже особо и не с кем. Турка если только придется бить, но османы слабы, они в Черном море — словно маленькая рыбка против большой акулы.
А уж когда поступят в Черноморский флот все те пароходы, которые намеревался заказывать Лазарев, так и вовсе… Ну, кто в здравом уме на такую мощь попрёт? Так что можно немного расслабиться и насладиться жизнью. Но все равно, укрепление Севастополя под руководством Лазарева продолжалось.
Елизавета Дмитриевна с большим воодушевлением восприняла новость, что должен состояться бал. Ее растили и воспитывали в строгости, Лиза чаще всего видела сельские пейзажи, а как вести себя на публике, ей только рассказывали. Сегодня она сдавала, как она сама считала, тот самый экзамен.
Да, была она на приёме у Шабарина. Но Лиза почему-то наотрез отказывалась считать всё то, что она видела у Алексея Петровича Шабарина в поместье, чем-то хорошим, достойным. Пусть непроизвольно, но с теплотой вспоминала она те дни, а еда… Она, наверное, больше такой необычной еды никогда и не поест. И бывало, что Елизавета Дмитриевна даже вспоминала о Шабарине, но постепенно эмоции от приема в его поместье выветривались, а тут… столько офицеров. Да и дядя говорит, что здесь есть перспективы найти хорошую партию.
Ну, что может дать дворянам молодой, а посему абсолютно неразумный помещик, который ранее только лишь позорил своё имя? Впрочем, дядюшке виднее, а он когда они приехали из поместья домой, всё говорил, что Шабарин сделал то, на что мало кто вовсе способен. Лиза же, понимая, что несколько увлеклась Шабариным, старалась как можно быстрее прогнать все мысли о молодом помещике, а потому выискивала развлечения.
Как же она готовилась к этому балу! Сколь многого она ждала от такого мероприятия! И… её особо ничего не впечатлило. Вот она, молодая, красивая, жемчужина всего этого приёма, и вот — весь этот приём… Кажется крайне скучным, перекусить вовсе нечего и негде попить воды, а погода все равно была жаркой, несмотря на ветерок со стороны Чёрного моря. Приходилось самостоятельно вылавливать слугу, и ещё чуть ли не уговаривать его, чтобы тот пошёл и принёс воды. У Шабарина уже бы раз двадцать подали и воду, и морс, и квас, и всё, что душе угодно.
Однако, не всё так было скверно. Насколько же понравились Елизавете Дмитриевне мужчины в мундирах! Мужчина — это защитник, это — сила, олицетворение некой абсолютной мужественности, которая не может быть без того, чтобы мужчина носил мундир. К такому выводу пришла молодая девушка, впервые увидев такое скопление бравых мужчин.
— Сударыня, позвольте вас ангажировать, — высокий флотский лейтенант лихо прищелкнул каблуками и резко поклонился.
Перед Елизаветой Дмитриевной предстал не какой-то там слащавый юнец, она видела статного мужчину лет тридцати со взглядом всезнающего мудреца. И Лиза не сочла этот взгляд самовлюбленным, взглядом человека, считающего себя умнее других, присвоившего право вводить в заблуждение, а порой, так и откровенно лгать. Она не увидела в лейтенанте ни похотливого блеска в глазах, который этот великовозрастный повеса Печкуров не умел скрыть, когда нацеливался на очередную свою жертву. Девушка хотела видеть прекрасного кавалера и рыцаря, и она увидела это.
Перед ней стоял красавец-мужчина в идеально подогнанном мундире, тот, который равняет свои усы исключительно у цирюльника, причём не у абы какого, а у лучшего в городе. И она словно бы видела, как он ведёт свой корабль во славу императора и России в бой. И это было так волнительно…
Елизавета Дмитриевна восхищалась морскими офицерами. Ведь им приходится вести бой в море, откуда спасения нет. Если корабль пойдёт ко дну, то, даже не получив ранения, по мнению женщины, выжить было никак невозможно.
И как такому сыну Великого Отечества отказать в танце? Елизавета Дмитриевна никогда бы себе такого не позволила. Она считала себя воспитанной и принципиальной девушкой, любящей Родину. Она никогда не станет оказывать знаки внимания тем, кто этого не достоин, а уважать и военных, и флотских её воспитывали с детства.
— Прошу простить меня, сударь, но вы не представились, и, как и положено по этикету, я, конечно же, не одна, — сказала Елизавета и чуть повернулась в сторону, указывая на своего дядюшку.
Алексей Михайлович Алексеев стоял шагах в четырёх от своей племянницы и живо обсуждал с одним капитаном второго ранга возможные поставки продовольствия в Севастополь. Это для Елизаветы Дмитриевны балы — развлечение или, как она себе мнила, — экзамен на зрелость. А вот Алексеев работал. Он приехал не развлекаться, а заключать договора.
— С кем имею честь, милостивый государь? — строго спросил Алексей Михайлович, заметив, наконец, что к его племяннице подошёл морской офицер.