— Александр Николаевич Печкуров, лейтенант флота Его Императорского Величества, — вновь залихватски представился кавалер. — Могу ли я, господин Алексеев, ангажировать вашу племянницу Елизавету Дмитриевну?
Алексеев удивился. Ему ранее не представляли этого офицера, но он, Печкуров, прекрасно, однако, знает, что Алексеев здесь с племянницей, наводил справки, наверное. Однако, возможно, пока он был увлечён разговором о своих делах, Лизонька успела пообщаться с этим на вид достойным офицером.
— Безусловно, — дал своё согласие Алексеев, в конце концов, во многом для того, чтобы найти ей достойную партию.
И уже этот выезд из поместья принёс свои достаточно ощутимые результаты. Ещё несколько месяцев назад было совершенно непонятно, кого бы определить Лизе в мужья, и кандидатура Миклашевского выглядела наиболее предпочитаемой, при этом не столь выгодной, по той причине, что у Алексеевых с Миклошевскими и так дела идут неплохо. А теперь товар, как бы это ни представлялось завуалировано, но Елизавета составляла для своего дядюшки именно что весьма ликвидный товар, уже имеет своего покупателя. Это Шабарин. Однако Алексею Михайловичу хотелось устроить что-то вроде аукциона, посмотреть, какие ещё есть возможности, чтобы утвердиться в выгодности сделки. И, мало ли, может, как раз Печкуров будет тем вторым претендентом на руку красавицы Лизы.
Все эти мысли проносились в голове у Алексеева, и думал он исключительно в рациональном, даже коммерческом направлении. А вот симпатичная головка Елизаветы Дмитриевны нынче так и стремилась предаться эмоциям. Она убеждала себя, что умная женщина пугает женихов, что нужно учиться все же наслаждаться моментом.
И вот девушка парила в вихре вальса, её голова слегка кружилась и отказывалась в привычной для девушки манере рационально размышлять. Наконец она в полной мере может показать результат всех тех занятий танцами, которые девице преподавал стараниями дяди француз, скверный на вид, но танцор отменный.
Девушка, в отличие от многих девиц, не впадавших в излишний романтизм и сентиментализм, сегодня в первый раз захотела отдаться чувствам. Лиза, с присущим ей рациональным мышлением, словно учёный, желающий разобраться в сложной научной проблеме, искала ответ на вопрос: что есть такое любовь, почему многие сходят от любви с ума, так много говорят о ней, поют и пишут? Вот и она сегодня, как убеждала себя, совершает эксперимент: способна ли любить.
— Не сердитесь, прелестная Лиза, но я уже немало знаю о вас, — пока Елизавета Дмитриевна прислушивалась к своим эмоциям, отключая разум, Печкуров искал возможность с ней поговорить.
Лиза отмечала, что она сейчас в сильных мужских руках, что чувствует себя защищённой, нужной. Все её детские страхи, обиды, вся недолюбленность родителями, которых, при всём стремлении, так и не смог заменить дядюшка, всё это начинало будоражить сознание девушки. Все же она умеет испытывать яркие эмоции.
— Вы стали бы жемчужиной Петербурга, там такой искренней и чистой красоты я не встречал даже на императорских балах, — продолжал лить елей в уши девушки Печкуров.
— А вы бывали на балах в Петербурге? — спросила Елизавета Дмитриевна, для которой бал в присутствии Его Императорского Величества казался недостижимой сказкой.
— Я, смею заметить, милая Лиза, позвольте мне вас так называть, я потомственный офицер, а ещё у моего батюшки, к слову, весьма престарелого, более двух тысяч душ, а имения наши под Москвой и Петербургом, — не стесняясь, лгал Печкуров. — Так что наша фамилия… Не скажу, что часто, но мы бываем на приемах высшего света.
Александр Николаевич крайне умело лгал. Он всегда к вранью примешивал толику истины, и сложно становилось понять, где же ложь, а где правда.
Во-первых, и вправду он был сыном генерал-майора Печкурова, однако четвёртым по счёту. Несмотря на то, что земель и крепостных душ у семьи было более чем достаточно — но, конечно же, не две тысячи, а гораздо меньше, однако имения были не заброшены, а вполне развиты. Старший и средний сын генерала помогали своему отцу по хозяйству, в то время, как третий и четвертый сыновья служили.
Во-вторых, Александр был картёжником и уже имел немало долгов, а к тому же он был из тех, кто может потратить последние деньги, даже войдет в долги, но уж будет выглядеть всегда отменно. Умел Пекчуров пустить пыль в глаза любому.
В-третьих, Печкуров пыль пускал, скорее, не любому, а любой. Он был коллекционером женских сердец. Знал, что выглядит неотразимо, что умеет красиво говорить, подаёт себя так, что редко случалось, чтобы даже замужняя женщина, уважающая себя, не польстилась на офицера.
Севастополь скуден на женщин. Они, конечно, есть и здесь, но почти что все замужем. Вместе с тем, тут большое количество мужчин, как офицеров, так и строителей, чиновников. Всем хочется женской ласки или хотя бы внимания.
И вот появляется очередная красотка. И началась своего рода охота за Елизаветой Дмитриевной. И если ярые охотники делали для этого всё, а некоторые так и вовсе входили в раж, следили за девицами и то и дело попадались им на глаза, стремясь заговорить, то другие тоже охотились — но тихо, молча. Например, один молодой мичман вечерами томно вздыхал под окнами дома, который взял в аренду Алексеев. Охоту за вниманием девиц можно было сравнить с настоящей охотой с убийством животных, это когда в ход шел напор, или с «тихой охотой», словно с собиранием грибов. Лейтенант Александр Николаевич Печкуров действовал всегда напористо и наверняка.
— Отчего, позвольте поинтересоваться, если у вас есть недостаток, и достоинства, и… — начала было говорить Лиза, но запнулась.
Она хотела сказать офицеру, что он красив, учтив, весьма интересен дамам — а всё равно до сих пор не женат. Ведь с такой внешностью и статью легко найти общий язык с самыми капризными девицами, вернее, с родителями, что разбаловали дочерей и решили спрашивать их мнение о замужестве. А тут еще и неплохое состояние.
— Только не говорите, что вы ещё не нашли такую, как я. Уж извините, но подобные комплименты весьма избиты и даже моветон. А я не столь наивна, чтобы верить каждому слову, — собравшись с мыслями, горделиво отвечала Елизавета Дмитриевна.
На слова юной девушки тридцатилетний Александр Печкуров только мысленно ухмыльнулся. Сколько у него было таких, которые так же пыжились, манерничали, всё строили себя недотрог, а в итоге лили слёзы и клялись в любви. Хотя он выбирал для себя чаще женщин замужних. Есть некоторый нюанс, который нельзя проигнорировать даже такому ловеласу и беспринципному человеку, как лейтенант Печкуров. Это — невинность. Факты связи с замужней женщиной всегда можно скрыть. Она никогда не бывает невинна, потому и можно… С девицами сложнее. Они истерику закатить могут, да и часто столь наивны, что обязательно кому-нибудь расскажут.
Между тем, танец закончился. Печкуров галантно, выверенно поклонился и проводил Елизавету Дмитриевну к тому месту, с которого её и ангажировал на танец. И пока они возвращались к Алексею Михайловичу Алексееву, лейтенант не проронил ни слова. Более того, он словно игнорировал Лизу, смотрел демонстративно только вперед.
Александр Печкуров знал, что делал. Он понимал, что молчание кавалера будет будоражить сознание девушки, потворствовать тому, что её ещё не окрепшая психика и разум будут искать ответы. Почему же он ничего не сказал, почему не выразил никакого восхищения после танца? Может быть, она что-то сделала не так? Недостаточно грациозно танцевала или, что куда хуже, вела себя излишне откровенно? Но в танце разговор велся весьма активно. Подобная уловка, по мнению Печкурова, работала всегда и со всеми дамами, даже со зрелыми и опытными в свете.
Елизавета Дмитриевна проводила глазами своего впечатляющего кавалера, задумываясь над тем, что она сделала не так, что он даже не поблагодарил её, а только вернул под присмотр дядюшки. Между тем, это её второй выход в свет. Если не считать приём Шабарина, но те дни Лиза уже считала, скорее, репетицией перед главными мероприятиями.
Разум Елизаветы сопротивлялся, но чувства начинали брать верх. Она хотела опереться на это сильное плечо, иметь рядом с собой защитника, того, кто заменил бы ей отца во всём, и был больше, чем родитель. Алексанр представлялся Лизе опытным мужчиной, он старше её, он, судя по всему, богат. Ведь две тысячи душ — это заметное состояние, это большие земли и возможности. А то, что он бывал на балах в Петербурге, что его батюшка прославленный, судя по словам самого Александра, генерал, делало партию очень даже перспективной.
Ну а то, что Алексей Николаевич к своим годам не женат, так офицер же, ещё и флотский. Такие обычно женятся в зрелом возрасте, когда оставят службу.
— Кто таков? — строго спросил дядя у Лизы, выбивая ее из пелены грез. — Я вижу тебя такой впервые. С Миклашевским ты холодна, с Шабариным так и вовсе словно лед. А тут… Не спеши, Лиза, мечтать. Сперва нужно узнать, что это за офицер, из какой семьи, что имеет за душой.
Девушка спокойно начала рассказывать о Печкурове то, что он сам ей и рассказал, и в какой-то момент Лиза поймала себя на мысли, что несколько даже приукрашивает Александра. Она даже прибавила ещё две сотни к двум тысячам крепостных душ, что были у ее кавалера, который промолчал про братьев, да и цифры завысил. Но ей почему-то сильно хотелось, чтобы дядюшка тотчас же проникся и оценил выбор Лизы.
— О генерале Печкурове я слышал. О его семье, конечно, не особо знаю, — задумчиво сказал Алексеев. — Он говорил тебе, что две тысячи двести крепостных душ за ним?.. А пригласи-ка ты его завтра к нам на ужин! Я небольшой приём буду давать по случаю скорого отъезда. Все дела уже здесь мы решили. Или не все… Офицер знатный. Но нужно бы подробнее всё узнать.
Елизавета Дмитриевна сдержалась, но улыбка так и грозила рацвести на её лице — так, что это было бы уж слишком заметно, почти неприлично. Она смотрела в сторону Саши, именно так она теперь хотела называть этого мужчину, и внутренне радовалась тому, как складываются обстоятельства.