Но сложилось всё не так — я не дал Кулагину времени хоть как-то оценить обстановку, прикинуть варианты действий. И теперь он должен кусать в бессилии локти, что вряд ли, Кулагин точно не боец, и явно растяжка у него слабенькая, чтобы достать этот самый локоть. Скорее всего, он сейчас перегрызает новомодную алюминиевую вилку. Кстати, алюминиевые приборы сейчас почему-то чуть ли не с золотыми в цене сравнимы.
— Усилить охрану. Никого не пускать. Забаррикадировать проход на этаж, — раздавал я приказы.
Я уже находился в своей комнате. Нет, не в своей. Так как в той комнате, в которой я, якобы, должен жить, заселятся часть моих бойцов. Я же буду жить скромненько, в небольшой комнатушке в самом непрестижном месте — далеко от ватерклозета. Именно так, на втором этаже гостиницы «Марица» был установлен новомодный ватерклозет, И считалось, вопреки тому, как это будет в будущем, что чем дальше от туалета находится комната, тем менее она престижна.
Мы с моими ребятами снимали полностью этаж. И это обошлось мне не просто в большую сумму, а в катастрофически большую. Снятые на неделю апартаменты стали мне в почти пятьсот рублей. Очень дорого! Война — дело накладное.
Теперь мы могли бы даже обороняться против превосходящего противника. Кроме того, здесь имеется выход на третий этаж, а оттуда можно было бы перейти на крышу соседнего здания. И у нас уже были запасены и приготовлены верёвки, которые обязательно будут перекинуты, чтобы оборудовать пути отхода.
Конечно, представлялось маловероятным, что Кулагин решится на бои прямо в центре города. Ему нужно будет каким-то образом оправдать стрельбу. А как он это сделает? В ресторане слышали нашу перепалку практически от начала до конца, знают, в чём подноготная ссоры. И если Кулагин официально подключит все свои административные ресурсы, договорится с какими-нибудь военными, а без них проводить подобную операцию просто глупо, то общество будет, что называется, скандализировано. Даже вице-губернатору нужно следить за тем, что думает общество.
А тут ещё и ревизор приехал. Сейчас Арсений Никитич Подобаев, столичный ревизор, должен ужинать у губернатора Екатеринославской губернии Якова Андреевича Фабра. Но я уверен, что и губернатору, и ревизору уже в ближайшее время станет доступна свежая сплетня о вице-губернаторе.
Да, я играл ва-банк! Но если я не сыграю в игру с большими ставками, то меня просто могут выкинуть из-за карточного стола. Ведь уже были две попытки убить меня — и лишь за малым они не воплощены. Пусть Тарас из-за обострившихся психологических травм всё-таки не стал исполнять «заказ» на меня, но и этот эпизод я считаю покушением.
Так что? Мне ждать ещё одного покушения? Или того, что убьют кого-нибудь из близких мне людей? А я ведь уже обрастаю близкими людьми. Мне даже будет жаль, если пристрелят мою мать. И хотя она мне как кость в горле, всё равно я к этой женщине чувствую некую привязанность. Есть у меня и Эльза, к которой я не чувствую любви, но с ней мне просто, легко и непринуждённо общаться, решать свои сексуальные потребности. И по-своему Эльза для меня тоже дорога, скорее, как боевая подруга или военно-полевая жена, но как ни крути, она также небезразличный мне человек.
А есть Садовая. Когда я её назвал своей сестрёнкой, у меня словно что-то всколыхнулось внутри. Ведь в том мире у меня осталась сестра. И пусть эти две женщины внешне мало похожи, хотя обе светловолосые и невысокого роста, но я просто не представляю, чтобы моя сестра из прошлой жизни смогла бы стать проституткой. Она, скорее, горло перегрызла бы любому сутенеру. Но всё равно, что Маша, что Настасья — люди, к которым я уже не могу притворяться равнодушным, мои слабости. Ну, и крёстный — тоже в этом списке.
Так что, если будет желание нанести мне серьёзную рану, то кого убить у Кулагина найдётся. Я не должен допускать такого, чтобы те люди, которые мне доверились, подверглись из-за меня опасностям. Поэтому в решающем сражении нужно наносить удар первым.
— Господин Шабарин! Господин Шабарин! — пытались до меня докричаться с первого этажа гостиницы.
Голос я узнал. Это был управляющий гостиницы «Марица». И я даже понимал, чего именно он хочет. Ведь самым простым для Кулагина было бросить в сердцах, что он не придёт в этот ресторан, либо что этот ресторан будет платить ещё больше отступные губернатору, пока я здесь буду вольготно себя чувствовать и жить. Это так, словно укусить беззубыми губами. Или это уже на что-то иное смахивает. Ух я и пошлый же стал! А насчет зубов… Есть они у Кулагина. Еще покажет он себя, но, надеюсь, поспешит и наделает ошибок.
— Петро, поди, скажи ему, что я уже изволю отдыхать. И все разговоры буду вести завтра, а что на своей территории я видеть никого не желаю, — сказал я командиру дружинных и пошёл в свою комнату.
Дело в том, что я уточнял, за что именно плачу огромные деньги. Мы подписали какие-то арендные бумаги, по которым я, действительно, на неделю становлюсь полноценным хозяином части этой самой гостиницы.
Прекрасно понимаю, что это подобно пиар-ходу, такая вот маркетинговая, причём, весьма неглупая, со стороны администрации гостиницы политика. Но в этот раз они на свою же уловку и попались. Я не собираюсь покидать гостиницу. А никаких причин, чтобы меня отсюда выгонять, у хозяев нет. В бизнесе, как и в делах чести, очень легко потерять своё лицои тем самым прогореть.
Особенно в это время, когда, порой, старообрядцы-купцы могут ударить по рукам, вообще не заключая никаких договоров на бумаге, и при этом следовать этим самым договорённостям настолько скрупулёзно, насколько это вообще возможно — согласно весу купеческого слова.
Мне так и не удалось поужинать, но ещё до того момента, как я переступил через порог личного обеденного кабинета вице-губернатора, был сделан заказ, чтобы блюда принесли мне в номер. Так что сейчас я собирался вновь отведать той самой нежнейшей телятины ресторана «Марица», о которой некогда даже прочитал, когда сильно заинтересовался личностью великого врача профессора Пирогова. Я согласен с этим выдающимся человеком, что телятинка-то здесь отменная.
— Вашбродь, — обратился ко мне один из моих дружинных, правда, этот был арендован мной у Картамонова.
— Говори! — нехотя сказал я.
Короткий разговор с Кулагиным был настолько эмоциональным, так он меня опустошил, что сейчас не хотелось ничего, кроме как поесть и поспать. Не думал раньше, что достаточно всего пять минут поговорить с человеком, и при этом чувствовать себя, как будто в одиночку разгрузил парочку вагонов с цементом. Ишь какой вампир!
— Мы взяли одного мужика. Он был у ресторана и кого-то выслеживал. Когда заметили у него пистолет, решили брать, — докладывал один из моих бойцов из той пятёрки, что была оставлена у входа в гостиничный ресторанный комплекс «Морица».
— Меня выслеживал? — поинтересовался я, здраво предполагая, что именно я являюсь целью для любого стрелка в этом городе.
Однако сразу же подумал, что Кулагин не знал о моём присутствии по приезду в Екатеринослав, поэтому вряд ли мог так подготовиться и дать указания кому-нибудь из своих исполнителей. Тогда возникал вопрос, кого же он высматривал?
— Не признаётся, — развёл руками боец. — Прикажете с пристрастием узнать?
— Где он сейчас? Если можешь привести ко мне, то приводи! — со вздохом сожаления сказал я.
Никак мне не отдохнуть. Впрочем, нужно собрать все свои силы в кулак и набраться терпения. Отдыхать после того, что я уже сделал в отношении Кулагина, нельзя. Зря только яне взял никого из своей женской прислуги. Пара чашек крепкого кофе мне бы сейчас пригодились. А допускать кого-нибудь из персонала гостиницы я по известным причинам не хотел — плати не плати, а Кулагина-то они знают подольше, чем меня.
Буквально через десять минут напротив меня стоял обозлённый, с волчьим взглядом осунувшийся мужик. Он был почти седым, имел немало морщин, и это выглядело несколько неправильно на не столь старом лице.
— Кто таков? — спросил я.
Молчание было мне ответом, лишь только косого взгляда я удостоился от мужика. Я видел такие лица. Было дело, что брал в плен отчаявшегося сопротивляться противника, и вот тогда он на меня смотрел такими же глазами. Мол, готов на все пытки, могу умереть со свои убеждения, делай со мной, что хочешь!
Чаще всего эти люди уже очень быстро начинают и говорить, и сотрудничать, и выполнять все те поручения и просьбы, даже, порой, унизительные, чтобы только сохранить свою жизнь. Важно психологически пробудить этот самый инстинкт самосохранения. И тогда он из скалы и героя, сурового мужика делает опустошённого, готового угождать пленника.
Однако, как бы я ни говорил о том, что сейчас нахожусь на войне, это утверждение — всё же больше образ или метафора. На настоящей войне, когда ты в поле, на ленточке, там всё ясно. Сейчас же мне его личность была непонятна. Друг он или враг? Особенно непонятно было то, что лицо этого незнакомца казалось знакомым. Но такого же быть не может!
— Не желаете ли со мной поужинать? — спросил я, подумав сменить тактику в общении.
— Для начала, сударь, я хотел бы вас спросить: в каких вы отношениях с вице-губернатором Андреем Васильевичем Кулагиным? — удивил меня вопросом мой гость.
Не на эту тему хотел бы я поговорить с тем, чьего имени даже не знаю. Однако, уверен, что моё имя уже звучит во всём городе, а, возможно, уже и по всей губернии знают, как Кулагина оскорбили, так как некоторые свидетели и переносчики всякой информации, вероятно, быстро покинули город. Так что, наверняка, всё же вполне можно признаться.
— Я не питаю никаких особых чувств к Кулагину, разве что ненависть.
— Прошу простить мою некоторую неучтивость, сударь, но я не могу раскрыть вам своего имени. Не будете ли вы столь снисходительны и всё же не представитесь ли мне? — используя речевые обороты, явно не соответствующие и одежде, и в целом виду мужика, спрашивал меня мой гость.
— Своё имя я не намерен скрывать, — я встал перед ним прямо и представился, кивнув. — Алексей Петрович Шабарин.