— Его Светлость прислали письмо с поздравлениями господину Шабарину, его жене, Елизавете Дмитриевне, ну и господину Алексееву, опекуну, — начал зачитывать письмо Святополк Аполлинарьевич Мирский.
Из Петербурга дошла и до нас газета, в которой всячески расхваливали гений и талант князя Воронцова. Так что можно предполагать, что Михаил Семёнович в скором времени может даже и вернуться в Петербург и занять там достаточно высокое положение.
— Его светлость прислали и подарки для молодожёнов, — с лукавой ухмылкой проговорил Мирский.
Вот же паразит! И не признался же мне в том, что и письмо будет, и подарки.
— Вот шашка и кинжал, которыми можно рубить всю ту несправедливость, которая могла бы возникнуть в Екатеринославской губернии, но при достойном губернаторе и его помощнике сего более не повторится… — презентовал подарки Мирский.
Мне достался богато украшенный камнями кинжал, шашка, которой чаще всего орудуют горцы, а также несравненный конь, обученный жеребец-трёхлетка. Это были очень богатые подарки, но и моя супруга была не обделена. Ей прислали золотое украшение, в меру, без помпезности осыпанное бриллиантами и с рубином по центру. Елизавета Дмитриевна, зардевшись, благодарно кивала. А я что? Я тоже постарался изобразить на лице улыбку.
Было понятно, что Воронцов меня покупал, как бы это грязно ни звучало. Я держал лицо и повернулся к своей новоиспечённой супруге И то восхищение, которое появилось в глазах моей жены, а также первая её искренняя улыбка с самого утра стоят намного дороже, чем ожерелье.
Поняла ли это и она? Кажется, так и есть.
И все же я сделал правильный выбор жены. Брак по расчету, как шутила моя сестра, всегда счастливый, если расчеты проведены правильно.
У нас идет голосование в блоге — выскажите свое мнение по теме для нового цикла!Голосуя, вы выбираете книгу, которую будете читать:
https://author.today/post/630126
Глава 11
Чтобы напоить, накормить, развеселить двести двадцать пять человек, а именно столько было у меня нынче гостей, мною было потрачено двенадцать тысяч рублей. Мой тесть, когда узнал, какие высокопоставленные гости званы на нашу с Лизой свадьбу, также раскошелился на четырнадцать тысяч. Так что мне даже не пришлось залезать в деньги Фонда, а тратил я всё то, что получилось выручить с продажи урожая. К тому же, пришлось забить ещё и двенадцать бычков, чтобы предоставить мясо для банкета. И это мне ещё удалось у Жебокрицкого не только отбить назад свою же деревню, но и присвоить себе, по современным меркам, продвинутый элеватор, полный зерна.
Переговоры же о покупке самого имения Жебокрицкого сейчас должен вести Емельян Данилович. Жаль… Переговоры-то с самим Жебокрицким. Не посадили его, но вынудили выплатить за незаконное пользование землёй мне и Картамонову.
— Дамы и господа, мы услышали здравицы молодым, мы вкусили те блюда, что нам предложены. Отчего бы нынче не посмотреть на молодожёнов, а после и присоединиться к ним в танце? — вещал Миловидов.
— Жена моя, окажите честь, согласитесь танцевать со мной. Или в вашей книжечке записан иной кавалер? — в шутливой форме приглашал я Елизавету.
— Сегодня, сударь, в книжице только вы. Ну а более она мне и не пригодится. Не пристало замужней женщине кавалеров подсчитывать, — на полном серьёзе отвечала мне Лиза.
Эх. Не будет нам комфортно жить, если она не будет понимать мой юмор. Ну ничего, перевоспитаем!
Мы вышли в центр зала, заиграл любимый мой в прошлой жизни вальс композитора Евгения Доги из кинофильма «Мой ласковый и нежный зверь». Этот вальс оркестр, который был на том моём приёме в поместье, ещё тогда разучил. Я искренне сожалел, что не смог монетизировать такое шикарное произведение, которое я принёс в этот мир. Что уж теперь об упущенной выгоде горевать, пусть вальс будет подарком для всего человечества. По мне — гениальное творение.
Нам с Лизой заранее удалось отрепетировать танец. И я, несмотря на то, что у нас уже со второго раза получилось весьма эффектно стоять в паре, специально совершал ошибки, чтобы продолжать заниматься и подольше обнимать свою прелестницу. Уверен, что мы смотрелись великолепно. А уже скоро, по приглашению ведущего, к нам стали присоединяться и другие пары. Миклашевский, прибывший со своей невестой, а также с её родителями, ещё ни разу не цеплялся ко мне. Напротив, мы были весьма приветливы друг к другу. А моя маман…
Да нет же… Не может быть… Она танцевала с Фабром. А если что, то как же? Я должен буду его называть своим папой?
Я улыбнулся. Было бы неплохо.
— А вы лжец, — сказала Лиза и подарила мне столь редкую свою улыбку, чем заставила сфокусировать внимание только на ней. — Ранее не показывали себя столь искусственным танцором.
— Ранее я хотел как можно дольше вас обнимать в танце, — заметил я, вспоминая, как учился танцевать с Эльзой… нагими.
Лиза не обратила внимание на то, как я смутился своим же мыслям, и впервые за день рассмеялась. И смех этот был усладой для меня, он прогнал все неуместные помыслы. Не хотел я думать, что девушка вышла за меня замуж по принуждению — но уж больно грустно смотрела Лиза. А теперь стало лече — я ощущал, что не все, но частью девичьи тревоги уходят.
— Вот в такую, как ты сейчас, я непременно влюблюсь, — сказал я и почувствовал, как моё запястье чуть плотнее охватили тонкие женские пальчики.
И мы кружились…
Свадьба — это не только торжественная сдача женщины в эксплуатацию, да простят меня милые дамы. Но это еще и возможность многие вопросы решить решить на месте, почти что в дружеской обстановке. Ведь сегодня в Екатеринославе были собраны практически все мои уже сложившиеся и потенциальные партнеры. Так что, как только случился такой момент и хоть на время прекратились танцы, которые сменило исполнение песен от Миловидова и его, как оказалось, будущей жены, а по совместительству исполнительницы, Анны Бердник, мы, мужчины, удалились в переговорную комнату.
— Несколько удивительно наблюдать за тем, как вы, Алексей Петрович, относитесь к делам… — сказал Алексей Алексеевич Бобринский, когда мы вошли в просторные апартаменты, сейчас служащие комнатой для переговоров. — Андрей Яковлевич, где вы нашли такого молодого человека, столь рьяно взявшегося за коммерцию в губернии?
— Он сам нашелся, — усмехнулся губернатор Фабр, выступавший, на правах хозяина Екатеринослава, инициатором сего делового собрания. — Повезло же вам, Алексей Михайлович, с зятем. Если проекты, что я видел, удастся воплотить… Быть вашей племяннице женой одного из успешных людей, да и не только губернии, — Бобринский продолжал меня расхваливать уже перед Алексеевым.
Не нужно сильно заблуждаться, почему мне поет дифирамбы граф. Хотелось бы верить, что это лишь потому, что он хочет быть моим другом, или в порыве угодливости. Никак нет. Пусть Бобринский и выглядит человеком без чванства и приветливым, но как человек бизнеса — он настоящий волк. А пока что я размышляю о том, какую же долю в Губернском банке предоставлять графу. Почему я решаю? А кто же будет решать? Фабр дал мне на откуп этот вопрос, вице-губернатора мы просто оттерли от дел и он лишь как-то, что болтается в проруби, да еще пованивает. Ну и карт-бланш от Воронцова… Надзиратель князя Святополк Мирский лишь поставил условие, что двадцать процентов от будущей капитализации Губернского банка должны быть у Михаила Семеновича.
— Благодарю за лестную оценку моим делам, но, если вы, господа, не возражаете, давайте перейдем к делу… — сказал я, отпивая замечательного ирландского ликера «Бейлис».
Он, конечно, ирландский, но то в иной реальности. А в этом времени такого ликера нет и в помине. А всему виной эксперименты по сгущению сахаром молока. Получилось. Сложно, не в товарных масштабах такое делать, но получилось. Нужно будет все же сепаратор как-то вымудрить, иначе сливки сложно добывать из молока. Сложно, но можно! А с сепаратором будет проще.
После того, как было создано сгущенное молоко, оставалось дело за малым… Вводим растворимый кофе, за неимением которого добавляли сваренный крепчайший натуральный, желтки, сгущенное молоко и… водка. Вот и вышел ликер. Правда, пока еще не готовы этикетки, которые уже разработала Мария Садовая — типография подвела, но главное, что напиток уже есть. И я считал, что повторить успех Дэвида Денда, который родится только через лет сто и, выходит, уже не создаст Бейлис, я смогу. Ну вкусно же!
— Погодите! А что мы с вами пьем? — спросил Алексеев, уже и без того слегка захмелевший.
— Ликер «Шабара». Это мое производство, — сказал я.
Мои собеседники ещё посмаковали напиток, и Алексей Алексеевич тут же выпалил:
— Я с вами в деле. Открываем завод! Питье великолепно. И дамам можно предложить, и вот так, джентльменам. Я и государю пошлю такой ликер.
А быстро сориентировался Бобринский!
— За что получите двадцать долей с производства, ваше сиятельство, если, конечно станете поставлять бесплатно сахар для ликеров. Увы, но ликер «Шабара» я производить намерен со своим крестным отцом, Матвеем Ивановичем Картамоновым, — сказал я и состроил виноватое лицо.
— Господа, ликер прекрасен, спору нет. Но мы здесь и сейчас по важному вопросу собрались. Знаете ли вы каждый о своей доли в банке? Все разрешительные документы есть, осталось дело за малым: определить строение, что будет служить банком, утвердить или исправить устав Губернского Банка… — вернул всех собравшихся в деловое настроение губернатор.
Гости хотят ликера, веселья, а мы тут…
Переговоры шли так, будто все стороны спешили их закончить. Соглашались все и быстро. В итоге вышло так, что все заинтересованные люди просто разделили доли по двадцать процентов, решив, что особо крупные кредиты и сделки совершать будем коллегиально, ну а оперативное управление будет отдано одному из людей Бобринского. Именно граф обладал важнейшим ресурсом — кадрами, даже имел кадровый резерв. Так что я, Алексеев, Фабр, Бобринский и Воронцов учреждали банк с капитализацией в шестьсот тысяч рублей. То есть от каждого выходило по сто двадцать тысяч рублей.