На самом деле между графом Бобринским и государем, пусть и нечасто, но имела место быть переписка. Николай Павлович и Бобринский были родственниками. И учитывая то, что с XVIII века в семье Романовых не было ни одного безупречного мужа, который бы не изменял своей жене, отношение к побочным линиям, к бастардам, не было столь уж негативным. Отец Бобринского был бастардом самой Екатерины Великой. И так случилось, что именно граф Бобринский являлся примером того помещика, каких император хотел бы видеть по всей России.
— Я изучу этот вопрос, Ваше Императорское Величество, — после продолжительной паузы сказал Чернышёв.
— Уж будьте добры, граф! А сие вам в помощь, — сказал государь, сделал знак своему адъютанту, и тот подал папку. — И взыщите деньги на то, завод наш должен стоять не позднее следующего года. В этих бумагах вы прочтёте ещё немало чего интересного.
На самом деле к этим бумагам приложил руку не только граф Бобринский, но и князь Воронцов. Им довелось встретиться в Ростове и заключить джентльменское соглашение.
Бобринский, начиная участвовать в финансовых проектах Екатеринославской губернии, в некотором роде пересёк ту черту, за которую ему заходить было прежде нельзя. Епархия Бобринского — это Киевщина, Черниговщина, Брянщина, даже Тульщина, но не Екатеринославская губерния. И тут уж без личной встречи и делового разговора было не обойтись.
Вот тогда Воронцов и ознакомился с бумагами, которые были составлены Шабариным, но привезены Бобринским. Если граф Алексей Алексеевич Бобринский считал эти проекты лишь экономическим ресурсом, то Воронцов рассмотрел в них ещё и удачный политический ход. Особенно привлекала Михаила Семёновича Воронцова записка, в которой очень подробно и красочно описывалась та ситуация, когда хотя бы на семь-восемь лет, вследствие, например, конфликта, прекратятся поставки из Англии. Он ясно увидел — при таком стечении обстоятельств, не столь уж маловероятном, России не выжить.
Многое из того, что было предложено в сей аналитической записке, было понятным и знакомым и графу, и князю. Но они не придавали этим факторам серьёзного значения. Да, цемент или рельсы возить из Англии — накладно. Не поэтому ли цена километра железной дороги — в неплохое поместье? Ну а что делать, если своих специалистов нет, и предприятия, на котором можно было бы заниматься производством рельс, тоже не имеется? Если бы стоял вопрос о том, чтобы строить целые тысячи километров железной дороги — вот тогда да, стоило было задуматься, но ведь строительство железных дорог в России только-только набирало обороты. Единственной серьезной железной дорогой сейчас являлась, если не считать Царскоселькую, Варшавская.
И так во многом. Получалось, что Российская империя просто не способна производить многие виды товаров без привлечения иностранцев. Разве это так уж страшно? Из записки становилось ясно — это может быть не только страшно, но и фатально. Россия проигрывает индустриальным странам. Сам император негодовал, когда узнал, что в России даже не перешли на капсюльные ружья, часть армии до сих пор вооружена кремниевыми. Процесс перевооружения был запущен, но он идёт ни шатко, ни валко. Кроме того, выяснилось, что в армии штуцеров практически нет, а их производство столь незначительное, что приходится идти на переговоры с бельгийцами о закупке у них этого нарезного оружия. В России же производятся старые образцы, да и тех мало. О новых пулях Минье и новых английских штуцерах только ещё читали, но отказывались думать о таком оружие всерьез.
В армии все ещё бытовало мнение, что штык молодец, а сабля умница. Сам Чернышов был большим любителем холодного оружия и считал, что на поле боя оно все ещё является главным аргументом для победы.
— Ещё, господа, револьверы… Мне только что прислали два таких пистоля. Отличное оружие, осечки — реже, чем в тех пистолетах, что приняты нами на вооружение, — сказал государь уже под завершение совещания.
— Смею заметить, Ваше Императорское Величество, что револьверы защищены английскими патентами, — поспешил заметить Чернышёв. — Они сложны в производстве, требуют патронов и жгут их без счета. Казна разорится.
Он даже развёл руками.
— Да, я знаю о том. Но партию в сто револьверов хотел бы заказать. А что до патентов… Наша привилегия должна БЫТЬ, если производитель обратится. Мне писали, что сие новая конструкция, отличная от английской и Кольта, — сказал император, резко встал и вышел.
Присутствующие только что пот со лба не сцеживали в корыто. Тяжелый у государя взгляд, да и слово пудовое. Как чего скажет, так словно гром гремит, пусть и сказано будет тихо.
Лиза проснулась в мягкой постели, потянулась, улыбнулась лучам солнца. Она обычно просыпалась рано, когда солнце еще только собиралось вступать в свои права. Но ночка была страстной, не до сна красавице было долго. Накануне Лизе прислали записку, в которой описывалось, что ее муж имел непристойную связь с Эльзой Шварцберг. Не знала раньше Лиза, что может быть такой ревнивой. Как она кричала! Но Алексей взял ее, кричащую, на руки и отнёс в спальню. Через некоторое время Лиза вновь захотела устроить скандал, но ее рот был занят поцелуями. И так еще дважды повторилось, пока молодая женщина с усталой глупой улыбкой на лице не уснула.
— И как он сейчас работать может? Или пошел со своими разбойниками тренироваться? — сама себя спрашивала Лиза, улыбаясь.
Девушка встала с кровати, усмехнулась тому, что чувствует себя обнаженной до удивления естественно, хотя ранее не позволяла даже наедине с собой быть обнаженной, если только не мылась, и подошла к окну — посмотрела прямо через занавеску. Так и есть… Ее муж опять кого-то валял по песку.
— Неугомонный! — сказала женщина с нотками восхищения, подходя уже к зеркалу в рост.
— А я хороша! — констатировала Лиза, крутясь и поворачиваясь так и эдак к зеркалу. — Скоро закончится тренировка, он придет мыться, а я…
Елизавета Дмитриевна Шабарина готовилась встречать своего мужа. Ночью она все-таки наговорила лишнего, ведь роман у ее мужа со вдовой хоть и был, но то еще до венчания. А какой мужчина станет беречь себя до свадьбы, как девица? Лиза чувствовала, что надо бы поправить положение. Ну а ничто так мужу не подымает… настроение, хотя и «это» тоже подымает, покраснев и заметив этот румянец в зеркале, подумала она, как готовая к исполнению супружеских обязанностей жена.
Ох, и злилась же Елизавета, что ее отдают Шабарину! То ей фамилия не нравилась, то статус мужа. Кто же он такой, в конце концов? Все же коллежский секретарь — не вершина женских грез, чтобы ее, Елизаветы Дмитриевны, муж имел такой чин. Но и показать недовольство Лиза не могла — и оттого жених казался ей всё гаже и никудышнее.
Но прошла свадьба. Такие гости были! Если бы Елизавета выходила замуж за Миклашевского, о котором в девичестве мечтала, то вряд ли за праздничным столом собрались бы, как на подбор, такие видные люди. Бывшей всегда не просто второй в доме опекуна, а почти что и приживалкой, Лизе теперь было важно и донельзя приятно, что на ее венчании присутствовали люди, которым кланялся и, казалось, всесильный дядя Алексей Михайлович Алексеев.
А потом брачная ночь… Лиза понимала, что Алексей — мужчина, а какой другой мог бы и не жалеть её вовсе, но… Ей было больно и даже неприятно. Прошла неделя, пошла вторая, а она всё не могла подпускать к себе супруга, пока он не настоял. И тогда она сперва плакала, умоляла остановиться, а потом… Пришли эмоции и страсть — и вот это молодой женщине понравилось. Вот и стала выискивать Елизавета теперь уже все хорошее в своем муже, стараясь не думать о плохом.
Так что не все так и плохо, как могло показаться сперва — а что-то и отменно хорошо. А степень свободы, что была дарована ей супругом, удивила Лизоньку. Она могла заниматься тем, чем желала, и решила стараться помогать мужу, правда, мало разбиралась в тех записях, что постоянно делал Алексей. Теперь она ждала каждого вечера, мысли возвращаясь к тому, как он будет целовать её на постели. Может быть, все не так плохо в ее жизни? А будет еще лучше, Лиза уже сама для себя так решила.
Глава 13
Семейная жизнь среднестатистического человека будущего… Все эти сковородки и кастрюли, борщи и стирки, плачущие дети и сборы денег в школу. А ещё и жена, возвращающаяся с работы злой и уставшей, отчего у нее часто и не совсем вовремя болит голова. И вот лежишь на диване под телевизором и думаешь… Это ли счастье — или что-то не так с моей жизнью? Но вещает новостной ведущий, и уже не важно, что там на второе, ведь такое творится в мире… Как они там вообще живут, бедняжки!
Удручающую я себе нарисовал картину в голове. А ведь у меня сейчас все не так. И дело не в телевизоре, уж точно. Хотя развлечений в Екатеринославе прибавилось. А в том, что дворянству, если только деньги позволяют, можно создавать максимальный уют и комфорт в семейной жизни. Готовить жене не нужно, в салоны красоты ходить также не следует, их просто нет еще. Командуй себе слугами да готовься к любви и ласке.
А что касается развлечений в городе, так нынче Миловидов почти каждый день поет в ресторане «Морица». И доход я с того имею очень существенный. Не только с выступлений, на которые пробиться нельзя, и я уже думаю ставить концертную площадку, но и со всего комплекса предлагаемых услуг.
Во-первых, мы подняли цены на все услуги и блюда в гостинице и ресторане. Ну а для того, чтобы все были этими ценами довольны, улучшили обслуживание, сделали его круглосуточным, чего не было, по словам многих посетителей, даже и в Петербурге. Ну и песни… Чтобы их послушать, люди специально приезжают издалека.
Во-вторых, началась передислокация войск на Юго-Восток Российской империи, и Екатеринослав стал своего рода перевалочной базой. Так что всё чаще в ресторане появляются офицеры. А уж те охотно сорят деньгами. Ну а песня «Офицеры»… Мне кажется, если бы Миловидов пел ее где-нибудь, где будут стоять хотя бы пять дивизий, то мы с ним сделали бы состояние разом.