От такого приглашения я не мог отказываться, несмотря на то, что уже ночью начнём действовать. Ужин был больше похож на перекус во время обсуждения военной операции. Если мы меньше, а все больше вскакивали из-за стола к карте, доказывая друг другу правоту выводов и решений. И, несмотря на старость, генерал Шильдер, не уступал мне в прыти.
— У меня будет час. После этого мы выдвигаемся. Ещё нужно пересечь болото, чтобы ударить по противнику и с той стороны, с которой он не ждёт, — озвучивал я часть плана, который мы разрабатывали с генералом Сельваном. — Я уже договорился с казаками, они пойдут с моим отрядом и будут отсекать крепость от дороги.
— Так и есть… Ступайте, Алексей Петрович к своему полку и да поможет нам Бог! — сказал Шильдер, только что не перекрестил.
Ночью Петро повёл часть нашего полка, а также два эскадрона казаков через те тропы, которые были разведаны нами буквально вчера. Мероприятие более чем опасное. Даже не тем, что сравнительно небольшой отряд окажется практически в тех местах, где турки считают себя вольными делать, что угодно. Опасность представляла сама местность — болото, через которое нужно было пройти большой массе людей и даже протащить две пушки.
Но уже скоро прибыл вестовой, сообщив, что болотистую местность преодолели нормально, только трех коней потопили. Вот такое у нас «нормально»!
Я сидел в окопе и наблюдал за брезжащем рассветом. Красиво, ничего не скажешь. Багряно-красное зарево было пока что тонкой полоской, чтобы уже скоро расшириться и явить этим местам алый рассвет. Алый — от крови. И я очень надеюсь, что крови наших врагов.
Жаль, что не я отдаю приказ о штурме. Хотелось бы… Но между тем, чтобы оставаться в тени других людей, при этом эффективно действовать либо же пожирать себя самолюбием и обидами, я, конечно, выбираю первый вариант. Но и мне имеется, кем командовать. Своим полком. Пока что, именно в этом штурме. Дивизия Воронцова, собранная из ветеранов (где он только их набрал) и в меньшей степени из рекрутов, представляла грозную силу, тем более вооружённую новейшими образцами оружия. И вот эти ребята вошли в состав временно сформированного корпуса генерал-лейтенанта Сельвана.
— Ракета, ваше благородие! — сообщил мне Тарас, но я и сам видел, что знак к началу штурма получен.
— Работай, Тарас! — сказал я, оглядываясь.
Нет, ни в коем случае я не собираюсь драпать, прикрываться спинами своих бойцов, а после говорить, что это я шел в атаку. Я так же приму свой бой. Но Тарас будет впереди, на нем оперативное командует. Я же буду рядом, тактические установки полк получил. Вот и выходит, что я «играющий тренер».
Я посмотрел на изготовившихся медицинских братьев. Они располагались буквально в ста метрах позади — были готовы уже вытягивать раненых с поля боя. Ещё в метрах пятидесяти дальше стояли приготовленные телеги, чтобы раненых сразу же на них грузить. Там же находился и доктор, который ответственен за первоначальную сортировку раненых прямо на месте.
— Огонь! — приказал я.
Это не был приказ на начало штурма. Мы уже приучили турок, что ночью открываем охоту на них. И, как раз, молчание от нас было бы признаком выбивающимся из общей картины происходящего.
— Бах-бах-бах! Сперва отработали снайперы, чуть позже разлетелись орудия и те две пушки, которые мы притащили с собой через все окопы ночью.
Наверное, только при помощи мата, сказанного шёпотом, и удалось затащить орудия, поставить их в приготовленные капониры и сейчас бить практически в упор по врагу.
Цели, огневые точки, расположение пушек были нами разведаны заранее. И теперь бойцы посылали снаряды даже в ту часть форта, с которой даже и не стреляли. Но мы знали, что там есть пушки врага.
— Бах! Бах! — включился в бой и флот.
Два парохода и три фрегата поливали крепость из орудий, способных достать крепостные стены.
— Справа чисто! — выкрикнул Петро, отвечавший за правый наш фланг.
Именно здесь были сконцентрированы лучшие наши стрелки. Они выбивали каждого, кто показывался в поле зрения. Мало того, стреляли не только в людей, но и в места, откуда они могли появиться.
— С Богом! — сказал генерал Шильдер и скомандовал своему отряду выдвигаться.
Как ни отговаривали и я, и Тотлебен генерала не идти лично и не укладывать своими руками заряды, не послушался старик. Я не хотел ссориться с генералом, с которым только объяснились, потому не упирался. Тотлебен испытывал пиетет перед своим учителем, потому не осмелился перечить.
Я знал, что Шильдера в иной реальности так и убили турки, когда генерал сам отправился ставить заряды под этот же форт Араб-Табия, который мы сейчас и штурмуем. Дай Бог, пронесёт.
Как минимум мои бойцы выбивают каждого, кто высунется из форта. Работают и солдаты Воронцовского полка, где есть два десятка метких стрелков с винтовками с оптикой.
Я не знал, вернётся ли Шильдер живым. Не знал, сколько наших ребят останется на этом пепелище. Но знал одно: эта ночь не будет забытой. Мы пришли не умирать, а сражаться за то, чтобы Империя не отступала, даже когда отступают генералы. И пусть пламя этого рассвета станет первым знаком новой победы.
Шильдер шагнул в дым, будто в другой мир. Я молчал, хотя сердце сжалось. Вот-вот и я шагну в этот мир, в мир, где или ты, или тебя, где нужно презреть смерть, но сражаться за жизнь, за величие, за честь.
Глава 7
Окоп пах порохом, гарью, страхом и потом. Кто-то крестился, кто-то молчал. А я просто смотрел на рассвет и думал: сколько таких рассветов ещё нужно, чтобы однажды никто не стрелял на заре. Но сейчас — не время для таких мыслей. Сейчас — время добивать вражину.
— Бах-ба-бах! — форт Араб сложился, как карточный дом.
Все, дорога на крепость Селистрия была открыта.
Бежать, бежать! Не до конца понятно зачем, но нужно бежать! Хороший командир — штучный товар. Чтобы его обучить, нужны годы, и не каждому дано. Но все командиры полков, даже генералы — все бегут! И я не мог поступить так же.
Из крепости начала палить артиллерия. Я уже видел, что есть погибшие и среди моего полка. Сожалеть о павших будем после боя! Сейчас — бежать!
— Бах-бах-бах! — стреляли мои бойцы.
Не могу сейчас судить с уверенностью, как работают все бойцы моего полка, не имея полной картины боя. Но те воины, которые были рядом со мной, действовали так, как на учениях. Они пробегали пятьдесят-шестьдесят метров, досылали патроны в патронник и стреляли в сторону врага. Никто не смотрел затем, попал или нет. Опытный стрелок всегда знает, что он не промазал. Сейчас же нужно отвечать туркам, чтобы они не чувствовали себя безнаказанными.
— Снайперам залечь! Цель — офицеры противника и орудийная прислуга! — выкрикнул я.
И опять это слово вырвалось. Ну привык я называть стрелков с оптикой снайперами. На учениях воздерживаюсь, здесь же, на нервах, не получается.
— Бах-бах! — привставая со своей винтовкой, я услышал, что стреляли мои пушки.
Артиллеристы моего полка должны сейчас работать на износ. Они находятся вне досягаемости вражеских ядер, могут отрабатывать, не боясь получить пулю или картечь в ответ. И на них большая надежда, что смогут подавить хотя бы часть огневых точек врага. У турок было очень много пушек. Сто крепостных орудий, по крайней мере столько, казалось, орудий стреляет в нашу сторону. У страха глаза велики, наверняка, я преувеличиваю. И уже есть результат работы и снайперов, и моих артиллеристов. И всё равно свистело рядом.
Да, я боялся. Я нормальный человек, организм которого адекватно оценивает опасность. Я и в прошлой жизни не стал адреналиновым наркоманом, которому страх только в радость. Но я научился побеждать страх, жить с ним. Так что, как бы я ни боялся, я буду выполнять ту работу, которая необходима прямо здесь и сейчас.
— Бах-бах-бах-бах! — вся моя сотня, все мои ближние телохранители, как только я остановился, вместе со мной разрядили свои винтовки в сторону врага.
Я сделал это дважды. Да, у меня на руках была магазинная винтовка. Изделие сырое, требующее доработки. Сразу десять пружин имелись в запасе, плохая у нас ещё пока сталь, чтобы их менять, чтобы замахиваться и на такие смертоносные игрушки. Но один экземпляр всё же есть, и он у меня в руках.
Как только поднялся я, поднялась и вся моя сотня. Некоторые отряды полка уже были на несколько десятков метров впереди нас. Потому ускорилась и ближняя ко мне сотня. Работали на износ.
Мой полк не был впереди всех тех солдат и офицеров, которые пошли на штурм крепости. Вместе с тем, Воронцовская дивизия и дивизия Сельвана, не считаясь ни с какими потерями, перла напролом, встречая вражескую картечь грудью или другими частями своего тела. Мы точно не досчитаемся немало людей после боя. Но это война. И мы близки к тому, чтобы победить в этом бою. Точка невозврата пройдена. Теперь только вперёд, отступление нам обойдётся едва ли меньшими жертвами, чем продолжение атаки.
Вот она — стена! Мы стояли у её подножья. Теперь уже, на удивление, меньше свинца летело в наши головы. Да и турки стреляли реже. По сто рублей выдам каждому из артиллеристов! Это и они в том числе смогли погасить ряд очагов сопротивления врага на нашем участке.
— Лестницы! Кошки! Шесты! — кричал я, но это было, скорее, для самого себя и в угаре боя.
Бойцы и так уже приставляли лестницы и начинали на них подниматься вверх, к нашей победе. Цепляли кошки и, наученные лазить по веревкам, бойцы взбирались наверх. Были и такие умельцы, которые, с помощью щитов, опираясь на них, будто взбегали по стене. Эти воины были с гранатами, которые закидывали на стену и за нее.
И всё-таки мы опередили всех остальных. Мы можем стать первыми, кто взойдёт на крепостную стену, казавшуюся неприступной. Я видел, как впереди всех бойцов наверх лез Тарас. Хотелось выкрикнуть ему, упрекнуть, чтобы этого не делал, что мне просто не кем его заменить. Но я понимал, что такие крики будут неуместны. Я собью у него концентрацию, а ещё и покажу себя не наилучшим образом, как паникёра.