И в этот раз, при упоминании отсутствия снарядов, я вновь увидел эмоционального человека.
А мне стало в этот момент несколько стыдно. Ведь все снаряды, которые производил Луганский завод, отгружались именно мне. Может, в небольшом количестве были посланы в Одессу и на полигон у Александровска.
— Могу пока поделиться пятьюстами снарядами, — сказал я.
— Могу ли я обращаться к вам по имени-отчеству? — поинтересовался Нахимов, я кивнул, а он продолжил: — Алексей Петрович, вы не всё услышали. Я смог поставить ваши орудия на свой флагман! Если оснастить шабаринками два-три быстроходных пароходофрегата или даже парусника, если только предполагается хороший ветер, то можно бить врага. Подходить, обстреливать и уходить. Можно подумать о рейде вдоль побережья. Во всех портах стоят мониторы. Они помогут опираться на крепости. Можно отбуксировать туда ещё мониторы. Луганский завод что-что, а их плодит, как бы не ежедневно… Вы понимаете, что Черноморский флот в таком случае возьмёт инициативу в свои руки⁈
Я молчал. Прикидывал, что можно сделать в этом случае. Так как оказалось, что шабаринки нужны на всех направлениях. Разве же они не нужны для того, чтобы держать оборону Севастополя? Что, если англичане или французы пойдут в атаку, а в тот момент, когда они ещё даже не начали свой кавалерийский разгон, уже будут получать прилёты? Это же резко меняет всю картину сражения.
У нас, у меня, у России в этой войне есть, безусловно, техническое превосходство. Наши револьверы массовые и тем, что завозятся из Англии, нисколько не уступают. У нас есть снайперы… у меня есть. И вот ещё и пушки, которые в одной реальности должны были появиться лет так через тридцать. И всё равно мы отчего-то не можем эту войну переломить.
Или я сильно спешу? И даже засесть в Севастополе и просто не пускать противника — уже результат. Производство — вот где куётся победа России! Может быть, я не столько на своём месте. Может, мне надо было стоять у станка, смотреть, как рабочие выделывают всё новые и новые снаряды?
Или, возможно, мне стоило отправиться в Москву, в лабораторию при университете, где всё ещё стараются стабилизировать нитроглицерин и создать динамит? Кстати, слишком затянулись их работы. Нужно обязательно узнать, на какой стадии создание русского динамита. Казалось, что там ничего особо сложного нет. Но я лишь знал привычную теорию. Вот и дал задание за кругленькую сумму сделать динамит.
— Павел Степанович, завтра-послезавтра прибудет наследник российского престола, Его Высочество Александр Николаевич. Он может повлиять на Благотворительный Военный Фонд, что создала великая княгиня Анна Павловна. Этот Фонд и перебил мой заказ на шабаринки в Луганске. Куда будут отправляться пушки, купленные за деньги великой княгини, мне неизвестно.
— Благодарю вас, я понял, — Нахимов задумался, а потом что-то вспомнил и с задором сказал: — А у вас мастеровые боевитые! Ваш мастер Лукашов у нас, приехал со своими образцами картечниц. Ох, и побил же он чёрных французов!
— Ваше превосходительство, вы располагаете временем? — спросил я у Нахимова.
— Признаться, временем не располагаю. Уж простите, на праздности не смогу выделить и получаса. А на полезности хоть бы и час, — улыбаясь, сказал Павел Степанович.
— Уверен, что вам будет полезно кое на что взглянуть, — сказал я, уже в предвкушении от первого своего вмешательства в расстройство осады Севастополя.
Несомненно, англичане с французами, как и с другими союзниками по антирусской коалиции, расстроятся, когда узнают о некоторых наших возможностях. Им придется сильно хорониться, прятаться, опасаться. А еще менять тактики, пересматривать даже уставы обустройства военно-полевых лагерей.
Уже через час на одном из главных участков обороны Севастополя я лицезрел группу офицеров. Они, в основном сидя на стульчиках или на лавках, практически безучастно, лишь с редко проскакивающим интересом, наблюдали за тем, как противник обустраивается.
Почему-то в голове всплыли строки из Пушкина: «Три девицы под окном пряли поздно вечерком». И, пусть не девицы, а русские офицеры, и не пряли, а наблюдали за действиями противника, но строки всё равно не вылетали из головы. И кто из пяти офицеров готов для батюшки-царя родить богатыря? Только бы не задать этот вопрос вслух — обидятся.
Однако эта какая-то даже безмятежность вызывала у меня негодование.
— Почему не проводятся действия по беспокойству противника? — всё-таки я спросил. — Они же преспокойно окапываются, ведут наблюдение…
— А у вас есть какие-то отдельные предложения, как это сделать, чтобы не положить батальон солдат? — с нотками обиды задал встречный вопрос вице-адмирал Нахимов. — Генерал-лейтенант Кирьяков уже пробовал… Царствие ему Небесного, как и тем русским солдатам, что полегли.
Я понимал, что Павел Степанович переживает. Нет ничего удручающего для души деятельного офицера, чем смотреть, как противник укрепляется, и при этом ничего не делать.
Наверное, во мне проснулось какое-то неуместное бахвальство. Но я прибыл в Севастополь с неким азартом. Я уже сейчас хотел идти в рейд или готовить ночную атаку на укрепления противника. Понимание, как это сделать, имеется. В наличии инструменты для такой «хирургической операции», оружие — есть с чем воевать. Имеются и те, с кем можно делать самые неожиданные ходы.
— Елисей, расстояние! — решительно и требовательно сказал я, глядя в те передвижные и беспечные фигурки, что осматривали окрестности недалеко от Малахова кургана.
Именно так. Мы сейчас находились на том месте, которое ещё в этой истории не стало легендарным и нарицательным. Малахов курган был, как и мощнейшее укрепление на нём. А недалеко, метрах в шестистах-семистах, ходили фигурки, которые я воспринимал уже как сложные, но мишени.
— Восемьсот шагов, ваше превосходительство, — подумав, чуть прищурившись, сказал Елисей.
— Достанешь? — спросил я.
— Так точно! — уверенно ответил боец.
— Объясните, господин генерал-майор, что происходит! — потребовал Нахимов.
Рядом уже не сидящие, а стоящие офицеры сменили своё безразличие на интерес, смотрели то на меня, то на вице-адмирала. Не думаю, что их оживление каким-то образом связано с предвкушением военных действий. Скорее всего, господа увидели возможность немного развлечься. Ведь явно что-то назревало. Нахимов, чаще всего хладнокровный и показательно спокойный, демонстрировал эмоции.
— Мои солдаты могут прямо сейчас привнести первый вклад в нашу неминуемую скорую победу. Вон ту группу офицеров и солдат противника, — я показал в сторону врага. — Есть возможность наказать за беспечность.
Группа противника, скорее всего, занималась тем, что тщательным образом осматривала видимые для них наши укрепления. В свой бинокль я видел, что трое из той группы что-то зарисовывают в своих планшетах, явно расположение наших орудий.
Долговременные укрепления противник строил чуть далее, чем в двух верстах от первых фортификационных сооружений Севастополя. Однако копали они и укрепления, которые я бы назвал «траншеи подскока». Было понятно, что нас собираются обстреливать где-то с девятисот метров.
Траншеи они копают на тех же семистах-восьмистах метрах. Наша артиллерия должна эти траншеи накрывать. Так что ничем иным, как укреплениями, которые должны быть местом сосредоточения вражеских войск для штурма, неприятельские фортеции быть не могут.
— Разрешаете? — спросил я, когда пауза затянулась.
— Действуйте. Весьма любопытно. Ваши пушки явно будут добивать до врага. Но вы не выкатили ни одного орудия, — у Нахимова появились нотки в голосе, словно он бросает мне вызов, заключает пари.
Мол, покажи себя, Шабарин! Пустозвон ты или подтвердишь свои слова делом?
Семьсот шагов — это дистанция для опытного снайпера даже для XXI века. Что говорить, если у нас оптические приборы слабоваты. Однако в моём полку есть выделенные в отдельное подразделение четырнадцать стрелков, которые умели работать на предельно дальних дистанциях.
Оружие у снайперов — самое лучшее. Это винтовки «Энфилд» с глубокой доработкой в моих мастерских. Каждая пристреляна, у каждой оптика, стрелки опытные.
— Доложить по готовности! — приказал я Елисею, который сейчас командовал лучшими стрелками, как бы не всей этой войны.
Четырнадцать снайперов, а также Елисей, ну, и я с ними заодно, расположились на брустверах Малахова кургана. Работали мы лёжа, выставив свои винтовки на сошки. И уже даже по этому поводу я ощущал на своей спине удивлённые взгляды присутствующих офицеров, как и самого вице-адмирала. Почти никто, кроме нас, лежа не стрелял, о таких сошках не слышали.
— Готов. Поправка на три. Ориентир — большой камень. Первый справа мой! — командовал Елисей.
Так как первый офицер был целью моего протеже, то я взял от ориентира, камня, вправо.
— Вправо от ориентира — второй мой! — сообщил я стрелкам.
Посыпались другие доклады, бойцы распределяли цели. И целей было недостаточно на всех. Поэтому офицеров брали сразу два или три стрелка.
— Работаем по готовности! — сказал я, поправляя беруши в ушах.
Нужно всё-таки сделать грамотные наушники. А то, когда раздаются по соседству выстрелы, то беруши не очень помогают. А получить даже самую лёгкую контузию не хотелось бы.
— Бах-бах-бах-бах! — начали отрабатывать бойцы.
Я сделал первый выстрел, следом второй и третий. Первая попытка была неудачной, пуля вошла в землю метрах в десяти от цели. Но вот второй выстрел оказался точным. Магазинная винтовка позволяла иметь колоссальное преимущество.
— Цель поражена! Цель поражена! — посыпались доклады.
Чуть привстав, взяв бинокль, я посмотрел на результат наших действий. Из шести вражеских офицеров и солдат я не увидел никого, не поражённого пулей. Были раненые и сейчас нужно решение…
— Офицер от камня вправо три метра ранен. Елисей, возьми двоих и приведи мне его. Если получится, нет, тор сразу отступать. В бой не ввязываться. Остальным быть предельно внимательными и отрабатывать по противнику, если будет попытка офицера отбить, — приказал я под всеобщее молчание.