— Предлагается создать две быстроходные береговые эскадры, в каждой из которых будет по десять мониторов и по два лучших пароходофрегата. Основная часть флота будет выдвинута значительно вперёд, на выход из Балаклавской бухты. Дальнобойная артиллерия нам необходима будет на пароходофрегатах, передовых мониторах, а также на двух мысах по разные концы от Балаклавской бухты… — вице-адмирал Корнилов озвучивал план обороны Севастополя с моря.
Я ни разу не был морским офицером, но то, что сейчас озвучивал Владимир Алексеевич, для меня было само собой разумеющимся. Именно для чего-то подобного и создавался проект мониторов. Вот только это не должно существенным образом повлиять на логистические пути противника, проходящие сильно южнее Севастополя.
Впрочем, если удастся серьёзно пощипать англо-французские корабли, стоящие недалеко от главного военно-морского города на Черном море, и прикрывающие морские пути противника, то начнётся суета в английском и французском командовании. Ведь самым логичным будет то, чтобы русские корабли начали охоту на английские и французские, ну, и различного рода итальянские суда.
— Разрешите, господин командующий? — сказал я, желая поддержать флот.
Дмитрий Дмитриевич Сельван разрешил мне высказаться, несмотря на то, что ещё два генерал-майора, присутствующих на Военном Совете, как и вице-адмирал Нахимов, своего слова не сказали.
— Господин вице-адмирал, — обратился я к Корнилову. — Может ли штаб рассчитать быстроходность английских и французских кораблей, возможности наших пароходофрегатов, чтобы математическим способом вычислить вероятность дерзкого нападения, скажем, на Константинополь?
Почему нет? Враг не ждет, а мы можем… Это же не только удар по столице Османской империи. Это удар по всей логистике врага. Теперь англичанам с французами нужно будет следить за выходом в море каждого русского корабля. Более того, им необходимо насытить береговую оборону в ряде городов, оставлять некоторые корабли для поддержки.
— Распылят силы свои! — сказал я и посмотрел на присутствующих.
Честно? Опасался, что говорю что-то не то. Я не моряк, руководствуюсь в своих выводах только лишь логическим мышлением. Но война и военное дело — это не всегда про логику.
— На Константинополь? — усмехнулся Сельван. — Звучит, как тост!
— Завтра вечером всех жду у себя! — поспешил я напомнить про прием, который организовываю для всех офицеров от майора и выше, ну и некоторые геройские малые чины приглашены.
— Господа, продолжим работу! — сказал генерал-лейтенант, явно приободрившись.
От автора:
Цикл из 8 книг «Гридень»: XII век, Русь, князья воюют меж собой, сдабривая Землю-матушку русской кровью. Не гоже Русь изнутри терзать! Не зря меня судьба сюда забросила — мне и наряд держать.
На всю серию хорошая скидка:
https://author.today/work/380161
Глава 15
— Да, господа, я предлагаю ударить по Константинополю. По его порту и складам! — заметив недоумение в глазах присутствующих, я еще раз решительно озвучил предложение.
Владимир Алексеевич Корнилов посмотрел на меня как на умалишённого. А вот Павел Степанович Нахимов приободрился, и глаза его наполнились смыслом. Нахимов уже имел опыт разгрома портовой инфраструктуры в турецком Синопе. И для него не должно казаться чем-то из рук вон выходящим сотворить подобное и в Константинополе.
Чтобы меня не сочли за прожектёра и полного авантюриста, я поспешил обосновать свои предложения:
— Одному из казачьих разъездов моего корпуса удалось взять очень знающего офицера интендантской службы англичан. Скорее, этот офицер отвечал за связь и участвовал в канцелярской работе временного английского порта в Евпатории…
Нет, не совсем это был казачий разъезд. Хотя казаков к той операции, совершённой всего четыре дня назад, привлекали, причём, в немалом количестве. Работали люди: «Агент 007», «Тройка», «Пятёрка», включая двух женщин.
Я не хотел, чтобы кто-то конкретно знал, что у меня подобная служба имеется. Уже за то, что там с десяток женщин, подвергающих себя опасности, я буду осуждён офицерским обществом. Между тем, именно эти женщины и сыграли решающую роль в добыче важного «языка».
Пухленького, лысоватого офицера украли прямо со службы, с теми документами, что у него имелись. Сперва он польстился на дамочку, активно себя предлагающую, а после дали понюхать бедолаге эфир. Учитывая, что в кабинет зашла дама, никто и не заподозрил угрозы. Так что мои люди практически свободно вышли из склада, где интендант имел свой кабинет и принимал новые грузы. А после под прикрытием казачьих разъездов, которые сбивали следы, уводя погоню, майор-интендант был доставлен ко мне.
И разве же я могу его предоставить командованию, когда он расскажет, как именно произошло пленение абсолютно невоинственного, между тем, очень умного и ответственного чиновника? Бумаги, которые он вёл, находились в таком состоянии, что удивительно, насколько же буквоедом и педантом был пленник, что попался в мои руки.
— Так вот, господа, — уже немного увлекался я своим рассказом про систему поставок, контроля и учёта, созданную англичанами в Евпатории. — У нас есть точные сведения, вплоть до часа, когда должна начаться разгрузка или загрузка очередного морского конвоя врага. И я вам это предоставлю. Только, господа, когда запланируете рейд по разгрому портов Константинополя, пригласите меня. Прошу простить за дерзость.
Под всеобщее изумление я присел вновь на свой стул. Впрочем, офицеры недолго удивлялись. Наверное, они уже привыкли к моим выходкам, к тому, как именно я воюю. Если бы у меня не получалось, то давным-давно уже окрестили бы сумасшедшим, отправили бы прочь из армии. Но ведь удаётся многое.
Ещё примерно два часа приглашённые на военный совет два вице-адмирала, не без деятельного участия командующего армией генерал-лейтенанта Сельвана, обсуждали возможные операции на море.
Да, сезон штормов, и, скорее всего, придётся ждать ещё не менее двух, может быть, и трёх недель, чтобы попробовать что-то спланировать. Но ведь есть уже куда двигаться, о чём думать.
Я также периодически вставлял свою лепту в обсуждения, в основном, отводя пылких офицеров от того мнения, что нужно ударить по Варне, в сторону того, что стоило бы ударить по Константинополю.
Почему-то в голосах было некоторое предупреждение, Константинополь казался какой-то слишком большой и неприступной целью, чтобы о ней размышлять. Вот так часто бывает, чем больше думаешь о каком-то явлении, тем меньше готов сопротивляться ему. Константинополь можно и нужно бомбить, и это уже было неоднократно в истории Османской империи. Если подойдёт большая русская эскадра из пароходофрегатов, если на их бортах будут установлены с дюжину шабаринок, то можно с безопасного расстояния в течение трех-четырех часов расстреливать и порт, и огневые точки противника, практически не страшась того, что прилетит в ответ.
— Хотел бы высказаться в пользу сразу двух одновременно осуществляемых операций… — после того, как уже все устали обсуждать направление ударов и те силы, которые могут быть задействованы, решил высказаться Павел Степанович Нахимов.
И я понял, что Нахимов действительно великий флотоводец. Всё то многое, о чём мы успели поговорить, он смог изложить за две минуты и выдать такой план, который не только мне показался одновременно и дерзким, и умным, но и был прктически сразу принят в разработку начальником штаба Черноморского флота Владимиром Алексеевичем Корниловым.
— А мы, чтобы отвлечь англичан и французов, одновременно с флотом начнём свою операцию. Возьмём ещё одну дорогу под контроль… — с улыбкой сказал генерал-лейтенант.
Я знал, в чём причина не самого лучшего настроения Дмитрия Дмитриевича Сельвана. Он уходил из Южной русской армии в тот момент, когда австрийцы пытались пробить русскую линию обороны. Выходило, что, несмотря на то, что генерал-лейтенант выполнял приказ, он будто бы предатель, оставлял русскую Южную армию без почти целой боеспособной дивизии. Теперь понятно, почему настроение Дмитрия Дмитриевича улучшилось. Он увидел, что теми дерзкими операциями, которые только лишь обсуждались, но уже завтра же поступят в разработку, генерал-лейтенант не только помогает Севастополю, но и нанесет удар по всей войне, по всем её участникам-врагам России.
Оставалось дело за малым… Сразу же после празднования Рождества, которое уже послезавтра, необходимо начать подготовку сухопутных и морских операций. Может, пора уже пробовать перехватывать инициативу у врага?
Рождество — светлый праздник. Время надежд, время прощений. Была бы воля и хоть какие-нибудь предпосылки для начала переговоров, то именно в рождественские дни можно было этот процесс начать.
А для того, чтобы воюющие стороны хотя бы заговорили о самой возможности переговоров, необходимо, чтобы сложилось несколько обстоятельств, или произошло то, что неприемлемо для обоих сторон. Например, пролилась бы такая кровь, которая всколыхнула бы английскую общественность, да и заставила бы русских власть предержащих задуматься.
И кровь эта льётся. По тем подсчётам, что я могу проводить, исходя из агентурных данных и со слов всех тех языков, которых удаётся взять, антирусская коалиция потеряла до двухсот тысяч убитыми и ранеными, а также санитарными потерями. И пусть это число в большей степени состоит из турок, уничтоженных под Сухум-Кале при взятии Силистрии в ходе моего рейда по тылам противника, но и англичане с французами явно не на прогулке. Только санитарными потерями у европейцев больше тридцати тысяч человек. Да, и последняя операция, проведенная силами моего корпуса…
Но сегодня даже не хочется об этом думать. Рождество на дворе. И большинство мыслей направлено на тоску по семье и на сдержанный оптимизм, связанный с замаячившей где-то далеко на горизонте нашей великой победы.
— Господа, милые дамы, я безмерно рад, что вы откликнулись на моё приглашение. И сегодня, в этот светлый праздник, мы с вами вместе, — на правах хозяина бала я обращался к присутствующим.