Барин-Шабарин 8 — страница 21 из 42

— Кто поручил вам следить за ребенком? — спокойно поинтересовался он, достав платок и промокнув подбородок.

Голос его оставался ровным, выговор слегка грассирующим.

— Это уж моя забота, сударь, — пожал плечами Лопухин, незаметно оценивая расстояние до ближайшего фонаря.

Угроза повисла в воздухе. Не смотря на все уверения, странный иностранец наверняка что-то замыслил. Он убрал сигарную коробку в карман, скривил губы в ухмылке.

— Скажу прямо, — негромко продолжил незнакомец, осматривая набережную, — дело ваше гиблое. Положение Шабарина прочно, и ваша попытка опорочить его провалится непременно. Все ваши бумаги сгорят раньше, чем попадут к императору. Хорошо если — не вместе с вами.

— Почему вы так думаете? — резко перебил Лопухин, готовый сорваться с места.

Любопытство боролось в нем с осторожностью, он должен был понять, что нужно этому странному типу.

Тип загадочно улыбнулся, смежив веки:

— Во-первых, ваше начальство рассчитывает на быстрое разоблачение, а вы тянете с ним. Во-вторых, наш общий знакомый весьма хитер и предусмотрителен. От вас потребуется нечто большее, нежели доказательства его связи с некой легкомысленной особой. Шабарин знает свое положение и обладает всеми необходимыми связями, чтобы раздавить и не такого, как вы.

— То есть вы хотите сказать, что мои усилия тщетны? — раздраженно бросил полковник, переминаясь с ноги на ногу.

— Совершенно верно, — подтвердил незнакомец, протянув руку в белоснежной перчатке. — Позвольте представиться: Антон Иванович Левашов, статский советник, личный секретарь министра внутренних дел Бибикова, Дмитрия Гавриловича.

— Я думал — вы иностранец, — проворчал Лопухин.

— Верно. И хотя я подданный его величества Александра, настоящее мое имя Антуан Жан Лавасьер. Я, как никто, заинтересован в успехе вашего дела, хотя понимаю, что оно обречено на провал.

— Зачем тогда вам помогать мне? — подозрительно нахмурился Лопухин, как никогда ощущая тяжесть револьвера в кобуре скрытого ношения.

Левашов театрально взмахнул рукой:

— Давайте начистоту, дорогой полковник. Когда репутация вашего подопечного станет шаткой, тем, кто натравил вас на Шабарина, понадобятся дополнительные гарантии вашей лояльности… Вы понимаете, о чем я?.. Нет? Все просто, сударь мой, если вышеуказанный господин почувствует угрозу своей репутации, он ведь может подкупить вас… Выход прост — устранить Шабарина любыми средствами, но если действовать грубо, может пострадать не только он. Поэтому давайте договоримся. Я помогаю вам собрать порочащие его сведения, а вы берете ответственность за конечный исход дела.

Лопухин потеребил усы, сомневаясь в искренности нового союзника.

— Какой у вас план? — осторожно осведомился он, ощущая знакомую дрожь нетерпеливого ожидания.

— Надо поднять старые архивы, просмотреть личные письма Шабарина, проверить возможные контакты с иностранной агентурой. Поверьте моему опыту, обязательно что-нибудь да выплывет.

По поверхности канала скользили маслянистые отблески фонарей, мягко касаясь сводов мостов. Лунный свет озарял мокрые улицы, придавая всему городу оттенок меланхолической тайны. Пора было принимать решение. И Лопухин колебался недолго:

— Согласен, но помните, малейшая ложь или обман с вашей стороны — и я первый покажу пальцем на вас.

Антона Ивановича Левашова эти угрозы ничуть не испугали. Он небрежно вынул из кармана пальто туго набитый кошель и протянул его полковнику. Видя, что тот колеблется, сказал:

— Вы нуждаетесь в средствах, а расходы потребуются, так что берите, не чинитесь.

Кошель перешел в карман жандармской шинели.

— До встречи, полковник! Не ищите меня. А если где-нибудь случайно встретите, не раскланивайтесь. Я сам отыщу вас, когда вы мне понадобитесь.

Распрощавшись с незнакомцем, Лопухин медленно двинулся вдоль набережной, размышляя о положении, в которое он угодил. Его мысли были заняты новым знакомым — французским эмигрантом Антуаном Лавасьером, живущим под русским псевдонимом Левашов. Этот, внешне спокойный и располагающий к себе, француз на деле вполне мог оказаться двойным агентом. Чем же ему так насолил Шабарин?

Прислонясь к чугунной ограде моста, полковник окинул взглядом ночное небо, заливавшее окна домов холодным серебром. Низкие облака ползли над крышами, как крысы по потолку, а влажный ветер, налетая с залива, обжигал щеки холодом. Невский проспект, терялся в клубящейся дымке.

«Почему, черт возьми, они все вдруг на него накинулись?» — ломал себе голову Лопухин.

Полковник не был новичком в хитросплетениях интриг и прекрасно знал цену услуге Левашова. Слишком многое совпадало. Если Левашов-Лавасьер и впрямь опытный шпион, будто читавший его мысли, то будет не так-то легко его обойти.

Лопухин впервые усомнился в правильности своего прежнего отношения к бывшему екатеринославскому помещику. Если в устранении оного заинтересованы такие, казалось бы, разные люди, как граф Чернышёв и этот лощеный французик, так может правда как раз на стороне Шабарина?

Жаль, что его нет сейчас в Петербурге, а письмо, написанное им, Лопухиным, в трактире, судя по всему попало в руки Лавасьера. Что ж, придется подождать возвращения Алексея Петровича в столицу.

* * *

После ухода Джованни Корси комната погрузилась в напряженное молчание. Граф Буоль нервно постукивал пальцами по столу, глядя куда-то вдаль. Его взгляд был полон сомнений и тревог. Он знал, что принял рискованное решение, которое могло иметь необратимые последствия.

Я чувствовал его напряжение, понимая, насколько тяжело ему пришлось сделать этот выбор. А рядом стоял полковник Монтгомери, молча наблюдавший за нами обоими. Его глаза были холодны и бесстрастны, словно зеркало, отражающее чужие страхи и сомнения. Он не произнес ни слова, но каждый жест говорил сам за себя:

«Мы совершили ошибку».

— Это была ошибка, — наконец нарушил тишину Буоль. — Теперь мы заложники собственных решений.

— Не будем торопиться с выводами, — поспешил успокоить его я. — Пока еще рано говорить о поражении.

— Поражение уже случилось, — мрачно ответил Монтгомери. — Нас заставили уступить, потому что у нас не хватило смелости сказать «нет». Вот почему наша позиция теперь слабее прежнего.

Его голос звучал глухо, будто погребальный звон, предвещающий начало конца. Казалось, даже воздух вокруг стал тяжелее, наполнившись предчувствием беды. И снова наступила пауза, полная невысказанных мыслей и чувств. Каждый из них понимал, что цена принятого решения может оказаться непомерно высокой.

Согласившись на предложение итальянца, они потеряли контроль над ситуацией, превратившись в пешек чужой партии. Как тут было не вспомнить старую истину: «История повторяется дважды — сначала как трагедия, потом как фарс».

И эти двое переживали первую стадию — стадию трагедии, осознавая всю глубину своего поражения. Остальное зависело исключительно от воли случая и умения приспособиться к новым условиям.

«Нужно действовать быстро, — подумал я, чувствуя нарастающую у них внутри панику.— Они не должны соскочить с крючка, на который их так ловко подцепили…»

— Господа, я хорошо понимаю, что вы сейчас чувствуете, — произнес я, — ибо полностью разделяю ваши опасения. Если мы просто не выполним условий папского, а вернее — банкирского посланника, он выставит нас предателями интересов наших стран. А если пойдем у него на поводу, то многократно повысим риск свернуть себе шею… Однако полагаю, что выход есть.

— Какой же? — встрепенулся австрийский министр иностранных дел.

— Он хочет информацию? Превосходно! Будем ее давать, но перемежая заведомо неверными данными.

— И кто же будет заниматься этим перемешиванием лжи и правды? — осведомился Монтгомери. — Вы же не доверите это секретной службе ее величества?

— Нет! — твердо ответил я. — Как и вашей разведке, граф Боуль. Потому что это немедленно скомпрометирует вас, господа. Проще уж полностью довериться этому Корси.

— Ну уж нет! — в голос ответили англичанин и австриец. — Только — не итальянцу!

— Тогда доверьте это мне, господа! Я, как и вы, заинтересован в том, что кроме нас, о договоренности с Корси не узнала ни одна живая душа.

В глазах министра появился огонек надежды, но упрямый шотландец попытался упереться.

— Довериться русскому, да еще тому, кто уже неоднократно срывал планы британской короны, ничуть не лучший выход.

— Лучший, полковник! — вдруг сказал Боуль. — В противном случае вам и всей вашей секретной службе придется признать, что вы проворонили русскую эскадру не где-нибудь у берегов Мальты, а прямиком у Гебридских островов!

— Да, черт побери, вы правы, — вынужден был признать британский атташе. — Согласен.

— Так по рукам, господа? — на всякий случай уточнил я.

— По рукам, — угрюмо произнес Монтгомери.

А министр иностранных дел Австрии наполнил бокалы другим вином, принесенным лакеем, взамен разбитой бутылки.

— Только учтите, господа, — сказал я, поднимая бокал. — Если вы вздумаете подсовывать мне заведомо ложные сведения. Во-первых, я заподозрю вас в нечистой игре, а во-вторых, немедленно извещу об этом Корси. А уже этот папско-банкирский ставленник придумает, как вас наказать.

Смотрю — проняло. Мы выпили за успех общего дела, за мир и процветание трех империй, под благодетельным руководством которых цивилизация проникнет в самые отдаленные уголки нашего шарообразного мира.

Тем временем ночь медленно отступала, уступая место рассвету. Первые лучи солнца пробивались сквозь густые облака, освещая комнату мягким золотистым светом. Однако даже солнечный свет не мог развеять тяжелого чувства вины и страха, оставшегося у моих собеседников не только после разговора с Корси. Не меньше их угнетало и то, что они вынуждены были согласиться на мое условие.

«Ну что ж, господа, — думал я спускаясь с крыльца графского замка и садясь в предложенную мне карету, из окон которой я мог созерцать просыпающуюся австрийскую столицу. — Вы теперь будете плясать под мою дудку… Конечно, план был рискованным… Он и сейчас еще не гарантирует полного результата, но, по крайней мере, задание императора я выполнил… Монтгомери из кожи будет лезть, доказывая, что русские корабли никогда не покидали Средиземного моря, а Боуль будет настаивать на обратном… Остальное, как говорят в XXI веке, факультативно…»