Якоби — дополнительные ассигнования и приказ Военному ведомству предоставить ему лучших механиков.
Мельникову — охрану для возводимых объектов. Зинину доступ к архивам Берг-коллегии по минералогии, он как раз искал сырье для создания взрывчатого вещества большой силы.
Мы строили не карточный домик, а железобетонное здание будущего, и невидимые руки врага все же пытались выдернуть у нас карты — одну за другой. Выдернуть и передернуть так, чтобы мы проиграли.
Сначала Иволгин увидел лишь мрак и рваные клочья тумана. Потом — два ярких, холодных луча, прорезающих тьму и сырую пелену. Дуговые фонари, конструкции Стэйта — огромная редкость.
Лучи их шарили по волнам, как щупальца, выхватывая гребни черных валов. И не просто шарили. Они искали. Методично, настойчиво. И вот один луч скользнул по корпусу «Святой Марии», осветил на мгновение перекошенное лицо Дениса, скользнул выше — на паруса, залил ослепительным светом мостик. Иволгин зажмурился, но не отшатнулся, хотя свет прожигал веки даже сквозь закрытые глаза.
— Дистанция? — рявкнул он, прикрывая лицо рукой.
— Три кабельтова… Меньше! — доложил штурман, не отводя взгляда от огней. — Идет прямо на нас. Быстро. Паровой…
В этот момент второй прожектор замер. Его луч уперся точно в корпус «Святой Марии», чуть ниже мостика. И начал мигать. Короткие и длинные вспышки. Четкие. Холодные. Бесчеловечные.
— Код Герке! — прищурившись, проговорил Горский и его губы беззвучно шевелились, повторяя ритм вспышек. — «S-T-O-P»… Стоп… «P-R-E-P-A-R-E»… Приготовиться… «T-O»… «B-E»… «B-O-A-R-D-E-D»… Приготовиться к досмотру…
Затем последовала пауза. Прожектор все так же бил в борт. Потом мигание возобновилось.
— «R-A-V-E-N»… — штурман выдохнул. — «Ворон». Название судна… «Ворон».
«Орлов»… «Ворон»… Может, это игра слов? Или зловещее совпадение? Холод, куда более пронзительный, чем арктический, сковал Иволгина. Враг был здесь. Реальный. Мощный. Оснащенный по последнему слову техники. И он требовал остановиться и предъявить судно к досмотру.
— Боцман! — выкрикнул капитан. — Фонарь на мостик!
Бучма загрохотал сапожищами. Принес фонарь. Не электрический. Керосиновый, шабаринский.
— Леонид Петрович, — обратился Иволгин к Горскому. — Вы знакомы с этим кодом… Передайте: «Мы в свободных водах. Не вижу оснований останавливаться».
Штурман сорвал фуражку и принялся мигать ответ.
— Боцман, — негромко произнес капитан. — Прибавить парусов, сколько можно, но тихо.
— Понял, вашбродь!
Бучма сбежал с мостика и принялся метаться по палубе, раздавая команды громовым шепотом. Горский перестал мигать с помощью фуражки.
— Передал, Григорий Васильевич. Будем ждать ответа?
— Нет, Леонид Петрович, но присматривайте за их фонариками, — проговорил капитан, налегая на штурвал.
Маневр был рисковый. С «Ворона» могли открыть огонь и тогда прощай экспедиция. Дуговой фонарь на корабле пока что неведомой государственной принадлежности, снова замигал.
— Стоп. Приготовиться к досмотру, — прочитал штурман.
— Леонид Петрович, дорогой! Сигналь им запрос — кто они такие и по какому праву отдают приказ об обстановке? Тяни время!
— Есть, господин капитан! — откликнулся тот и опять принялся махать фуражкой перед керосинкой.
А «Святая Мария», тем временем, кренясь на правый борт шла прямиком на «Ворона». В этом и был замысел ее капитана. Стремительное сближение должно заставить того, кто стоял на мостике корабля, снабженного дуговыми фонарями Стэйта, занервничать.
Открывать огонь по судну, которое почти что идет на таран — не с руки, нужно разворачиваться к нему одним из бортов. А что если капитан парусно-парового барка безумец и на полном ходу врежется в «Ворон», и экипаж русского корабля пойдет на абордаж?
На самом деле ни на таран ни на абордаж Иволгин идти не собирался. Он надеялся, что капитан «Ворона» начнет маневр уклонения, не успев или не рискнув начать пушечную пальбу. В общем — это была авантюра, но у капитана «Святой Марии» выбора не было.
Один из фонарей вражеского — в том не было ни малейшего сомнения — корабля пытался ослепить Иволгина, но тот крепко держал шпаги штурвала в своих ладонях. И даже сумел разглядеть сквозь нечеловеческий блеск дуговых фонарей смутный силуэт приближающегося судна.
Судя по очертаниям — это не парусник. И даже — не пароходофрегат. Корпус «Ворона» был железным, с покатыми бортами и высокой трубой, из которой валил густой черный дым. Он был значительно больше «Святой Марии», настоящий железный левиафан, разрезающий черные волны Северной Атлантики.
Блеск его дуговых фонарей, которые как призрачные щупальца, держали русский барк в своих лучах, явно питались не от батарей постоянного тока. Его машины позволяли вырабатывать переменный ток большой мощности.
И один из них серией вспышек, настойчиво повторял приказ: «STOP. PREPARE TO BE BOARDED. RAVEN». Что этому колосу столкновение с хрупкой «Святой Марией»? Так, мелкая неприятность! И все же Иволгин шел прежним курсом.
На что он рассчитывал? На рефлексы того, кто стоял у штурвала или его командира. Воспитанные в традициях парусного флота, они, наверняка, постараются столкновения избежать. Так слон инстинктивно пытается уклониться от сшибки с обезумевшей птицей.
Чутьем опытного мореплавателя капитан «Святой Марии», отсчитывал, разделявшее два судна. Ветер был попутным и барк развил скорость, которую ему не дала бы слабосильная паровая машина. В точно вычисленный им момент, Иволгин налег на штурвал.
Мелькнул железный борт иностранного плавсредства, капитан которого явно решил не испытывать судьбу. Русский корабль, едва ли ни чиркая концами рей по волнам, прошел от «Ворона» всего-то в паре саженей. И стремительно удалялся в тьму ночного океана.
А враг не дремал. Особенно самый опасный — внутренний. В «Северной пчеле» появилась ядовитая статейка. Мол, «Особый Комитет тратит казенные миллионы на фантазии господ Якоби и Зинина, в то время как крестьяне голодают, а дороги разбиты…». Намекали на мою «непомерную» власть и «сомнительные» связи с купцами. Беззубо? Может быть, но ядовито. Семя сомнения посеяно.
В Сенате старый князь Щербатов, мой давний недоброжелатель, подал «запрос о проверке прозрачности расходов Комитета» и «излишнем увлечении рискованными заморскими проектами, в ущерб насущным нуждам центральных губерний». Он тыкал пальцем в воздух, но цель была ясна — связать мне руки, заставить оправдываться.
То и дело вспыхивали пожары на складах. И кто виноват? Верно — Шабарин! Дескать, уничтожает следы хищений. На это списывают даже умышленную порчу только что уложенных рельс — нашли даже напильники воткнутые в местах стыковки полос. Кажется, что рельсы соединены, но под тяжестью составов такие с позволения сказать стыки, быстро расшатываются. Разумеется, подкупленные агитаторы, сеют панику. В том числе и среди рабочих на прокладке железных дорог: «Шабарин продал Россию англичанам! Затеял новую войну!». Мелко? Да, но, назойливо и противно, как комариный зуд.
Я обзавелся собственным жандармским агентом, который собирал и суммировал для меня всю эту клевету и прочие сведения. Его фамилия Верстовский, когда-то он служил под началом Лопухина. Расторопный парень, выслуживающийся в хорошем смысле этого слова.
Вот и опять с донесением.
— Ваше сиятельство… Перехвачено. Вчера вечером. — Он понизил голос до шепота. — Разговор в клубе «Англетер». Князь Щербатов, барон Штиглиц и… британский торговый атташе Андерсон. Говорили о Комитете. Щербатов назвал вас «опасным фантазером, растрачивающим силы России на химеры». Штиглиц сетовал, что ваши проекты «отвлекают капитал от надежных, проверенных временем сфер». Андерсон… Андерсон интересовался, «действительно ли вице-канцлер столь увлечен электричеством и сталью, что забыл про свою далекую… северную игру?».
Вот это мне уже сильно не понравилось. «Северная игра». Неужели что-то просочилось?.. Или это лишь предварительное зондирование, удачно попавшее в цель? Андерсон… Британская разведка, наверняка. Они проиграли войну пушек и кавалерии, но войну теней — продолжали. А Щербатов с этим самым немчиком, Штиглицем — кто они?.. Марионетки? Или сознательные пособники врага?
— Кто передал? — спросил я тихо.
— Наш человек среди половых. Надежный.
— Молодец. Пусть продолжает слушать. И… усильте охрану моей квартиры. Незаметно.
Верстовский кивнул и исчез. Я подошел к окну. Дождь заливал Дворцовую площадь. Где-то там, за тысячу верст, Иволгин вел «Святую Марию» сквозь штормы Северной Атлантики, к золоту, которое должно будет стать топливом для всей этой махины русской промышленной революции.
А здесь, в Петербурге, враги ополчились не только на меня, но и на само будущее Империи, которое я пытаюсь выковать. Они били по легальному фасаду — Комитету, не зная о тайной опоре — Аляске. И лишь одно неосторожное слово, одна ниточка, потянутая Щербатовым или Андерсоном…
Вечером, вернувшись на Галерную, я застал тишину. Дети спали. Елизавета Дмитриевна читала в будуаре. Я прошел в кабинет. На столе лежали два конверта. Официальный — от Сената, запрос Щербатова о «прозрачности расходов».
И другой — без марки, доставленный с нарочным из порта. Вскрыв его, я нашел лишь листок с кодом «Петр». Расшифровал быстро. Это не было донесением с борта «Святой Марии», она находилась в водах, через которые еще не проложены телеграфные кабели.
Шифровка пришла от моего старого доброго друга, действующего под псевдонимом Джеймс Бонд. «По имеющимся у меня сведениям, на перехват „Петра“ из Абердина отправлен новейший бронепароход „Ворон“, под командованием Дугласа Маккартура».
Вот эта новость и в самом деле дурная. По сравнению с нею, вся эта салонная и газетная болтовня, просто шелест листвы за окном. Я подошел к глобусу. Крошечная точка в Северной Атлантике — где-то там подвергалась опасности «Святая Мария».