Британская «Times» опубликовала целую передовицу, с фальшивыми гравюрами, на которых были изображены заваленные снегом улицы, вмерзшие в лед Невы трупы и рыскающие в подворотнях людоеды.
Вспомнив о британской прессе, я невольно вспомнил и о своем приятеле Говарде. Он ушел вместе с эскадрой Нахимова, которая, покинув Босфор, совершила рейд по островам Средиземноморья, помогая греческим и итальянским повстанцами скинуть власть британских, французских и австрийских завоевателей.
Они хотели сжечь и разорить Крым, проникнуть к Архангельску и Петропавловску-на-Камчатке, заставить нашего императора бросить столицу и бежать в Москву, а вместо этого сами оказались в ловушке в Финском заливе, да и в Средиземноморье у них отчетливо подгорало.
И всему этому Ванья был не только свидетелем, но и участником. Жаль только что его корреспонденции приходили в редакции российских газет с запозданием, но, увы, покуда депеши будут доставляться конными вестовыми, так и будет.
Хорошо, что в России действовала хотя бы одна телеграфная линия. В Европе пока с этим дело обстояло лучше, но ситуация должна измениться. Во всяком случае, я приложу к этому все усилия. Пора было подстегнуть прогресс не только и не столько в военной сфере.
Пусть первоначальным моим намерением было вывести Россию из Крымской войны с минимальными потерями, в том числе и политическими, теперь же я жаждал большего. Я хотел, чтобы моя страна стала самой могущественной державой планеты.
И не только ничего не потеряла в этой и грядущих войнах, но и приобрела новые территории. К примеру, почему бы Варшавскому договору не возникнуть на сто лет раньше? Пусть возникнет Панславянский союз, а нынешние владыки мира скукожатся до своих национальных размеров.
Маленькая тихая Австрия, относительно маленькая, но обязательно тихая Французская республика и уже совсем тихая и скромная Мелкобритания. И колоссальная, промышленно развитая, технически и научно продвинутая Российская империя. Вот моя новая цель.
Потому и замысел мой, о котором я скромно умолчал на аудиенции у императора, был чрезвычайно дерзок. Замысли его кто другой, место ему было бы в желтом доме, в палате под номером шесть, но окружающие уже начали привыкать, что Шабарин способен воплощать самые безумные планы в жизнь.
Венский воздух был густ от запаха цветущих каштанов и политических новостей. Граф Буоль, министр иностранных дел Австрийской империи, нервно постукивал перстнем по мраморному подоконнику своего кабинета в Бальхаусплац. За окном, на площади, маршировали солдаты в белых мундирах — красиво, но бесполезно против русских дивизий, стоявших у Карпатских перевалов.
— Ваше превосходительство, — секретарь осторожно положил на стол телеграмму, — русские вышли к Дунаю в районе Русе. Их авангард в сутках марша от Свиштова.
Буоль поджал губы. На столе лежала карта с аккуратно очерченными фрагментами — территориями, уже потерянными для империи. Его палец дрожал, когда он провел по линии фронта:
— Послать курьера в Петербург. Предложить… — он проглотил ком в горле, — статус-кво на условиях одна тысяча восемьсот пятьдесят третьего года.
Секретарь побледнел. Это означало признать все поражения, все жертвы напрасными. Однако взял себя и доложил:
— С вашего позволения я составлю документ и ввиду его чрезвычайной секретности сам отвезу на вокзал к моменту отправки дипломатической почты.
Граф лишь кивнул. Через час секретарь был уже на Центральном вокзале Вены Хауптбанхов. Направившись к составу компании «Imperial Regia», он нос к носу столкнулся с только что прибывшим в столицу генерал-фельдмаршалом Радецким, мрачно наблюдавшим, как на перроне грузят дипломатическую почту.
Его ординарец, молодой граф Штаремберг, как раз говорил ему:
— Ваша светлость, неужели мы действительно будем просить мира? После всего…
— После всего? — Радецкий резко повернулся, его шитый золотом мундир блеснул на весеннем солнце. — После того как русские взяли Бухарест за три дня? После того, как они вышли к Дунаю — этой голубой дороге Европы? После того как наши лучшие полки бежали от казаков, словно зайцы?
Он швырнул адъютанту под ноги пачку газет — и все с карикатурами на австрийскую армию, империю и императора лично. На одной как раз был изображен Франц Иосиф, целующий сапог Александру. И увидев личного секретаря министра иностранных дел с толстым портфелем в руках, генерал-фельдмаршал расплылся в фальшивой улыбке.
— А-а, досточтимый херр Вирхов! Вы торопитесь отправить в Московию депешу о нашей капитуляции?
Побледнев куда сильнее, чем давеча в кабинете у своего патрона, фон Вирхов увидел, как рука генерал-фельдмаршала в белой перчатке легла на золоченый эфес сабли. К счастью для молодого человека на вокзал прибыл вестовой и передал Радецкому пакет. Разорвав его тут же на перроне, генерал-фельдмаршал приложил два пальца к лакированному козырьку фуражки, прощаясь с трясущимся от страха собеседником, и тут же удалился.
Через час он входил уже в кабинет австрийского императора. И застал необычную сцену. Франц Иосиф, с яростью, несвойственной его всегда безупречным манерам, рвал в клочья какую-то бумагу и едва ли не швырял ее графу Буолю в лицо. Клочки падали на паркет, где еще утром лежал персидский ковер — теперь почему-то убранный, словно на нем оказалось кровавое пятно.
— Они называют нас предателями? — голос австрийского императора сорвался на фальцет. — После того как мы спасли их от Наполеона? А вы, граф…
Заметив в дверях генерал-фельдмаршала, Франц Иосиф осекся. На мундире Радецкого сегодня не было его многочисленных орденов и лент, словно он больше не заслуживал их носить. Обратил на это внимание и министр иностранных дел, который получил депешу, переданную из Российского посольства, уже после того, как отправил фон Вирхова на вокзал Хауптбанхов.
— Поздравляю вас, генерал-фельдмаршал, — саркастически произнес император Австрии и Венгрии. — Русские уже требуют Галицию!
Радецкий скрипнул зубами. Процедил сквозь них:
— Нет. Мы будем драться. Пусть русские узнают цену австрийской чести!
— Да⁈ — в том же тоне осведомился Франц Иосиф. — Помнится что-то подобное вы произносили и перед тем, как войска моего брата Фридриха Вильгельма взяли Дрезден, и перед тем, как позволить русским оказывать военную помощь бунтовщикам в Италии, господин вице-король Ломбардо-Венецианского королевства!.. Кстати, освежите мою память. Не вам ли мой почивший брат Николай, российский император, присвоил почетный чин генерал-фельдмаршала своей армии и сделал шефом Белорусского гусарского полка?
И в этот момент за окном ударил колокол собора Святого Стефана.
От своей первоначальной идеи — использовать брошенные британцами и французами в дельте Дуная пароходофрегаты «Миранда» и «Террибль» — я отказался. Модернизировать их для движения по рекам было конечно соблазнительно, но что дальше?
По Днепру не пройти — пороги не позволят. Идти по Дунаю, значит двигаться по заведомо враждебной территории. Да и пришлось бы бросить суда где-нибудь под Братиславой, а дальше шлепать своим ходом — с артиллерией и боеприпасами.
Сложно и не гарантирует успеха. Поэтому я решил взять в аренду пароходы, которые уже ходят по Днепру выше порогов. Погрузить на них свой полк, припасы и вооружение и дойти до Днепро-Бугского канала, а уже по нему попасть в Западный Буг и Вислу.
Именно поэтому полк спецназа, под моим командованием, срочно выдвинулся к Киеву. По прибытию, я сразу обратился к владельцам тамошних пароходных компаний, которые не слишком артачились.
Во-первых, меня поддержал генерал-губернатор Илларион Илларионович Васильчиков. Во-вторых, пароходовладельцам это было выгодно, я им предложил хорошие деньги, а в-третьих они получили возможность проявить патриотизм.
В итоге, мне удалось зафрахтовать три парохода — два принадлежали компании генерала Мальцева, а один помещику Пусловскому. Приходилось спешить, потому что положение русских гарнизонов в Варшаве и Сандомире было мягко говоря плачевным.
Разумеется, мой полк при всей его выучке, боевом опыте и самом современном вооружении не смог бы один подавить восстание. На выручку русским гарнизонам выдвинулся также 52-й Виленский пехотный полк и второй батальон 72-го пехотного Тульского полка.
И тем не менее — нам предстояло нанести удар первыми. Вряд ли поляки ожидали нападения прямо с реки, что протекала через такие важнейшие города Царства Польского, как Варшава и Краков.
Тем более, что пароходы наши военными не выглядели. Орудия на палубе были тщательно замаскированы. Солдаты и офицеры ходили в штатском. Или, как выражались в эту эпоху — в партикулярном платье.
Если бы не ждали нас впереди кровь и огонь, можно было только наслаждаться путешествием. Особенно, когда мы миновали Пинск и вошли собственно в русло канала. Мимо потянулись живописные берега, где природа была почти не тронута человеком.
Что и говорить, Днепро-Бугский канал, проходивший через самые потаенные уголки Юго-Западной Руси, в XIX столетии, олицетворял собой совершенство инженерного мастерства и красоту первозданной природы русской земли.
Как никак эта искусственная водная магистраль, протяженностью почти сто километров, соединяет две великих европейских реки — Днепр и Западный Буг, обеспечивая жизненно важное водное сообщение российских побережий Балтийского и Черного морей.
В конце XIX века, с судоверфи в польском Эльбинге в Черное море, по нему протащат пять миноносцев. И, насколько мне известно, канал продолжает функционировать и в XXI веке, связывая уже несколько государств. А в эту эпоху — внутренние районы одного.
Пароходы негромко шлепали плицами гребных колес по прохладным водам сначала Днепра, потом Припяти. Широкие и местами болотистые равнины сменялись высокими прибрежными холмами, покрытыми свежей весенней растительностью.
Сосновые боры соседствовали здесь с буковыми рощами, вербняком и осинами, а пойменные пространства поросли дикорастущим терном, орешником и ракитником. Особенно красивы были те места, где русло канала петляло среди многочисленных островов, разделенных рукавами проток.