Он привык к размеренной жизни, никогда и никуда не стремился, имел маленький, но верный доход с поместья в двадцать дворов, а тут…
— А вдруг все-таки выйдет позже рассказ про земских чиновников, которые развели такое… мздоимство, — продолжал причитать Горюнов.
— Все. Я нынче же поставлю печать и распишусь. И закончим на этом, — решительно сказал Молчанов, уже было взялся за ручку в двери, но Горюнов вцепился в руку исправника.
— Я не подпишу, так и знайте, — горделиво приподняв подбородок, сказал непременный заседатель.
Молчанов схватил своего подельника за горло, с силой сжал так, что Горюнов захрипел.
— Ты подпишешь все, если нужно будет! — решительно сказал Молчанов.
Я наслаждался моментом. Все происходящее откровенно забавляло, тем более что я уже почти был уверен в том, что все удалось. Особого оптимизма прибавило бегство Горюнова вслед за Молчановым — надо было видеть, как он подбрасывал ноги! Лишь только третий, не проронивший ни слова заседатель, выпучив глаза, недоумевал, что происходит. При этом он даже не делал попытки как-то повлиять на ситуацию. Потекли господа заседатели, уже сами творят комедию.
И я с нетерпением ждал, когда откроется дверь в судебный зал, так как непосредственно возле нее в нетерпении стояла госпожа Молчанова и ждала возвращения своего мужа.
Дверь не заставила себя слишком долго ждать и тут же открылась.
— Хлясь, — ладонь госпожи Молчалиной взметнулась, когда она отвесила пощечину мужу.
На бледном лице исправника сразу же появился отпечаток от руки обиженной женщины.
Мария Аркадьевна успела на повышенных тонах поговорить с Мартой, и та призналась и в том, что она проститутка, и в том, что муж этой видной во всех смыслах женщины избил ее подругу до полусмерти во время супружеской измены.
— Мария! — взревел Молчанов. — Христом Богом прошу, уйди отсюда.
— Я уйду… Я уеду к батюшке! — плача, сказала госпожа Молчанова и выбежала из зала суда.
— Господин Молчанов, а сколько все же вам заплатил господин Жебокрицкий? — выкрикнул журналист.
— Уйдите прочь, или я полицмейстера вызову! — кричал Молчанов.
— Поздно, я уже передал некоторые записи своим друзьям, они, если что, и сами напечатают, — усмехнулся Хвастовский.
На самом деле, конечно, он никому ничего не передавал. Но зал суда покинул Емельян Данилович, и можно было подумать, что именно он и понес некие записи.
Емельяна я отправил в срочном порядке готовиться к отъезду. Он свою миссию выполнил и предоставил отчёт о делах поместья, я же, пока не было Молчанова и Жебокрицкого, лично проконтролировал, чтобы секретарь вписал в протокол пометку о том, что суду были переданы такие-то и такие-то документы. Да, можно порвать и переписать протокол ведения суда, а всё-таки это еще один камушек на чашу весов в пользу того, чтобы все закончилось для меня благополучно.
— Вот деньги! — сказал я, всовывая в руки Жебокрицкому ассигнации. — Я прошу записать, что были переданы шестьсот пятьдесят рублей по долговой расписке.
— Я не принимаю! — выкрикнул мой сосед и бросил деньги на пол.
— Согласно всем правилам вы обязаны принять! — сказал я, указывая пальцем на деньги.
— Да поставьте вы уже печать и давайте заканчивать с этим делом! — выкрикнул Жебокрицкий.
Молчанов подошел к писарю и стал надиктовывать ему текст.
— Это чиновничий произвол! — кричал Хвастовский, а я понял, что рано стал праздновать свою победу.
— Я подписывать не буду! — сказал Горюнов, скрестив руки на груди.
От взгляда Молчанова, непременный заседатель поежился, но кинул загнанный взгляд на журналиста и пока что не отступал от своего.
— Господа, я смею напомнить, что собираюсь посетить губернатора, — сказал я.
Образовалась пауза. Видно было, что сомневается и Молчанов. Он, уже вроде бы показавшийся мне здоровым человеком, опять начал корчиться от боли в животе. А я ждал, чтобы исправник опять побежал бы в свое уже, видимо, излюбленное место уединения.
Нет тут активированного угля. Уверен, что таблеток десять смогли бы изрядно помочь горю Молчанова. Впрочем, нет — и на данный момент это замечательно.
Уже никому ничего не говоря, Молчанов вновь убежал.
— Да что ж такое! — вызверился Жебокрицкий.
Время, я выиграл ещё немного времени. Что делать? Так… Горюнов должен подписать, но он угрожает земскому исправнику, что не будет этого делать. Значит, нужно давить на заседателя.
— Господин Горюнов, я же вижу, что вы человек честный. Подумайте сами, кому быть после этого преступления земским исправником. Я замолвлю за вас словечко перед губернатором, — блефовал я, стараясь надавить на заседателя.
— А вы действительно с в ним встречаетесь? — удивленно и между тем с некоей надеждой спрашивал Горюнов.
— Да ни с кем он не встречается. Это все фарс, блеф, игра! — выкрикнул Жебокрицкий. — Прими уже, Лешка, что ты проиграл.
— Не Лешка, а Алексей Петрович, Андрюша, — ответил я на фамильярность Жебокрицкого.
— Мы еще посмотрим, щенок, кто Андрюша, а кто Лешка, — показывал свое истинное нутро помещик.
И как же мне хотелось съездить ему по наглой роже. Вот не был бы в зале суда, точно сделал бы это. Но нет, драка мою шаткую репутацию не укрепит.
Андрей Яковлевич Фабр рассматривал отчеты инженеров, которые отводили воду из центральной части Екатеринослава, когда к нему вошел личный помощник.
— Что, Дмитрий Иванович? — спросил губернатор.
— А вот и не знаю, как реагировать, ваше превосходительство. Был уверен, что одно письмецо не заслуживает вашего внимания, как… Вот, взгляните, — Дмитрий Иванович Климов протянул лист бумаги. — Вот такие бумаги были разбросаны у крыльца.
Губернатор взял бумагу и прочитал.
— Глупость какая, — сказал Фабр, отбросил бумагу, но…
Его рука вновь потянулась к листку.
Там было написано, что земский исправник Молчанов хочет незаконно забрать у помещика землю.
— Это клевета и поклеп, — сказал Андрей Яковлевич Фабр, будто сам себя же и убеждал. — Если бы такое имело место, то этот помещик, которого обворовывают, пришел бы к вице-губернатору, в ведении которого земельные дела.
Губернатор, говоря это, уже понял, что Кулагин мог бы и не принять просителя. Между тем, и сам Андрей Яковлевич Фабр был занят в последнюю неделю и много работал, а еще вынужден был съездить в Луганск, так как просили знакомые флотские люди повлиять на завод в том городке, что не выполняет обязательство перед флотом в срок.
— Я понял, Дмитрий Иванович, — сказал губернатор, складывая разложенные бумаги.
— Вы не имеете никакого права на то, чтобы подписать этот документ! — жестко говорил я, бывший готовым уже и драться.
Пусть даже меня заберут в околоток, или как тут называется полицейский участок, это даже вариант более выигрышный. Дело при таком раскладе точно станет достоянием общественности.
— Я не подпишу! — говорил Горюнов.
А ведь глядя на него и не заподозришь, что он сможет выстоять и не поддаться.
— Об этом узнает вся страна! — кричал журналист, и его слова доходили до Молчанова, и тот колебался.
Он не хотел ставить печать на уже готовом постановлении, он и сам сопротивлялся нажиму Жебокрицкого. Помещик надавливал на Молчанова с одной стороны, я, Хватовский, даже Марта — с другой стороны влияли на исправника.
— Да это все неправильно! — кричал уже сам Молчанов, но печать в его руках все еще была.
— Что тут происходит? — требовательный голос оборвал все наши споры. — Это что за балаган?
Я резко обернулся. Да не может быть! Губернатор?
От автора: Приключения медика-попаданца на Русско-японской войне. https://author.today/work/392235
Глава 19
— Я спрашиваю, что тут происходит? — требовательный голос оборвал все наши споры. — Это что за балаган? Еще бы пригласили цыган.
— Ваше превосходительство, а, собственно, ничего и не происходит, — сказал Молчанов, опустив руку с с почти уже готовым постановлением и явно разрывая этот несостоявшийся документ на куски.
— Ваше превосходительство, позвольте отрекомендоваться, помещик Алексей Петрович Шабарин. Должен доложить, что все противоречия решены к вящему удовольствию сторон, — отчеканил я, с ухмылкой посматривая на Молчанова, который только кивал на мои слова.
— А я прохожу мимо, а тут крик на весь Екатеринослав. Раз ничего не происходит, то… — сказал губернатор и пристально посмотрел на меня.
Взгляд был колючий, не предвещавший ничего хорошего.
— Я недоволен теми методами, кои вы используете, молодой человек. Мне не нужны никакие гоголевские ревизоры, — вдруг жестко проговорил губернатор. — По глупости, которая присуща молодости, можете наломать дров, что после не разгребемся. Что тут, земский исправник, доложите. Есть решение?
— Господин Шабарин, м-м-м, — Молчанова в этот момент снова скрутило. — Он готов на отсрочку на два года. Прошу простить меня, господа, мне нужно… подготовить постановление.
Сказав это, исправник спешно ушел.
— Не смейте предавать общественности что-либо. А вы, господин журналист, напишите лучше о строительстве канала, — Фабр чуть наклонился к Хвастовскому. — Это понятно? Или мне нужно решить ваше будущее по собственному усмотрению?
— Да, ваше превосходительство! Предельно понятно, — отчеканил, будто солдат на плацу, журналист.
— Позвольте, ваше превосходительство, отметить, что господин Хвастовский, напротив, лишь стремился предотвратить возможное… — я чуть замялся, ну не называть же вещи своими именами. — Нельзя допустить второго «Ревизора».
— Вот тут согласен, — сказал губернатор, окинул всех взглядом, хмыкнул в сторону Марты. — Я более не нужен.
— Премного благодарны, ваше превосходительство! — отчеканил я.
— Хм… вы же не служили? Шабарин? Да? Сегодня жду вас! — произнес высокий худощавый человек с тяжелым взглядом, после развернулся и, больше ничего не говоря, покинул зал заседания.