Бармен отеля «Ритц» — страница 19 из 51

– Простите, что заставил вас ждать, дорогой друг, сегодня довольно загруженный день…

Фраза банальная, но тон искренний. Франк уже знает, что не ошибся, обратившись именно сюда. Он намеками излагает ситуацию. Ферзен понимает с полуслова, не задает вопросов, обнадеживает гипотетическими возможностями. Они джентльмены и понимают друг друга.

Шведский дипломат чувствует себя одинаково комфортно и в серой зоне поддельных документов, и в области международного права, и ради надежных людей готов задействовать нужные рычаги. Конечно, не сам, он такими делами не занимается, «но решения найдутся…».

Разговор на мгновение замирает, Франк смотрит на весы.

– Деньги? – улыбается Ферзен. – Конечно, есть рычаги, которые работают лишь при денежной смазке. Но я считаю унизительным делать это условием наших с вами отношений. В любом случае, если я вас правильно понял, вы сейчас только на стадии изучения своего… проекта?

– Совершенно верно.

– При случае буду рад вам помочь. Если затем вы решите меня отблагодарить, это будет лишь свидетельством вашего великодушия. Уверен, мы всегда договоримся о взаимоприемлемой форме…

Франк вдруг осознает, насколько непомерна его просьба и насколько опасна для Ферзена обещанная услуга.

– Мне хотелось бы чаще видеть вас в «Ритце», – говорит он наконец, вставая. – В бар любит заходить генерал фон Штюльпнагель, там всегда можно узнать что-то интересное…

Ферзен улыбается, уже протягивая руку.

– Мой дорогой Франк, я знаю, как ценны бывают мнения, высказываемые у вас. Но, к счастью, в области политики, большой или малой, я располагаю другими сетями информации…

За легким скандинавским акцентом Франку слышится элегантная ирония былых встреч по четвергам: умение ловко ответить собеседнику, нимало его не обижая.

Покидая посольство, он чувствует, что с плеч свалился огромный груз, – но впереди еще более сложные решения. Ноги сами несут его к «Ритцу», а голова тем временем прокручивает недавний разговор, выискивает и взвешивает возможные риски.

От страха замирает сердце. Слов и мыслей уже недостаточно, теперь придется снять белые перчатки и испачкать руки. Какое бы решение он ни принял до завтрашнего дня, он входит в новый мир. И будет в этом мире одинок, как никогда.

Свернув на улицу Камбон, он смотрит на запястье. Осталось тридцать пять часов.

9

23 июня 1941 г.


Франк пришел на работу вскоре после полудня. Он стоит, облокотившись на старую стойку, и просматривает вчерашние газеты в ожидании Жоржа. Надо разработать план действий по обеспечению поставок алкоголя на ближайшие недели. Ситуация в питейных заведениях ухудшается, и вот уже несколько дней «Матен» и «Пари-суар» посвящают этому свои первые полосы. Здесь и призывы срочно ввести карточки на вино, запасы которого скудеют, и надежды на то, что уже введенные карточки на табак положат конец спекуляции и всяческим подделкам.

Бар только открылся, а Шарль Бедо уже тут как тут, он торжествующе идет прямо к бармену. С презрением кивает на лежащие на прилавке газеты.

– Забудьте про все это! Близится грандиозный финал! Вы представляете? Четыре миллиона солдат по мановению Гитлера двинулись по русской равнине: это величайшее военное нашествие всех времен, тотальная война на уничтожение врага Европы! По слухам, даже Черчилль поможет нам сокрушить Советы! А когда дело будет решено, политики придумают, как заключить мир. Налейте-ка мне Whisky Sour, Франк. Вы в курсе, что Джо Луис положил на лопатки Билли Конна на Polo Grounds в Нью-Йорке? Я б отдал немало деньжищ, лишь бы оказаться там, возле ринга. Нацисты, понятное дело, терпеть не могут Джо, потому что он негр, но мне нравится, как он боксирует. Вам доводилось видеть его в деле? Выпад у него просто нереальный. Когда он раздает удары, никто не может увернуться. Так же будет и с красными, вот увидите. Германия отправит русских в нокаут за несколько недель.

Он выдувает виски и бросает на Франка какой-то странный, почти дружелюбный взгляд.

– Запомните это, Франк, хотя это строго между нами: вермахт – это Джо Луис. Он просто сметает противника. Вы настроены скептически, вы молчите, но я-то я знаю! После сегодняшнего, поверьте мне, мир уже не будет прежним. И вам нужно просто угадать победителя и сделать ставку. Вы же всегда любили играть на скачках, правда? Вот оно, колоссальное пари, на кону – будущее мира, а вместе с ним и наше. Поверьте мне, я каждый день вижу феноменальную мощь Германии, ничто не может ей противостоять. Так что подумайте как следует, черт побери!


Коммунизм никогда не увлекал Франка Мейера, скорее напротив. Он, всего добившийся сам, не доверяет коллективной борьбе, он видит в большевиках помеху, что-то вроде путчистов, стремящихся разрушить общество. Как и Петен, он презирает коммунистов. Это антифранцузы. И внезапно перед лицом действительности, этого наступления немцев на русских, он понимает, что у него те же противники, что и у нацистов.

– Во всяком случае, – продолжает Бедо, – начавшаяся операция приковывает всеобщее внимание и меняет баланс сил. И я, наконец, стану техническим советником правительства Виши: мне только что сообщил об этом сам Фернан де Бринон[10].

Вторжение в СССР подтверждает и группа офицеров вермахта, спустившихся в бар. Сегодня вечером здесь вряд ли будет людно. Жоржу и Лучано это не сильно нравится: меньше заработка, меньше чаевых. Тем временем Бедо заказывает второй виски и явно записывает Франка в свои конфиденты. Теперь он рассказывает ему про свой «чертов американский паспорт», до сих пор вызывающий подозрения у людей в Виши, про супругу, которая его все время пилит, про грудь Бланш Озелло, которая кажется ему все аппетитнее, и про Габриэль Шанель, которая втягивает его в крестовый поход против свои компаньонов-евреев.

Бар опустел, Франк уже отпустил Жоржа и Лучано, но Бедо просит налить ему по последней. На Франка внезапно что-то находит, и он увеличивает дозу Джека Дэниэлса. Он называет этот коктейль «Бокал сердечных тайн»: всего через несколько минут после того, как Бедо обмакивает в него губы, он сообщает ему важнейшую информацию:

– Со всеми этими историями я совершенно забыл про господина Зюсса! Я встретил его вчера вечером в холле отеля. Похоже, бедолага по горло завален делами. Носится по Парижу как загнанный заяц! По слухам, в окружении Геринга к нему уже не так благосклонны. Хабершток шепнул мне на ухо, что гестапо очень заинтересовалось прежней жизнью Зюсса в Вене. Нацистские ищейки выясняют причины его переезда в Париж три года назад. Может, он скрывается? Может, он антинацист, коммунист или вообще еврей? Поверьте, этот дорогостоящий лакей недолго будет фанфаронить!

Насколько достоверны эти слухи?

И вдруг Франк ощущает растущее желание принять предложенную Виконтом сделку. В нем заговорил инстинкт: если Бедо так ненавидит Зюсса, то, видимо, Виконт не так уж плох.

Теперь он знает, как поступить. Он защитит Бланш и будет копить деньги, дабы оградить себя от всевозможных Бедо, кишащих вокруг маршала Петена. Виконт прав: с его поддержкой нужно считаться. А остальные опоры у Франка шаткие. Шпайдель – прежде всего человек военный, послушный приказу; Жорж ходит по натянутой проволоке и балансирует между моралью и искушениями; а что касается Клода Озелло, то он либо торчит на кухне и занимается вареньем или баклажанами, либо безвылазно сидит в номере и пережевывает все те же мысли.

Лучше раскаиваться в содеянном, чем жалеть об упущенном, решает он. И даже если это решение не принесет Мейеру ни радости, ни денег, оно хотя бы даст ему сегодня возможность выспаться! Раскаяние или сожаление отложим на потом.

10

15 июля 1941 г.


Операция «Барбаросса» – главный сюжет этого лета. С 23 июня пресса только и твердит, что про успехи вермахта и разгром Сталина! Сегодня объявлено, что он сбежал из Москвы. Даже тема дефицита продовольствия отошла на второй план.

И это при том, что вина не хватает даже в Бордо и в средиземноморском Безье.

В отеле «Ритц» Герман Геринг просто одержим Восточным фронтом. Он приехал провести на Вандомской площади выходные. «СССР не продержится и четырех месяцев!» – повторяет он направо и налево. Элмигер тем временем восстанавливает порядок в рядах сотрудников блока питания и обслуживания номеров; он провел ряд увольнений и готовит новичков, доверяя Зюссу только снабжение.

Ритм работы бара замедлился. Традиционная клиентура на лето переехала на морское побережье. Пляжи Нормандии и Бретани недоступны, но все равно. Многие сумели раздобыть пропуски в свободную зону, на Ривьеру.

А Франк остается в Париже. И спит все так же плохо. Неделю промаялся с зубной болью, теперь подключился страх. За три недели он добыл для Зюсса два фальшивых паспорта и три пропуска на юг.

Детали взаимодействия были обсуждены с Ферзеном в конце июня, в какой-то распивочной у вокзала Сен-Лазар, где их вряд ли кто узнал. Цена вопроса – несколько сотен марок за документ, вся сумма поступает в карман изготовителю фальшивки. Пока что Мейеру пришлось выдать всю сумму авансом из своих, и он не знает, как аккуратнее получить деньги с Зюсса. Ферзен уверяет, что категорически не хочет брать за посредничество, Франк верит в его искренность и собирается отблагодарить дипломата бутылкой хорошего коньяка – Дени-Муни или Шато-Шеваль Блан, которого тот был так долго лишен. В плане снабжения отель «Ритц» может дать фору даже дипломатам…

Они встречаются по воскресеньям, два раза в месяц, в саду возле шведского посольства. Бармен прогуливается там с чемоданчиком, совсем не похожим на дипломатическую почту и вдобавок полным банкнот, но пока что его никто не обыскивал. Взамен он получает фальшивые документы. Их оставляют в разных кафе, которые за несколько рейхсмарок готовы служить «почтовым ящиком». «Нас ни в коем случае не должны видеть вместе», – сказал Ферзен, но все же он как-то зашел в «Ритц», чтобы лично поприветствовать Штюльпнагеля. В конце вечера среди программок скачек обнаружились два консульских пропуска в не оккупированную немцами зону. «