– С удовольствием, госпожа Хармаева…
Беспомощно наблюдая, как сильно действуют чары Лили на миниатюрную Бланш Рубинштейн, которая стала теперь Бланш Озелло, Франк готовит еще два сухих мартини. Доброта и мягкость характера не могут устоять перед самонадеянностью, слабость тянется к силе, тоска толкает на край бездны.
Они смеются… словно им еще весело.
4
10 марта 1942 г.
Франк ждет в холле перед кабинетом мадам Ритц и читает американскую прессу, разложенную на стеклянном столике. Газеты освещают процесс, который разворачивается в Риоме, к югу от Виши. «Петен требует осудить виновников национального поражения». Перед Верховным судом предстали Эдуар Даладье, генерал Морис Гамелен и Леон Блюм[11]. Репортер «Нью-Йорк Таймс» сообщает, что Блюм так блестяще выступает перед присяжными, что настраивает аудиторию против действующего режима. Прекрасно объясняя решения, которые он принимал в бытность главой государства, и демонстрируя неподдельный патриотизм, он опровергает политические замыслы Филиппа Петена.
Чтение прерывает вдова Ритц – она готова принять посетителя. Все еще обескураженный явным восхищением американского журналиста Блюмом, Франк встает и присоединяется к Мари-Луизе в ее кабинете.
– Садитесь, Франк. Хотите конфету?
– Нет, спасибо, сударыня.
– А зря, шоколад отличный. Вы что-то неважно выглядите…
С самого начала войны хуже и коварнее всего выматывает нервы неопределенность. Франк ждал, что его вызовут на следующий день после громкого визита Лили Хармаевой, но целую неделю ничего не происходило. Зато сегодня днем, перед самым началом смены, начальница срочно вызвала его к себе и теперь встречает с такой любезностью, какой он не видел с лета 1936 г.!
Ох и умеет она сбить с толку! Непредсказуема, как Черчилль.
Франк сам начинает разговор о Хармаевой, он хочет показать, но он тоже человек ответственный и неравнодушный. Она взмахом руки отметает его объяснения.
– Я прекрасно знаю, что произошло, Мейер. Будьте настороже, я на вас полагаюсь.
Она смотрит как-то лукаво, но в голосе слышно легкое презрение.
Да что происходит?
– Сегодня днем я узнала от Фернана де Бринона, что немецкий генштаб выбрал нас для проведения приема после открытия выставки Брекера. Она состоится в середине мая. Вы знаете Брекера?
– Художник?..
– Ну что вы, Мейер, вам надо хоть немного выходить в люди! Великий скульптор, гениальный ваятель. Всю весну только о нем и говорят! Вы очень скоро увидите его у себя в баре, он уже три дня как живет в отеле. И мне бы хотелось, чтобы вы как можно быстрее подумали о новом коктейле! Специально для этого торжества. Создать одно из тех творений, секретом которых владеете вы один. Уникальный напиток, поражающий умы так же, как скульптуры Брекера.
Вдова показывает ему брошюру, в которой представлены исполинские статуи современных мужчин, по стилю напоминающие что-то античное. У них гордый мальчишеский взор, плоские животы и соблазнительно выпуклые бицепсы.
– Сезар всегда говорил: нельзя пренебрегать ни единой деталью, если хочешь оставить след в людской памяти. Так что приготовьте мне два-три рецепта, я зайду попробовать их к вам в бар. Это станет вашей лептой в укрепление общего дома, а заодно искупит снисходительность к некоторым клиенткам…
Гордая и счастливая тем, что заполучила роскошный прием и попутно подловила Франка, Мари-Луиза потирает руки.
– Кстати о клиентках, – добавляет она, – вы знаете, что Габриэль Шанель все же сумела освободить из плена своего маленького Андре?
О возвращении племянника знает вся Вандомская площадь, но Франку не хочется портить Вдове сюрприз.
– Радовалась почти до слез. Я собираюсь по такому случаю поговорить с ней! Пусть она, наконец, представит у нас в «Ритце» новую коллекцию, организуем модное дефиле и соберем весь цвет парижского общества! Вы как, сможете замолвить пару слов своему другу Гитри? А он бы уговорил ее снова взяться за ножницы и портновский метр…
Полная беспринципность и такая же беззастенчивость, вот ее великая сила.
Франк переговорит с Гитри, он знает, что у него нет выбора. Но он также знает, что Гитри только рассмеется в ответ.
– Интересно, что Шанель сделала немцам, чтобы добиться освобождения племянника…
В последние дни за его барной стойкой офицеры вермахта не раз шептались о том, что Габриэль Шанель во время своей недавней поездки в Берлин оказала важную услугу какому-то высокопоставленному нацистскому сановнику. Франк больше ничего не узнал, но ясно, что возвращение Андре Паласса в Париж случилось не просто так. Вот и Мари-Луиза тоже хочет поживиться:
– Как вы думаете, у нее достанет связей выцарапать свой парфюм у братьев Вертхаймер?
Злорадство Вдовы заставляет Франка поневоле усмехнуться. Мари-Луиза тоже расплывается в улыбке.
– Неужели Франк Мейер умеет улыбаться?! Ну и ну! Подумать только, ведь утром я видела улыбку на лице Клода Озелло. Решительно стоит отметить сегодняшний день белым камнем. Представьте себе, бывший директор оказался очень полезен, Клод взял на себя снабжение кухонь. Этот прелестный человек задействует свои сети фермеров, торговцев рыбой, виноградарей и еще бог знает кого! Вся Франция работает над тем, чтобы наш «Ритц» ни в чем не испытывал лишений.
Франк, наконец, понимает причины необычной снисходительности Вдовы по отношению к Лили Хармаевой.
Проходя через Галерею чудес, бармен закуривает. Он все время упрекает себя за постоянное курение: от него страдают вкус и обоняние, а ведь это его рабочий инструмент! Но без табака он сошел бы с ума. К счастью, в «Ритце» курева сколько угодно. А что делают те, кто снаружи и кто уже два года получает табак по карточкам?
А простая пачка «Капрала» все дорожает…
5
Франк надеялся, что больше до конца вечера ничего не произойдет, но около десяти случился объявленный Старухой сюрприз: в бар с кислой миной пресыщенного интеллектуала пожаловал сам Арно Брекер в сопровождении жены-гречанки, жгучей стройной брюнетки, а также Эрнста Юнгера.
Твидовый клетчатый костюм-тройка, безупречный платок в нагрудном кармашке, лукавый прищур: бесспорно, капитан Юнгер выглядит шикарно. Рядом с ним Брекер не поражает ничем, кроме тщеславия. Франк поручает Лучано сделать для него «Кровавую Мэри». Но немецкий скульптор и его жена решительно возвращают коктейли за стойку. Им надо, чтобы напитки делал «сам бармен лично».
Отвратительно.
С другой стороны, обстановка, кажется, их вполне устраивает.
Брекер чувствует себя комфортно и говорит все громче. Заходит речь про Восточный фронт и все более настойчивые слухи о массовых убийствах евреев. Юнгер дает понять, что «на Украине и в Белоруссии какие-то мясники уничтожают целые деревни», а потом рассказывает странную историю. Русские солдаты в лесу, в окружении, замерзали и звали на помощь. Их обнаруживает рота немцев и собирается взять в плен, и тут русские открывают огонь по тем, кто мог облегчить их страдания.
– Это доказывает, что война дошла до полного озверения. Раненый дикий зверь первым делом пытается укусить того, кто приходит ему на помощь.
Когда через несколько минут Франк снова подходит к столу, на удивление разговорчивый Юнгер расписывает чете Брекер вечер, проведенный им накануне в «Комеди Франсез». Давали «Ученых женщин» Мольера. Франк догадывается, что рассказ частично предназначен и для его ушей, писатель словно тайком вовлекает его, Франка, в разговор с докучными спутниками.
– Удивительное дело: вся публика – и французы, и немцы – с одинаковым восторгом встречала шутки Мольера.
И заканчивает Юнгер вопросом, обращенным к Брекерам:
– Так неужели нам надо обязательно ненавидеть друг друга?
Брекер и его жена столбенеют. Франк улыбается писателю и без слов, одним взглядом благодарит его за то, что тот хоть чуточку приподнял тему войны над ужасной действительностью.
6
6 апреля 1942 г.
Вчера англичане уничтожили аньерский завод по производству каучука. Сколько погибших? Никто не знает: пресса ведет счет лишь советским потерям на Восточном фронте, да обещает к лету увеличение нормы продуктов, ну и празднует победу Эмиля Иде на трассе Зимнего велотрека. Обычно веселый, продавец в газетном киоске на площади Этуаль сегодня смотрит грустно. Париж поставлен на колени. Мимо киоска, толкая нагруженные тележки, проходят немцы. Готовятся в увольнительные, накупают подарки для родных, которые ждут за Рейном.
У Франка сегодня выходной, и он направляется в ресторан «Багатель»: Шпайдель пригласил на ужин. Лежащий в кармане аусвайс и место работы в отеле «Ритц» ограждают его от любых неприятностей, но не от угрызений совести. Они особенно мучают его у Порт-Дофин, где на лицах людей заметнее голод и уныние.
На их месте я бы ненавидел такого парня, как я, думает он, глядя на мрачнеющее небо. Хотя местом в «Ритце» он обязан только себе. Его привилегии завоеваны тяжелым трудом.
Неужели у Шпайделя нет других дел, как приглашать бармена из «Ритца»? Конечно, он обещал мне это еще в 1940 г., но разве помнят про такие обещания, если каждую ночь людям грозит бомбардировка?
Метрдотель «Багатели» сердечно приветствует Франка. Зал уже полон, Шпайдель сидит в глубине, в нише. Этот ресторан – постоянное место встречи деятелей французского кино. Здесь их вотчина. Сюда спешат Жаклин Делюбак, Фернан Грави, Даниэль Дарье, Жюни Астор, Вивиан Романс, Андре Люге, Сюзи Делэр, Пьер Френе. Доля французов среди клиентуры выше, чем у них «Ритце». Можно было бы вообще забыть про оккупацию, если бы не большой стол с офицерами вермахта, которые беспрестанно заказывают себе бутылки Pommery формата Magnum. Увидев входящего Франка, Шпайдель поднимается навстречу.
– Франк! Как поживаете?
Как обычно, униформа сидит на Шпайделе безупречно, его рука тверда, улыбка любезна. Франк отмечает, что тот чисто выбрит – должно быть, в конце дня еще раз зашел к цирюльнику. И все же под маской вежливости полковник чем-то озабочен.