Народу придет много, все будут пьяные. Сегодня вечером он словно постарел на десять лет.
А Жорж стоит у стойки с сигаретой в руке и улыбается.
– Что, понял теперь, что Петен был прав? – небрежно бросает он. – Старик сдержал слово!
– О чем ты говоришь? – вздыхает Франк.
– Теперь все по-честному! Петен дал всем равные возможности. Каждый француз может послужить стране.
– Ты издеваешься?
Жорж подходит к своему боссу и добавляет, понизив голос:
– Взгляни хоть на сегодняшний вечер: все, кто приглашен, сами заработали себе право здесь находиться. Они здесь не потому, что удачно родились, нет, они здесь потому, что доказали, чего они стоят. Они – как мы, они и общаются с нами по-свойски! Видал, какие чаевые оставляют? Ты в жизни таких не видал, а, Франк? Не то что твоя старая буржуазия! А еще истинные европейцы… Вечно смотрят свысока!
Франк поднимает бровь. Ничего себе, «твоя буржуазия»! Опять эта привычка делить людей на своих и чужих. Лучше промолчать.
– Что, и возразить нечего? Ты же сам видел, прежний мир был насквозь гнилой. Франция должна возродиться, старик! Да и черт с тобой, молчишь и молчи! А я выйду подышать.
Атмосфера действительно накалена. Несколько минут назад к нему подходил Элмигер, попросил стаканчик «Сен-Рафаэля». Бледный директор прошептал Франку на ухо, что ситуация выходит из-под контроля. Сегодня вечером отель бурлит, повсюду щелканье каблуков, громкие выкрики и приветствия, смех и разговоры – на немецком, французском или итальянском. Вдова Ритц легко переходит с одного языка на другой, это настоящее воскрешение былого отеля, она ликует. В длинном рыжем бархатном платье она выглядит царственной львицей, ее серебряная грива переплывает от одной группы к другой. Она раскланивается, поздравляет, но старательно избегает сближения с кем-либо, держит королевскую дистанцию. Вот он, триумф. На этом экстравагантном светском рауте – каждой твари по паре: тут и жирные спекулянты в полосатых тройках и с сигарами во рту; и светские львицы в шляпах и ореоле «ланвена»; и нацистские бонзы в парадной военной форме и с псевдодворянскими моноклями; и французские политики с их строгими смокингами и напомаженными волосами, и кино-старлетки, хихикающие так, что прыгают бриллианты на груди; и полковники вермахта, обхаживающие роскошных куртизанок с откровенными декольте, а в центре всеобщего внимания – супружеская чета Брекеров в сопровождении Рейнхарда Гейдриха, вожака всей своры. Рейх в апогее могущества правит бал, устраивая на Вандомской площади адский парад под эгидой фюрера.
По иронии судьбы прием проходит в четверг. Франк Мейер вспоминает почивший в бозе клуб эстетов: те черпали силы в самой атмосфере великого отеля и одновременно украшали его своим остроумием и отвагой. Тем, кто сменил их сегодня вечером, все это ненавистно.
Твоя буржуазия… Но где она теперь?
С 1940 г. состоятельные и просвещенные люди вместе со всеми оказались в пропасти. Кто-то не поддался посулам вишисткого сброда, помешали честь и совесть, но таких людей немного и теперь они живут затворниками в своем отечестве или уехали в изгнание, их больше не слышно. А остальные приспособились к новым временам, из бесхребетности или из страха потерять свои привилегии.
Французская буржуазия оказалась несостоятельной и потерпела крах.
Когда-то, вернувшись из окопов, Франк, как и Жорж, думал, что буржуа – это рантье, которым и дела нет до гибнущих на фронте солдат. Окопались в тылу и только наживаются на войне. Проведя двадцать лет за стойкой, Франк Мейер научился различать и другие оттенки в мире зажиточных людей. Есть изгнанники, которые были у себя на родине состоятельными людьми, но потеряли все. Есть буржуа-католик, старательно занимающийся благотворительностью. Есть буржуа культурный и совестливый. И есть, наконец, буржуа-социалист, верящий в идеал справедливости.
В конце концов мои знакомые буржуа боролись прежде всего с себе подобными.
Теперь их споры в прошлом, слышен лишь клекот стервятников. Пришли вандалы и все разгромили, для этого они и шли. Чтобы установить новый порядок: естественный отбор. Теперь побеждает сильнейший.
А руководство Виши? Два года у власти, и где результат? Обещали облегчить страдания французского народа! Петен дал слово вернуть на родину военнопленных, и что? Бедняги возвращаются домой чуть ли не по одному.
И окончательно доконало Франка то, что незадолго до ужина его изволили похвалить люди из ближайшего круга Филиппа Петена: посол Бринон, министр Боннар и сам Пьер Лаваль. Все они – добрые друзья Мари-Луизы Ритц. По рассадке за ужином Клод и Бланш Озелло оказались между Бедо и двумя французскими журналистами, симпатизирующими нацистам. Они не могли отвергнуть приглашение, не оскорбив Вдову и не ставя себя под удар. Два призрака вчерашнего мира на пире стервятников. «Бедная Бланш», – думает Франк. «Только бы не сорвалась». Что касается Клода…
– Месье! – внезапно окликает его Лучано. – Вроде бы это новый генерал фон Штюльпнагель.
– Один?
– Один…
Прибывший из Германии кузен наконец-то показал свое рыльце.
– Гутен Абенд, господин Мейер.
Надо же, знает, как меня зовут.
– Добрый вечер, генерал.
– Я сбежал от нескончаемого застолья, терпеть не могу, когда обед так затягивается. И опередил всех на коньячном вираже.
– Тонкий стратегический расчет. Вам «Людовик XIII» или «Реми Мартен»?
– Полагаюсь на вас.
Шпайдель не обманул, думает Франк, подхватывая коньячный стакан. Карл-Генрих фон Штюльпнагель по сравнению с кузеном выглядит импозантнее и обладает большим шармом. Он держится уверенно, во взгляде читается сила характера. Радужка глаз – редкого темно-зеленого цвета с синими точками. Судя по светлым усам, он, должно быть, ровесник Франка. Может, даже чуть моложе. И явно спортивнее. Бармен заметил на портупее престижного мундира трость-шпагу из африканского серпентина. Ее набалдашник из рога буйвола увенчан плакеткой из слоновой кости с резным гербом. Роскошная вещь.
– Мне давно следовало прийти к вам, дорогой друг. Знаете, мой кузен столько писал мне о вашем баре! Я представлял его гораздо большим по размеру, на самом деле помещение небольшое…
– Ваш кузен был слишком добр к нам, генерал.
– Ну, важна не высота церкви, а кто и как служит мессу.
Франк улыбается.
– С той лишь поправкой, что у меня вместо кадила – шейкер, а вместо ладана – джин.
– Ах, джин? Тогда забудем про коньяк. Приступайте к священнодействию!
Генерал навеселе, но тут в его затуманенном взоре вспыхивает какой-то новый огонек. Франку давно не было так приятно работать за стойкой! Возможно, у него наконец появился достойный и остроумный собеседник.
– Вы знаете, что каждый офицер вермахта, в любом уголке Европы, просто мечтает попасть в вашу берлогу? Как бы это сказать: мирная гавань! А ведь снаружи все чаще гремят теракты…
Вой сирены обрывает его фразу на средине. Воздушная тревога. Штюльпнагель досадливо морщится.
– Как это ни прискорбно, генерал, но правила предписывают мне закрыть бар.
– Черт бы побрал этих англичан! Ну, тогда по-быстрому налейте коньяка. Выпью в подвале.
– Конечно, генерал. Вот, держите.
– Спокойной ночи, месье Мейер. Я вернусь, обещаю вам.
Франк благодарит его взглядом и отряжает Лучано проводить генерала в оборудованные убежища.
– Ты тоже спускайся, Жорж. Я вас догоню.
Жорж смотрит на него с насмешкой.
– Жаль, сорвалось! Только ты наладил отношения с новым начальничком…
– Отвали, ладно? И давай поживее, спускайся вместе со всеми.
– Как скажешь, командир…
Франк остается за стойкой. Он вслушивается в отголоски паники, которая расползается по отелю, на мгновение закрывает глаза. Топот ног, бегущих по коридорам и черной лестнице. Испуганные гости разбегаются кто куда, в подвале не хватает места, он слышит крики, брань, отрывочные приказы на немецком.
Сирены завывают все громче, издали надвигаются британские «Спидфайеры».
Вдова явно не ожидала на десерт такого фейерверка!
– Вам нужна помощь, Франк?
– О, мадам Озелло! Вы меня напугали…
Бланш стоит прямо перед ним. На ней черное платье с воланами и длинные шелковые перчатки. Лицо скрыто вуалеткой, словно она надела траур по исчезнувшему и столь дорогому ей миру. За сеткой лицо кажется еще бледнее, чем всегда.
– В холле творится такое! Как уродливы лица людей, когда спадают маски. Видели бы вы Габриэль Шанель! Лицо перекошено от страха, рядом семенит экономка и несет противогаз на шелковой подушке, с ума сойти…
– Меня это совсем не удивляет. Но вам уже давно пора в укрытие, это не…
– Вы не нальете мне выпить? – обрывает она его.
Франк замечает в глазах Бланш какую-то тревогу, он давно не видел ее такой.
– Я… должен закрыть бар, мадам.
– Или взять и не закрывать его, – лихо бросает она. – Вы боитесь, месье Мейер?
– Нет, – отвечает бармен, не сводя глаз с молодой женщины.
– Тогда как насчет того, чтобы выпить вместе со мной под бомбами по бокалу шампанского?
Франк осознает, какую власть имеет над ним Бланш Озелло. Чувство опасности только подстегивает влечение. Здесь только он и она, посреди рушащегося мира.
Бар освещает сейчас лишь слабый маячок под стойкой. Франк вглядывается в Бланш: в темноте она кажется еще прекраснее, еще желаннее и волнующее. Действительно, потрясающая женщина.
– Вы потеряли мужа?
– Клод спустился в подвал.
– Он никогда не заходит в бар. Я его вообще не вижу. Как он?
– По-разному. Но вообще – мается ожиданием.
– Я слышал, он занят снабжением?
– Полностью посвятил себя фруктам и овощам, – язвит она. – Клод все время за телефоном, обзванивает поставщиков. Старуха Ритц ему очень благодарна. Вчера даже позвала его к себе в апартаменты на чай. Можете поверить?
– Никогда не знаешь, чего от нее ожидать. Главное правило – сбивать с толку, держать в напряжении.