возможность хоть немного наверстать упущенное».
В душе поднимается легкое раздражение. Сын всегда умел нащупать его чувствительную струну, если хотел чего-то добиться. Весь в мать, умет ввернуть нужное слово. Он сразу спохватывается и корит себя за эту недобрую и неумную мысль. Перечитав письмо три раза, он берет со столика в прихожей ручку «Монтеграппа» и ищет лист бумаги. Он ответит сыну сегодня же. Жан-Жак и Полина поселятся в квартире у Беренбаумов, на седьмом этаже: вот все и сложилось. Осеннее вторжение войск вермахта в свободную зону вернет ему потерянного сына. А Полина будет как буфер между, сглаживать углы. Непонятно почему, но это женское присутствие заранее успокаивает его, и он принимается быстро писать строчку за строчкой на приготовленном листе бумаги.
2
1 марта 1943 г.
Вермахт увяз в русских снегах и морозе так же, как когда-то Великая армия Наполеона. В Сталинграде тевтонской спеси нанесен такой удар, что он отдается и в «Ритце». Напряжение растет – растет и агрессивность. Штюльпнагель-младший, когда спускается в бар, – сама любезность, но и он вынужден выполнять приказы Гитлера, у него нет выбора. Все евреи, задержанные в Париже в июле, депортированы в Польшу. Вместе с детьми до двенадцати лет – по приказу Пьера Лаваля. Этот чурбан, видите ли, не хочет разделять малышей с их матерями – бесстыдное вранье! В баре отеля «Ритц» всем все известно, но никто не смеет упоминать о судьбе изгоев. Что вообще думает об этом Штюльпнагель? Франк догадывается, что тот не в восторге; но генерал ни словом не выдает своих чувств. Повсюду есть уши, особенно в «Ритце», малейшая оплошность влечет неминуемую кару.
Гитлеру нужны свежие войска на востоке. Уже месяц, как Рейх непрерывным потоком перебрасывает на советский фронт офицеров, служивших в Париже. Вчера собрал свои вещи «капитанчик» Мари Сенешаль. Он отправился в Харьков, где войска Манштейна переходят в контрнаступление. Несчастная горничная горько плакала в корпусе на улице Камбон, прижимая к носу то белый носовой платок, то кулончик с духами. Ее Карл, наверно, налил туда немного «Герлена».
Все длиннее очереди на тротуарах перед пустыми витринами магазинов. Теперь не найти ни масла, ни сыра, ни яиц. Матери семейства берут в поход за провизией табуретки – так долго приходится стоять за куском хлеба или ломтиком сала. Зато театры и кафе-варьете всегда полны. Каждый вечер в «Казино де Пари» Мистенгетт[16] исполняет свой довоенный шлягер «Ищу миллионера». А в середине, между куплетами, шепчет в микрофон, что не откажется и от бараньей ноги! И сообщает свой адрес в 9-м округе. Зал хохочет! Но вчера Франк узнал от Саши Гитри, что находятся поклонники, которые тайком привозят ей мясо.
Жан-Жак и Полина поселились в пустой квартире Биренбаумов над Франком. Девочка мила и умеет себя подать, ее взяли продавщицей в Vuitton. Сына устроить на работу оказалось сложнее, но Франк ищет.
В баре тоже меняется расстановка сил. С введением для французов обязательной трудовой повинности в Германии у Жоржа как-то убавилось любви к маршалу и к Пьеру Лавалю. Лучано, стоя за барной стойкой, научился не выдавать свои эмоции, но в душе все равно клокочет гневом.
– Сучка.
– Господи, Лучано! Ты что?
– Да все эта сучка, Мари Сенешаль…
– А ну-ка потише! – сухо приказывает Франк. – Что произошло?
– Встречаю ее сейчас у входа в гардероб. Ревет в три ручья! И приговаривает, что во всем виноваты жиды и коммунисты, надо было их раньше всех перебить. Этой бы только вернуть в койку своего фрица! Она же спала с адъютантом Штюльпнагеля, я видел их возле Трокадеро на Новый год. Оттого и хнычет с самого утра. Немецкая подстилка! Я ей так в лоб и сказал.
– Ты с ума сошел?!
– Взял и сказал!
– Да ты просто кретин! – орет Франк так яростно, что ученик подпрыгивает. – Нельзя никого против себя восстанавливать! Мы не можем себе позволить такую роскошь! Ты меня слышишь?
Лучано упрямо сопит.
– Завтра же пойдешь и извинишься! Сделаешь, как я сказал, и держи рот на замке. Контролируй себя, черт возьми, это непременное правило. Давай, за работу!
Обругать Мари Сенешаль, что за глупость! А вдруг она ему отомстит?
Франк знает, что малыш быстро одумается. Происходящее злит его, и вдобавок он общается с парнями постарше из кухонного персонала, иногда ему хочется казаться взрослым, крутым, но, по сути, он добряк.
Лучано встал у двери и дуется. Но тут же его лицо вспыхивает радостью.
– Месье Мейер! Капитан Юнгер на подходе, – объявляет он.
Прошло почти шесть месяцев с тех пор, как писатель уехал в Россию; Франк даже стал беспокоиться: а вдруг он погиб на фронте или замерз в степях.
– Guten Abend, господин Мейер!
– Добрый вечер, герр Юнгер. Добро пожаловать, располагайтесь.
Юнгер сияет, глаза горят, на губах улыбка – так выглядят те, кто вернулся, выжил, побывав на волосок от гибели.
– Большое спасибо за присланную бутылку, Франк. Очень тонкий знак внимания.
– Я рад.
– С вашей помощью я покорил всех фронтовых генералов. Иногда после ужина я выдавал им по капельке кальвадоса. Толика «Ритца» на окраине Ворошиловска – поверьте, это бесценно.
– Расскажите, как там? – спрашивает Франк, ловко откупоривая бутылку «Перье-Жуэ».
Юнгер глубоко вздыхает.
– Мы были на грани уничтожения. Выжимали из солдат последние силы, физически они вымотаны до предела. Одна царапина от пули, и это смерть.
– Хуже, чем в Вердене или в Перонне?
– Гораздо хуже, рядовой Мейер. Сегодня войну ведут военные специалисты! А для них собратья – червяки. Мы перешли в разряд насекомых. Герр Мейер, теперь человеческая жизнь не стоит ни гроша.
На миг вокруг повисает грозная тишина.
– А в «Ритце», Франк, что слышно на местном фронте?
– Последние месяцы все довольно спокойно. Вот разве что Шарля Бедо арестовали…
Глаза Юнгера вспыхивают.
– Бедо? Арестовали?..
– Да-да, – подтверждает Франк, довольный достигнутым эффектом. – Сначала его направили в Алжир. Правительство поручило ему построить там нефтепровод, но в Северной Африке высадились англичане и американцы, и Бедо оказался в ловушке. Забавно, что из-за того, что при нем был американский паспорт, его обвинили в государственной измене. По-моему, дело пахнет керосином.
– Жестокая ирония судьбы. Остается лишь пожалеть несчастного Бедо. Столько усилий, чтобы проникнуть в руководство Виши и так быстро вляпаться в такие неприятности…
Франку нравится, как писатель смотрит на мир. Он напоминает ему Фицджеральда.
Подобно ему, Эрнст Юнгер видит людей насквозь, но не судит их, ему всегда любопытно узнать скрытые пружины, которые движут теми, кто перед ним, независимо от их ранга. Подумать только, еще вчера, устав жить в бесконечном страхе, Франк мечтал о тихом месте в какой-нибудь забегаловке в Батиньоле.
Но если иногда в дверь бара заходит Эрнст Юнгер, как можно отказаться от «Ритца»?
3
1 апреля 1943 г.
Наконец-то свободный вечер! Франк пригласил Жан-Жака и Полину на ужин. Приготовил баранью ногу с грибами и фасолью флажоле. К тому же от шеф-повара ему совершенно бесплатно достался камамбер и чуть початая бутылка жевре-шамбертена. Добру – не пропадать! Каждому достанется по бокалу – вот они, плюсы работы в «Ритце». Однако у роскоши есть и обратная сторона: Франку все труднее договариваться с совестью. Сегодня днем, возвращаясь домой, он увидел на бульваре Капуцинок старика в приличном костюме, подбирающего с тротуара окурок. Они встретились взглядом. Мужчина от стыда опустил глаза. Франк хотел было угостить его сигаретой, но сразу одумался, нельзя выставлять напоказ свои привилегии. И он прошел мимо. Как трус.
Дома работает ламповый приемник: сегодня вечером журналист «Радио-Пари» сообщает, что «бывший председатель Совета, несущий ответственность за национальное за поражение» Леон Блюм накануне транспортирован в немецкую тюрьму, где будет содержаться в качестве политического заложника.
Они сдали Блюма фрицам? Вот докатились! Какой позор!
Часы бьют половину, а Жан-Жака и Полины все нет. Договаривались на четверть восьмого. Времена такие, что при каждом опоздании близкого человека начинаешь беспокоиться, особенно после того, как закон об обязательной трудовой повинности в Германии сильно ужесточили. Отныне забирать могут всех молодых людей 1920–1922 годов рождения, независимо от профессии. Полицейские и добровольная милиция выслеживают уклонистов, отлавливают их на выходах из метро. Франк раздобыл для Жан-Жака поддельное рабочее удостоверение, но этот растяпа вполне мог его забыть дома. Говорят, что в случае проверки тех, кто не может подтвердить свою занятость, сразу отправляют в Германию, даже не отпускают домой за вещами. Если так и случилось, Франк может задействовать свои связи в «Ритце», но пока лучше поберечь патроны…
Без четверти восемь они, наконец, приходят. Жан-Жак едва извиняется за задержку:
– Мы ходили в кино, сеанс оказался длинный. Смотрели «Убийца живет в доме № 21»! Потрясающая картина!
– Ты ведь знаком с этой актрисой, да? Сьюзи Делэр! – спрашивает дядю Полина.
– Знаком, но не близко. Скажем, она иногда заходит в бар. Такая фифа.
– Да и наплевать! – восклицает Полина. – В фильме она открытая и веселая девушка.
Открытая и веселая, такой когда-то была Бланш.
– Давайте-ка за стол. А то мясо переварится.
Разрезая баранью ногу, он вспоминает, что скоро у Полины день рождения – в конце месяца ей исполнится тридцать. Дети заслужили хоть какую-то радость. Например, хороший ужин из продуктов с черного рынка. И немного деньжат. Но Жан-Жак смотрит на ситуацию иначе:
– Когда мы возвращались из кино, на одном доме на улице Кардине было мелом написано «1918» и «Сталинград». Атмосфера меняется. Нужно подумать о будущем, папа.