— Что именно?
— Не знаю. Хотелось найти свой новый дом. Настоящий дом. Там, где бы всё можно было начать с чистого листа.
— И поэтому ты решил стать наёмником? — брови её поехали вверх.
— Я не сразу решил им стать. Когда я покидал княжество, то собирался найти работу обычного ремесленника. И я много куда нанимался. Всё шло довольно неплохо.
— И что же произошло?
— Это слишком долгая история. Может, лучше ты мне расскажешь, что ты видела о моём будущем. И почему ты идешь со мной.
— Нет. Так не пойдёт. Я хочу узнать, что толкнуло тебя на путь воина.
К ним подошёл поэт, успевший насытить свой желудок припасами аливитянки.
— Фрида, а ты про меня что-то видела? Раз уж ты ясновидящая. Я стану известным поэтом и писателем?
Девушка-воин обернулась.
— Ты скоро умрёшь!
— Что?! — воскликнул Иорик, резко побледнев. — Но как? Я… Я не могу умереть.
— С чего ты взял? Мы все смертны.
— Конрад, она мне не нравится! Пусть уходит прочь. Ты слышал, что она сказала? Как это понимать?
Наемник расхохотался.
— Успокойся, Бэбкок! — произнёс он, перестав смеяться. — Нравится она тебе или нет — неважно. Фрида спасла меня. И она пошутила.
— Разве таким шутят? — выпучил тот глаза. — Мне совсем не смешно. Где это видано, чтобы такие вещи честным людям говорить.
— Лучше отправляйся назад и следи за дорогой.
— Так ничего же не видно. Снег разошёлся.
— Тогда прислушивайся к окрестностям. Нам здесь сюрпризы не нужны. Хватит уже в моей жизни неожиданностей.
Бэбкок, ворча, поплелся обратно.
— А как ты понял, что я шутила? — с серьёзным видом спросила Фрида.
— Ты же привела только две лошади. Сама говорила, что твои видения отрывочные. Если бы ты знала о моём друге, то смогла бы привести третьего коня. Не думаю, что тебя бы это сильно затруднило. К тому же ты не похожа на человека, который скажет такие страшные вещи в лоб.
— Хм… — она сцепила руки за спиной. В снежинках ведунья казалась призрачной королевой из другого мира. — А может, я тебе солгала. И специально привела только двух лошадей. Чтобы мы ехали рядом.
Конрад встал в ступор от такого заявления. Фрида прижалась к нему, и ледяные кристаллы между ними начали таять.
Её рука коснулась волосатого подбородка наёмника, а розовые губы припали к его губам. Наемник не двигался с места, позволяя ей делать с ним, что пожелает. Его будто обдало жаром из парильни от её прикосновений. Он даже забыл о том, что вокруг пляшет прибывшая зима. Руки девушки поползли ему под тёплый камзол и затем забрались в штаны.
— Что ты делаешь? — спокойно спросил Конрад, глядя на неё сверху вниз.
— А ты как думаешь? — после этих слов их влажные языки сплелись вместе.
Её согревшаяся ладонь ласкала его возбужденный член.
Бэбкок тем временем угрюмо прислонился к дереву. Слова Фриды жутко напугали впечатлительного поэта, даже несмотря на то, что он старался воспринять их как глупую шутку. Иорик мечтал о приключениях, о славе и о любви. Смерть в его планы совершенно не вписывалась. Но ведунья заронила в душу страх. «Ну уж нет! Как она вообще смеет? С чего бы это я помер? Я ведь ещё молод и здоров, как бык! Не убьют же меня, — он цепко сжал губы, обдумывая такой исход. — Нет, бред, — мотнул головой. — Конрад скоро обучит меня боевому искусству. И с моей головы не упадет ни волосинки, — довольно заключил тот.»
Иорик Бэбкок услышал слева странный хруст и быстро обернулся, выпав из мыслей. Напротив него стоял огромный бурый медведь и злобно глядел на поэта. Косолапый хотел найти много пищи перед спячкой. И, кажется, Иорик его устроил. Сказанное Фридой, тут же вновь ударило его с новой силой. Он как безумный заорал и помчался спасаться за спиной друга. Из глаз его лились слезы.
— Конрад! — вырвался дикий вопль. — Спаси меня!
Медведь ринулся за ним. Зверь был куда быстрее. Когда Бэбкок увидел наёмника, тот резко отпрянул от Фриды и обнажил на этот раз боевой меч. Иорик же чуть ли не запрыгнул в его объятия, если бы тот не оттолкнул друга. Зверь кинулся в атаку, и Конрад едва успел отскочить в сторону. Это животное было явно не ручное и откормленное, как питомцы у гномов. Медведь хотел полакомиться их закопанными трупами перед отходом ко сну.
Агрессивный зверь, проехав по снегу на лапах, метнулся на Фриду. Аливитянка бросилась к лошадям. Конрад понимал, что тут нужно копьё. С мечом слишком опасно нападать на разъяренного зверя сзади. Но необходимо отвлечь внимание от девушки и кобыл, пока та берёт оружие. Иначе они лишатся скакунов. Наемник решил рискнуть. Он со всего маху полоснул по его ноге. Толстую шкуру с таким мехом невозможно поразить полностью с одного удара. Медведь взревел и, не обращая внимания на кровавую рану, ловко развернулся, лишь слегка прихрамывая.
Бэбкок же доверился своему инстинкту и разуму. Он взбирался на ствол дерева, чтобы оказаться как можно выше и не стать ужином для косолапого. Поэт умел с точностью определять свои возможности. Иорик предположил, что только будет всем мешать. От него в таком деле помощи мало.
Медведь раскрыл пасть, оголив крепкие клыки. Но Конрад не сдвинулся с места, вонзив тому в морду клинок. Однако зверь дёрнулся, и лезвие зацепило только его большую щеку. Увесистая лапа с когтями направилась на наемника. В этот миг Фрида разогнались сзади и в прыжке наскочила на спину животному. Это был очень опасный трюк. Она цепко обхватила того ногами и вонзила боевой топор в череп. Багровая кровь хлынула из головы медведя и крупными каплями покатилась по шерсти. Он несколько секунд стоял, шатаясь, и рухнул. Девушка успела вовремя спрыгнуть, чтобы туша не придавала ей конечность.
— Так ты ещё и воин хороший, а не только ясновидящая? — изрёк Конрад, стоявший рядом.
— Аливитянки все воины. В женщинах течёт могучая кровь. Если они только захотят в это поверить.
— «Сила есть в каждой», — процитировал наемник, сказанное ему когда-то Ханной.
— Все так, — Фрида улыбнулась ему глазами.
— Жаль косолапого. Мощное создание. Я освежую его. Шкура повреждена местами, но нельзя её оставлять. Повезу с собой. Сделаю из крупных веток повозку. Мне не нравится, когда от животных что-то пропадает. Надеюсь, что он прожил хорошую жизнь, — Конрад прикоснулся ласково к его морде, прикрыв остывшие глаза. — Мясо тоже нужно нарезать и засолить. Его много, но надо хотя бы часть взять. В такие голодные времена ужасно выбрасывать пищу. Невкусно и жёстко, но лучше, чем ничего, — он провёл по голове медведя рукой. — Спасибо тебе, зверь, за твою жизнь!
— Удивительно. Ты с таким переживанием относишься к гибели разъярённого животного, которое чуть нас не разорвало на куски. Но с таким спокойствием убил одного из привратников. О котором ты рассказал нам при выезде.
— Это разные вещи. Животное не несёт отчёта за поступки. А люди несут. Я не хотел убивать стражника, ибо мне или ещё кому-то он не причинил зла. Но дело касалось все же наших жизней. Если бы он позвонил в колокол, то нас бы загнал целый королевский гарнизон, который и так был на ногах. Я, так или иначе, не успел бы его остановить. К тому же я им предлагал выбор, чтобы не навредить им. Они сами решили предпочесть работу, а не жизнь.
— Надо было мне идти с тобой.
— Может быть, — он заметил, как Фрида взялась за его руку.
Им пришлось обернуться на неожиданный звук. Оба позабыли о поэте. Бэбкок соскользнул и грохнулся с дерева, взвизгнув.
Глава 15
Розгальд восседал на троне, подпирая голову рукой. Нечеловеческие жёлтые глаза его бесчувственно искрились при свете. За сводчатыми окнами, обвитыми кованым железом, щебетали тихо птицы, будто они боялись нарушать покой правителя. В одном из трёх каминов лениво горело пламя. Но короля уже никогда и ничто не могло согреть. Расписные двери, по бокам которых стояли высоченные мраморные статуи родителей Улфгарда и Розгальда, приоткрылись. Внутрь с важным видом вошёл дворецкий в белоснежных гольфах и в вышитой золотой нитью ливрее.
— Ваше Величество, — он с таким усердием прижал во время поклона голову к своей груди, что явственно выступил второй подбородок. — Миледи желает войти.
Правитель Дормана едва заметно кивнул, и дворецкий тут же со своим каменным лицом прильнул к двери, чтобы распахнуть её и придержать. В высокий зал чуть ли не бесшумно вошла Тисса. Только ткань её чудесного изумрудного платья приятно шуршала. Королева не надевала больше корсет. Живота же под пышным нарядом ещё не было заметно. Изумрудные цвета всегда придавали ей нежный и беззащитный вид. Лицо имело естественный оттенок. Болезненная бледность прошла. И королева решила в тот день не использовать румяна и пудру. Кожа являлась полностью чистой и открытой, как у младенца. И только бы другие женщины поняли, скольких процедур ей стоила такая привлекательная натуральность.
Тиссе наносили множество масок из глины и из травяных паст, чтобы кожа сияла и была упругой. Миледи хотела ласки. Она желала своего мужа. Разумная сторона ей подсказывала, что ничего не выйдет и что Розгальду совершенно сейчас не до этого. Слишком многое изменилось… Но в её влюбленном сердце всегда будут храниться самые прекрасные моменты их близости. Жена правителя не могла просто сдаться и опустить руки.
Кроль же хорошо знал, что у супруги прекрасный вкус. Он понимал все уловки, с помощью которых та всегда вызывала в нём страсть. Розгальд же и без них всегда хотел Тиссу и думал о ней непрестанно, хоть в разгар битвы. Но только не сейчас…
Когда супруга чего-то хочет, то принимает вид, совершенно противоположный задуманному. Она не выглядела возбужденно. Наоборот, придала себе возвышенный образ. Только Тисса могла в своём взгляде спрятать трепет и волнение и вместо этого глядеть глазами беззаботного ягнёнка, резвящегося в поле. Ей казалось, что никто не знает о её чарах и безобидных уловках. О том, как тонко она продумывает диалоги в голове наперёд, чтобы подвести к тому, что нужно. Но Розгальд прекрасно знал её натуру. И он даже слегка улыбнулся, понимая, что та и не догадывается. В её наивности и в женской мудрости воистину было нечто великолепное. Король любил в Тиссе всё: начиная от кончиков волос и заканчивая её душой. А вот у него души уже нет. Его смерть, которая являлась для других вурдалаков просто иной, более могущественной жизнью, сводила с ума.