«Опять чертовка лезет!» — посмотрел в сторону балкона, ожидая явления Микри.
Челюсть моя невольно поползла вниз, когда в комнату тихо проскользнул… Проскурин. Сапоги при этом держал в руках.
«Словно водевиль какой-то!» — успел подумать.
— Проскурин! — зло прошептал, оглядываясь на дверь комнаты. — Какого черта? Ты в своем уме?
— Да ты не волнуйся, Коста! — Проскурин присел на стул, стал натягивать сапоги.
— Как это не волнуйся⁈ А, если…
— Да, ни хрена бы он не заметил! — Проскурин понимал причину моего беспокойства. — Я видел, как он к тебе шел. Чуть подождал. С сестрой твоей договорился. И когда она чашку с чаем несла, сапоги снял и проскользнул в комнату Адонии. И к тебе залез, как только убедился, что он сел в дрожки.
Он уже надел второй сапог, выдохнул.
— Не ссы! — все-таки его солдафонство периодически вылезало наружу.
— Да тут впору и обделаться! — я все никак не мог успокоиться. — Ну, и чего ты приперся? Сейчас. Не опоздал?
— Ну, давай, давай, ругай меня! — Проскурин склонил повинную голову.
— Да, ну тебя!
— Коста, ну ты чего? Что я нелюдь, не понимаю, что ли, как ты обижен? Ну, ты сам посуди, как бы я влез туда? Как бы я к тебе на помощь пришел? Думаешь, не хотел, струсил? Да чтоб меня разорвало, если я не хотел или струсил! — Проскурин перекрестился.
— Да, ладно тебе! — я успокоился. — Понимаю, что не мог. Иначе хана моей легенде.
Проскурин расплылся в улыбке.
— Дык! — видимо, у него от восторга перехватило дыхание, поскольку больше он не смог что-либо произнести.
— Вот тебе и дык, и шмяк! — я рассмеялся. — Слышал наш разговор со Спенсером?
— А то! — к Проскурину вернулась способность говорить.
— Что думаешь?
— Хитер ты, грека! Что я могу еще думать? Ловко ты его на крючок подцепил! Я там аж чуть не расплакался, слушая, как вы тут братались! Ты представляешь, как там в канцелярии новороссийского наместника будут довольны⁈
Я скромно молчал.
— То-то же! — Проскурин оправился. — Ладно, побегу, доложусь! Да и тебе, англичашка прав, спать нужно, отдыхать и поправляться. Больше встречаться до твоего отъезда не будем. В случае нужды передашь записку через Адонию.
Я кивнул.
— Ты точно не в обиде? — Проскурин все-таки жаждал железных гарантий.
— Точно, точно! Хочешь даже облобызаемся? — я улыбнулся.
Проскурин шутки не понял. Чуть не бросился радостно на грудь. Пришлось его притормозить и аккуратно троекратно, как и полагается, расцеловаться, не отрывая голову от подушки.
— Ну, все! Побежал! Ты сейчас ни о чем не волнуйся. Если что нужно, только свистни!
Проскурин вышел.
Выдохнуть я не успел. В дверях уже стояли сестра и Микри. На подносе в руках сестры, судя по быстро разнесшемуся запаху, лежала только что приготовленная печенка. Микри держала в руках кувшин с вином. Я понял, что жутко проголодался.
Глава 11Стипль-чез по-одесски
Прошла неделя после операции, как снова меня навестил Спенсер.
Он с упоением мне рассказывал про посещение итальянской оперы «Il Furioso» в местном театре в компании с Нарышкиными.
— Роль «маньяка» исполнял синьор Марини. Несравненный актер! Его игра сделала бы честь театрам европейских столиц. Одесский же, хоть и храм искусства, но вызывает некоторые нарекания. Он мал, коридоры низкие, нет отдельных выходов на верхние ярусы. При входе, между колонн, ветер доставляет массу неудобств декольтированным дамам. Все толкаются в партере, ибо мест с номерами нет. Этакое сообщество любителей Мельпомены! Но вот что удивительно. Среди театральной публики я заметил много евреев. Они — ярые поклонники оперы. Такие овации они устраивали певицам!
— Наверное, переехали сюда из Вены или Львова? — предположил я.
— Возможно, возможно. В Австрии, общеизвестно, оперу весьма ценят. Но бог с ним, с театром… Как твое здоровье, кунак? Как твоя рана?
— Иду на поправку стремительным шагом! Шов сформировался, нитки уже удалили, нагноения нет. Конечно, придется избегать физических нагрузок в ближайший месяц. Но доктор говорит, что молодой организм справится успешно.
— Это великолепная новость! Грандиозная! Извини, что несколько высокопарен после прослушивания итальянцев… — поправился Эдмонд. — То, что ты снова в строю, очень ко времени. И полностью соответствует моим планам.
— Вы про Крым, мистер Спенсер?
— Коста, мы же договорились: наедине — только на «ты» и просто Эдмонд. Я сделал выводы из нашей беготни вокруг больницы. Впредь ты не мой слуга, а личный помощник и переводчик. В Империи статус решает все! Впрочем, в нашей славной Англии он не менее важен, увы…
Ого, мое позиционирование на местной ярмарке тщеславия существенно повысилось. Этакая награда за пролитую кровь!
— Итак, Крым! У меня случилось выдающееся знакомство! Лев Нарышкин был столь любезен, что представил меня капитану Путятину, командиру корвета «Ифигения». Этот доблестный моряк — настоящий англоман! Его безупречный английский и похвалы в адрес Королевского флота — все это невероятно к нему располагает уроженцев Туманного Альбиона. И этот приятный во всех отношениях человек пригласил меня сопровождать его в плавании к берегам Крыма, которое состоится буквально через два дня!
— Мы поплывем в Крым на корвете?
— Именно! К черту пароходы! Только шелест парусов и благословенная тишина на борту!
— Я рад за нас, Эдмонд! Но как же быть с моими родными?
Спенсер на мгновение замер в раздумьях.
— Женщина на военном корабле? Не знаю, как на русском флоте относятся к этому старому суеверию. В любом случае, я приложу все усилия, чтобы вам не расставаться! Ты же не останешься потом в Крыму, Коста? Я могу на тебя рассчитывать в дальнейшем путешествии?
— Куда же, Эдмонд, я теперь от тебя денусь? Мы теперь — как ниточка с иголочкой: куда ты — туда и я!
— Ха-ха, какое образное выражение! Ниточка с иголочкой… Нужно запомнить… Твое решение наполняет радостью мое сердце! Ты мне будешь очень нужен. Не в Крыму. Там я дам тебе время устроить семью. Но позже… Мы отправимся в Черкесию! Вот мой план! Ты видишь, как я тебе доверяю после событий в подземелье!
— Я уже догадался, Эдмонд, о конечной точке маршрута, — не стал я скрывать наших с Фонтоном предположений. И рост доверия со стороны Спенсера был очень кстати.
— Я рад, что не ошибся в тебе, старина. С первой минуты нашей встречи я присматривался и все больше проникался как твоим умом и решительностью, так и доверием к тебе. И вот доказательство. Знакомство с Путятиным — это бинго![1] Он обещал меня представить Его Сиятельству графу Воронцову. А заодно ходатайствовать о моём участии в морском круизе наместника к берегам Кавказа! Мы увидим Черкесию с борта корабля, русские крепости, порты. Но — главное — я смогу получить из первых рук первостепенную информацию о политических планах правительства относительно новоприобретенных территорий! Уверен, рассказ о такой поездке украсит страницы моей будущей книги!
Отчет о шпионской миссии — вот что он украсит! Как же этому помешать? Похоже, жернова истории мне не остановить. Все предначертано! Нет смысла плыть против течения. Проскурину доложу, и пусть наверху сами решают, что с этим делать. Впрочем, возможно, его участие в круизе подстроено заранее. И мне следует не мешать, а, наоборот, всячески способствовать планам английского шпиона. Пусть и подкорректированным русской контрразведкой.
— Я рад за тебя, Эдмонд! Но как быть с сестрой?
— Уверен, я все устрою! Точно также, как вышло с хозяином казино.
— А что с ним случилось? — не скрыл я своей заинтересованности.
— Перед посещением оперы меня принимали у мадам Марии Нарышкиной. Этакий фуршет в русском стиле: черная икра, бутерброды с анчоусами, оливки и, конечно, бренди. Я не преминул поведать о своих злоключениях и о гнусной роли месье из игорного дома. И что же, ты думаешь, случилось…? — сделал Спенсер драматическую паузу. — Уже выдано распоряжении о высылке француза в 24 часа!
— Прекрасная новость! Уверен, наши друзья-контрабандисты будут довольны!
— Мне нет дела до благодарностей людей, не чтящих закон. Впрочем, никогда не знаешь, кто может тебе пригодиться. Возможно, связь с контрабандистами может оказаться нелишней.
Еще бы! Когда, интересно, англичан останавливали вопросы морали? Особенно, английских шпионов. Мы же в Трабзон поплывем, как я понимаю. Там не институт благородных девиц. Там, как говорил мне Цикалиоти, черноморская Тортуга — рай кавказских контрабандистов.
Мы распрощались, довольные друг другом. Спенсер убежал заниматься моим вопросом с сестрой. Энтузиазм бил из него, как первая нефть из скважины.
Я же погрузился в раздумья. Конечно, Эдмонд мне полностью не доверял, что бы он мне тут не рассказывал. Проблема не в этом. Она в том, что я не мог видеть в нем врага. Мы все больше сближались. Возможно, противники, но точно не враги. И, конечно, не братья, но уже товарищи по оружию. И куда это нас заведет? И не случится так, что я решу поменять сторону? Как же все сложно, если заниматься рефлексией!
После известия о судьбе хозяина казино я ожидал нового визита. Не сомневался, что он последует. И не ошибся! Вечером меня навестил Папа Допуло.
Он выложил на стол два странных круглых шара из подсохшей глины.
— Небольшой презент для пострадавшего героя! — объяснил главный мафиози Одессы. — Пролитая кровь требует подношений!
— В виде комка старой глины? — рассмеялся я.
— Не все то золото, что блестит, благородный защитник английских джентльменов! Внутри вы найдете превосходные гранаты. Их плоть сладка и ароматна. И в высшей степени хороша для восстановления пострадавшего от кровотечения. Их обмазывают тонким слоем глины, чтобы сохранить свежими до нового урожая. Эти, — он указал на шары, — привезены из Персии. Там их называют анар.
Я поблагодарил. Действительно, о целебных свойствах плодов граната я слышал не раз.