По-моему, он тут же забыл о своем обещании…
…Когда подошли к дому, все уже сидели за столом.
— А где Мария? — удивилась Эльбида.
— Она со своим мужем, с отцом Яниса, — я был совершенно спокоен.
Пока все переваривали сказанное, уселся рядом как ни в чем не бывало.
— Сначала, прошу вас, выслушайте меня, а потом решайте…
Я им все рассказал. Мне было легко. Я ни разу не покривил душой. И в основном я говорил не о том, как Мария и Янис любят Умута. Я говорил о том, как изменялось мое отношение к нему: от первой мысли, что он, в общем-то, неплохой мужик, до момента, когда я признался себе, что он мне очень нравится и как человек, и как муж моей сестры, и как отец моего племянника. И о том, что Умут-ага на все готов ради Марии и сына. И о том, какие слова он мне сказал, достойные высечения на камне.
Ваня, Эльбида и Варвара слушали молча.
— Иоанис, Эльбида, Варвара, вы для нас стали родными. Если вы решите, что мужу моей сестры здесь не место, я сейчас же встану, заберу Яниса, — тут Эльбида инстинктивно прижала крестника к себе. — Мы уйдем, и, к великому моему горю, вы нас больше никогда не увидите. Но я не могу поступить по-другому. Я ни за что не разлучу сестру и племянника с их мужем и отцом! А теперь — решайте!
Никто не промолвил ни слова. Вдруг Ваня встал, пошел в дом. Меня начала пробивать мелкая дрожь. Варвара смотрела вслед мужу. Эльбида, по-прежнему, крепко обнимала Яниса. Через полминуты Ваня вышел. В руках нес бутылку тутовой водки и четыре стакана. Поставил стаканы на стол, откупорил бутылку, разлил. Все делал молча. Когда все стаканы были наполнены мы, не сговариваясь, взяли их в руки.
— Значит, так и сказал, что Мария — его Родина, а Янис — его Бог? — задумчиво спросил Ваня.
— Да, так и сказал…
— Смотри-ка, — хмыкнул Ваня, — турок, а сказал, как настоящий грек!
Эльбида и Варвара покивали.
— И где они сейчас? — поинтересовался Ваня.
— Умут в соседнем ауле снял домик…
— Ох, и жаркая у них будет ночка! — усмехнулся Ваня.
Эльбида и Варвара прыснули.
— Что ты при ребенке такие вещи говоришь⁈ Постеснялся бы! — Варвара, все-таки, решила пристыдить мужа.
— Давайте! — Ваня поднял стакан, не обращая внимания на упреки жены.
Мы все также подняли стаканы.
— И ты, Коста, и Мария, и Янис — теперь наша семья. И мы вас никуда не отпустим. А, значит, мы примем Умута!
— Да! — сказала Эльбида, целуя крестника.
— Да! — согласилась Варвара.
Я выдохнул. Мы выпили.
— А закуски ты не догадался прихватить, старый пьяница! — заворчала Варвара, вскакивая и направляясь в дом.
Вынесла тарелку с овощами и сыром.
Мы дружно захрустели свежими огурцами.
— Теперь другая проблема! — сказала Эльбида.
— Да, знаю! — кивнул я. — Надо всем нашим рассказать.
— Надо! — подтвердил Ваня.
— Не знаю почему, но я уверен, что найду нужные слова и смогу их убедить! — говорил я под журчание разливаемой Ваней водки.
— Мы тебе поможем и поддержим! — сказал Ваня. — Потому что семья для грека…
— Наипервейшее дело! — закончил я вместо него под общий смех.
… Две недели пролетели незаметно. Строительство шло полным ходом. Дом Марии уже превратился в настоящую греческую виллу под черепичной крышей с гостеприимно распахнутыми синими ставнями. Краска из Одессы прибыла вовремя и добавила именно тот штрих в этностиле, которого я добивался. Как и древняя мраморная ванна, заменяющая цистерну посередине двора.
По случаю перехода к отделочным работам решил устроить барбекю-вечеринку для знакомых офицеров и особо отличившихся солдат. Умут-ага тайком притащил разделанного барашка из аула. Я наготовил шампуров из виноградной лозы, которыми разжился в «Новом свете», как и огромной вязанкой сухих веток все из той же лозы. Дома, в Грузии, мы всегда на ней шашлыки жарили, считая, что только так следует готовить мясо. Особый аромат дымка от сгоревшего хвороста не заменят никакие угли.
Думал поразить моих греков. Надо мной только посмеялись. По всей Греции сувлаки готовят с древнейших времен. Еще Гомер об этом писал, напомнил мне кум.
Впрочем, отказываться от мяса дураков не нашлось. Сидели без кителей и сюртуков около родника за конюшней за столами, которые притащили из будущей таверны. Наслаждались неторопливой беседой, запивая сочную баранину вином из подвалов Голицыной. Чтоб грек да не нашел путей закупить у соседа пару корзин с хорошим вином? Держите меня семеро! Поверенный в делах княгини Голицыной долго не упирался — сторговались за пять минут!
Настала та священная минута застолья, когда главные тосты сказаны и наступает время просто расслабиться и получать удовольствие. Именно этого момента я ждал, чтобы начать разговор насчет Умут-аги.
Я посмотрел на Ваню, сидевшего рядом. Мне нужна была поддержка. Ваня, зная о моем намерении, взглядом успокоил меня. Я выдохнул, был готов уже встать и начать говорить, как вдруг Ваня придержал меня.
— Подожди. Наших дождемся. Сейчас подойдут.
Я огляделся в недоумении. Вдруг понял, что куда-то исчезла Мария. Опять посмотрел на Ваню. Он наклонился ко мне.
— Об одном тебя прошу, дай мне сказать, что твой зять говорил про Родину и Бога.
Я, по-прежнему ничего не понимавший, кивнул.
— О чем вы там шепчитесь? — встрял Сальти. — Наверное, Коста, объясняешь капитану, зачем в синий цвет крышу таверны красить?
— И, правда, зачем? — зашумели собравшиеся за столом. — Что за блажь? Ставни — понятно, а крыша?
— Во-первых, это красиво…
— А во-вторых, тогда тебе и красить! — закончил кум под общий смех и показал мне за спину. — Ты посмотри, какая рота идет к тебе на подмогу!
Я обернулся. По склону решительным шагом к нам поднимались Мария, Эльбида и Варвара. Позади них шел Умут. У женщин не только шаг был решительным, но и выражение лиц. Умут, хоть и старался держаться, но было видно, как он бледнел с каждой секундой, приближавшей его к нашему столу. Довершала картину сурового женского «батальона» длинная палка в руках Эльбиды, которую она сейчас использовала как посох.
— Мне уже страшно! — высказался кто-то из нашей «стройбригады». — Не краску же она им будет мешать?
Дружный смех офицеров и солдат был ему ответом.
— А кто это с ними? — спросил Сальти, продолжая веселиться. — Подсобный рабочий?
Я не отвечал. Сальти по моему выражению лица понял, что творится что-то неладное. Перестал улыбаться. Не сводил с меня глаз. Я молчал. Остальные офицеры и солдаты заметили возникшую заминку. Постепенно установилась полная тишина.
— Коста? — кум требовал от меня ответа.
Женщины и Умут как раз подошли к нашему столу.
— Янис, подойди ко мне! — потребовала Мария.
Племянник подбежал к сестре. Сестра поставила его перед собой, положила руки ему на плечи. Неожиданно, Умут решительно вышел из-за спин женщин, встал рядом с Марией.
«Опять он в своих дурацких сапогах! Нашел, в чем к грекам выйти! Хотя какая теперь разница?»
Я поднялся.
…Наконец-то и у меня получилось взорвать бомбу! Я не стал ходить вокруг да около. Предыдущий опыт показал, что в этом нет никакой нужды, тем более, с военными. Нужно сразу и честно все выкладывать. И говорить при этом нужно спокойно. И тут нет нужды бить себя в грудь. Примерно такой же моя речь была по содержанию, что и две недели назад перед кумой и Ваней с Варварой. И закончил я ее так же. Сказал, что все пойму, если мои соплеменники отвернутся от нас, но сестру и племянника разлучать с их мужем и отцом не буду. А если кто решится поднять руку на моего зятя, то ему вначале придется убить меня.
Я закончил. Стояла мертвая тишина. Я был готов ко всему. И к тому, что сейчас все встанут из-за стола и уйдут. И к тому, что может придется грудью защищать семью.
Поднялся Ваня. Откашлялся.
— Господа офицеры, братья-солдаты! — начал он. — Забудем о чинах! Мы — моя семья — уже две недели знаем про это. Мы приняли мужа Марии. И, прежде чем вы озвучите свое решение, я вам расскажу про то, что Коста не сказал. Мария и Янис любят Умута. Он хороший муж и хороший отец. Он знал, что Мария ни за что не вернется обратно в Турцию. Он знал, что Яниса будут крестить в нашей православной вере. И он на все согласился, лишь бы быть рядом с женой и сыном. И знаете, как он ответил Косте?
Все немного оживились. Ваня не смог отказать себе в удовольствии подержать паузу.
— Он ответил, как настоящий грек! Он сказал, что его Родина — это Мария, а его Бог — это Янис!
И какой бы взрывоопасной ни была ситуация, но любой нормальный грек не мог не оценить столь выдающийся ответ, пусть и сказанный лютым врагом, которым считали любого турка.
Раздался одобрительный шум. Офицеры и солдаты переглядывались, многозначительно кивая друг другу. Потом опять установилась тишина.
— Наша семья, — продолжил Ваня, — примет любое ваше решение. Уйдете — мы поймем, судить не будем. Но если решитесь поднять на Умута руку, вам придется убить не только Косту, но и всех нас! Если справитесь с моей саблей!
Ваня не стал садиться. Сделал шаг назад, встал рядом с семьей. Гордо выпятил грудь, засунув пальцы за пояс. Я последовал за ним. Теперь мы все стояли друг рядом с другом, ожидая решения.
— Эльбида! — расплываясь в улыбке, произнес первые слова кум. — Ты этим дрыном нас хотела поколотить?
Эльбида была уже готова дать решительный и суровый ответ, но громогласный смех сподвижников Сальти заставил её покраснеть, а потом и самой рассмеяться.
— У нас только одно условие! — перекрывая смех, возвысил голос кум.
Все замолчали.
«Не приведи Господи, — напрягся я, — если он потребует, чтобы и Умут принял нашу веру. Это –невыполнимое условие».
— Пусть он даст слово… — Мария переводила мужу, а я задержал дыхание, — что выучит наш язык!
Условие Сальти вызвало всеобщее одобрение. Все посмотрели на Умута.
— Хорошо! — на чистом греческом ответил он.
Греки были польщены и поражены.