Адония оценила мою покорность и, в большей степени, полагаю, выказанную ей высокую оценку её женской сущности. Не удержалась, чуть залилась краской, быстро развернулась, заскакала между столиками.
Как бы я ни хотел придумать какое-то определение для неё, сейчас изящно обходившей препятствия в виде столов, стульев, посетителей, все равно, ничего, кроме «горной козочки», в голову не пришло. Штампы, штампы… С другой стороны, штампами стали, потому что проверены веками. Чего уж выпендриваться и придумывать что-либо другое⁈ Козочка по внешнему виду — маленькая, легкая, прыгучая… И по характеру — веселая, озорная. Только сейчас я заметил, что Адония была еще и босиком. Тут уж вопрос закрылся окончательно: козочка и есть!
Вернулась быстро. Поставила на стол тарелку с маслинами. Потом — кувшин.
— Фанагорийское вино! — пояснила. — Будешь доволен. Барашек скоро будет готов.
Я поблагодарил улыбкой. Адония развернулась, готова было «поскакать» дальше по делам.
— Адаша! — позвал я её.
— Да! — обернулась сразу.
— Хотел…
— Что-нибудь еще?
Еще и нетерпеливая!
— Нет. Этого хватит, — успокоил я её. — Может, выпьешь со мной? Мне будет приятно.
— Просто один пить не хочешь, так и скажи! — рассмеялась Адония.
— Да, один не хочу, — я не стал отпираться. — Но мне будет приятно, если ты выпьешь со мной. Может, и тебе будет весело. Я тебя, видишь, как веселю, Адаша!
Адония, сверкая глазами, поизучала меня, подозревая лукавство. Я выдержал этот полиграф.
— Ну, хорошо! Так и быть! Нарушу свои правила. Сейчас только кружку себе принесу. Себе, Адаше, — прыснула, не удержавшись.
…Я разлил вино. Чокнулись.
— Спасибо за компанию! — поблагодарил. — Будь здорова!
Адония просто кивнула. Я пригубил вино, сделал первый глоток. Хм… недурно! Выпил до дна.
— Я же говорила: будешь доволен! — Адония-Адаша оценила мой «глоток».
— Да! Отличное вино!
Я взял маслину. Посмотрел на шалунью, в глазах которой плясали чертики.
— Что⁈
— Шляпа у тебя такая смешная! Ты в ней на соседского кучера похож!
«Да… пилять! — как бы выразился мой тбилисский одноклассник Рауф Адгезалов. — Далась вам всем эта шляпа!»
Но внешне сдержался. Выступил эффектнее: глядя ей в глаза, не переставая глодать маслину, снял, честно признаться, изрядно и мне обрыдший клак и, не поворачивая головы, отшвырнул его далеко в сторону, в переулок.
Но как он полетел!
Она оценила! Что она? Соседний столик, который при моем появлении так же упомянул мой уже бывший головной убор, снова ожил, зашумел. Я перевел взгляд на них.
— Феска — рулит! — пригвоздил их и взглядом, и непонятным сочетанием знакомых слов.
— И апельсины! — добавила непонятное смешливая девица.
Соседи, теребя жилеты, перестали бурчать, пытаясь осмыслить и увиденное, и услышанное. Я вернулся опять к своей «козочке».
Адония прыснула, чуть отворачиваясь, чтобы уж совсем не оскорбить соседний стол.
— Так лучше? — спросил, забирая из тарелки еще одну маслину.
Она, все еще давясь смехом, быстро закивала. Пользуясь паузой, я снова налил себе вина.
— С тобой, действительно, весело! — призналась Адония, когда справилась со смехом.
— Фирма веников не вяжет! — я пошел вразнос.
Теперь пришла очередь Адонии удивляться непонятному смыслу вроде бы знакомых слов. Я не дал ей возможности слишком уж углубляться в семантику моей фразы и просто подмигнул, широко улыбнувшись. Адонию такой поворот устроил. Фразу оценивать она не стала, а на мое залихватское подмигивание опять ответила своим звонким смехом.
Я ждал, пока она успокоится, и думал о том, что она, в общем-то, молодчина! Наверняка, понимала, как некрасива. Наверняка понимала, что ей совсем не светит романтичная дорожка, на которой стоят воздыхающие по ней вьюноши, жаждущие её взглядов, поцелуев, любви… Другая бы — топиться пошла. А она все это с лихвой компенсировала своей живостью, легкостью, веселым нравом. И, если кто-нибудь когда-нибудь это поймет, то будет вознагражден женой — пусть и некрасивой, но с которой ни секунды не будет скучно.
— Сбегаю за барашком! — Адония отсмеялась в очередной раз и начала боком подниматься из-за стола, наивно пытаясь изобразить бедрами нечто завлекательное.
«О, женщины! — только и пришло в голову. — Ничто вас не изменит, и нет на вас управы!»
Вслух же произнес:
— Заслужил?
— И не только барашка! — уже кокетничала моя «козочка» и ускакала за моим горячем.
… Барашек был восхитителен, чего я, признаться, не ожидал. Адония с гордостью смотрела на меня, радуясь моей оценке. И не мешала, понимая, что мне сейчас трудно разговаривать, настолько я был увлечен едой. Но было видно, как её распирает любопытство. И стоило мне только на мгновение оторваться от еды, чтобы подлить себе и ей вина, она не удержалась.
— Ну, расскажи, какими судьбами ты здесь? И надолго ли?
Подозреваю, что ответа на второй вопрос она ожидала с бОльшим нетерпением.
Я не стал вдаваться в подробности. Ответил коротко, указывая на основные обстоятельства. В тот момент, когда я начал сетовать на судьбу, рассказывая о трудностях с жильем в Одессе, Адония на глазах начала загораться и уже с трудом сдерживалась, чтобы дослушать меня до конца.
«Что это она так радуется моим проблемам?» — недоумевал я.
— Так что, пока ума не приложу, куда мне девать сестру с ребенком? — закончил я свой рассказ на жалобной ноте.
Была бы Адония чуть более опытна в женской науке, конечно, выдержала бы должную паузу, изобразила бы полную свою незаинтересованность, а не только лишь желание прийти на помощь человеку в сложной ситуации. А так, едва дождавшись финала моего монолога, она выпалила:
— Я могу помочь! — и тут же покраснела, понимая, что выдала себя.
— Как⁈ — я изобразил только большое удивление и нечаянную радость, успокаивая Адонию, теперь уверенную в том, что я не раскусил первопричины её помощи.
— Отец и братья через два дня уплывают за апельсинами в Смирну. На все лето. У нас освобождаются две комнаты. Полтора рубля в сутки без обеда, — Адония уже взяла себя в руки, говорила сухо, по-деловому.
— Так ты становишься полноценной хозяйкой на все лето⁈ — выразил я свой восторг.
— Да! — Адония гордилась собой. — Ну, что, годится тебе такое предложение?
— Адония! — я сложил руки в молитвенном жесте. — Тебя мне сам Господь послал! Что ты спрашиваешь⁈ Конечно, годится! Я просто в себя не могу прийти от счастья!
Тут я не кривил душой нисколько. Как можно кривить, когда такая гора — с плеч!
— Да, тебе повезло! — Адония приняла моё восхищение. — Тогда, третьего дня в полдень, можете заселиться. Запомни адрес — Красный переулок.
— Спасибо! А… — я был готов выразить некое сомнение.
— Что? — Адония по привычке не дала мне договорить, не готовая пожертвовать своим «триумфом».
— Отец и братья будут согласны?
— Конечно! — фыркнула «козочка». — Рады будут, что я так быстро нашла жильцов. Лишние деньги, сам знаешь…
— Да, да! — согласился я. — Никогда не бывают лишними… Кстати, сколько я должен за этот прекрасный обед?
Спрашивая, я уже вытащил золотой пятирублевик.
— Ты что⁈ — Адония даже в лице изменилась. — Спрячь немедленно! Такие деньги! И никогда, слышишь, никогда, в нашем городе не показывай полуимпериал!
— Да, но обед?
— Через три дня в полдень за все сразу и расплатишься! — решила гордая хозяйка.
— И ты не боишься…
— Нет, не боюсь. Я вижу, ты хороший человек. Не обманешь. Даже если вдруг откажешься от комнат, все равно придешь и отдашь мне плату за обед.
Она была прекрасна в этот момент. Очень спокойная и уверенная в себе. Да и во мне тоже.
— Спасибо, Адаша!
— Почему все ж таки Адаша? — озорно сверкнула глазами.
— Так милее. Так тебе больше идет.
— Пусть — Адаша! Пока, Коста!
Я развернулся, пошел на выход. Остановился. Один вопрос не давал мне покоя.
— Адаша! — обернувшись, я позвал девушку.
— Да!
— А почему апельсины?
Адония улыбнулась, понимая суть моего вопроса.
— Апельсины Одессу спасли.
— Надо же! — я покачал головой. — Кто бы мог подумать⁈
— Да! — воскликнула Адония.
— И как они это сделали?
— А вот через три дня и расскажу!
— Ну, теперь мне уже некуда деваться! — я улыбнулся.
— Да! Некуда! — Адония взмахнула юбкой, побежала на кухню.
… Решил выдвигаться к Куликову полю, чтоб не искать Карантинный спуск впотьмах.
Шел, улыбаясь всем подряд. Сытный обед, великолепная компания, решение первоочередной проблемы с размещением родных — славный выдался денек! И до чего приятная девушка!
Хороша Адаша, но не наша! Мне не нужна короткая интрижка, слезы прощания или злость на сестру из-за меня, поматросившего и бросившего. Мне скоро двигаться дальше, у меня своя цель и свои обязательства, и включать в этот пасьянс молодую девушку — просто непорядочно.
Я так глубоко задумался, что не заметил привалившегося к стене дома спящего возчика-чумака. И, на свою беду, споткнулся о его бесцеремонно вытянутые ноги.
Чумак пристроился покемарить, пока длинная колонна возов, запряженных серыми волами и забитых мешками с зерном, ожидала очереди на водопой. Воду брали из вырытого посередине улицы общественного колодца, у которого толпились с ведрами как местные, так и возчики. Очередь двигалась медленно. Кто-то из ватаги коротал время за игрой в самодельные шахматы, расчертив доску прямо в пыли, кто-то, как мною разбуженный, отдыхал в тенечке.
— Понаехали тут! — я восстановил равновесие и сплюнул в серую пыль, которую здесь можно было лопатой для снега сгребать. — Извиняюсь! Не заметил.
Чумак вскочил, поправил съехавший на глаза бараний колпак. Уставился на меня не по-доброму. Весь его вид — измазанные дегтем[1], как второй кожей, рубаха и шаровары, вислые усы под длинным носом, дурацкая челка, свисающая соплей по правой щеке из-под колпака — выражал скрытую угрозу. Даже его молчание.