— Заповедь первая, — сказал я, втыкая в снег литровую фляжку. — Не начинай пить, пока не поставишь снасти.
Внутри уже стало совсем тепло. Градусов пятнадцать, не меньше. Свет давала маленькая лампа с магическим кристаллом. Дорогая, но дико полезная. Когда надо, она давала пасмурный серый свет. Не знаю, что там думает рыба в такие моменты, но пищу она ищет активнее. Может, думает, что это утро наступает?
В общем, мягкий свет наполнял палатку. Мягкий и очень слабый. Всё равно, что утренние сумерки. Собственные движения при таком свете размывались и казались нечёткими.
— А ещё заповеди будут? — спросил Алексей, когда мы закинули две донки. — Или всего одна?
— Не отвлекайся пока, — буркнул я, внимательно следя за травящейся леской. — Сейчас главное снасть правильно раскинуть.
— А если неправильно раскинули? Палатку будем переносить?
В принципе вопрос дельный. Если тут поклёва не будет, то придётся бурить другую лунку. Но это место я знал, здесь всегда клёв хороший. Потому что дно каменистое и стук от грузика получается добротный. Рыба слетается, как мотыльки на свет.
— Лёша, если ты сейчас накаркал, то ты её и будешь переносить, понял? — Я сурово глянул на парня. Он сглотнул и кивнул, возвращаясь взором к удочке. — Давай, постучи о дно несколько раз, только не сильно, и ждём.
Внимательно следя за его действиями, я и сам постучал. Грузик поднимался легко. Стук по леске передался хороший, как о что-то твёрдое. Значит, не ошибся с местом.
— Постучал. А дальше-то что? — вопросительно взглянул на меня Алексей.
Я объяснил ему, как надо закрепить рукоятку, после чего наказал сидеть, не отсвечивать, причём в буквально смысле, и ждать.
— А чего ждать? — не унимался Верещагин.
— Сам увидишь, — отвечал ему.
— Не понимаю…
— А тут и понимать ничего не надо. Надо первую заповедь исполнять, — сказал, разливая горячительное из фляжки по рюмкам.
— Дак ведь не пить… — слабо рыпнулся Алексей.
— Снасти установили? Установили. Вот и всё. Давай, чтобы хорошо клевало сегодня.
Вскоре по нутру разлилось приятное тепло. А вот Алексей, отодвинув маску вбок, попытался глотнуть, прыснул, расплескав всё, и закашлялся так, что аж слюни носом пошли.
— Господи, что это? — чуть не плакал раскрасневшийся баронет. Или уже барон.
— Самогон Петровича, — пожал я плечами. — Двойной перегонки. Старик гонит его, сколько я себя помню. Наверно, всегда его гнал. Хорошее средство от холода, горечи и печали.
— Ты за этим меня привёл? — шумно высморкался Верещагин. — Чтобы избавить от горечи и печали?
— Да больно надо. Мы через пургу два часа шли, замёрзли. Надо согреться. Я не собираюсь тебя тащить на своём горбу, если вдруг свалишься с лихорадкой.
— Здесь оставишь? — хмыкнул он.
— На прикорм пойдёшь.
— Ладно… — Алексей воткнул в снег рюмку. — Давай ещё. Не собираюсь я рыб кормить.
— Хорошее начало, — улыбнулся я, разливая прозрачную жидкость по рюмкам из нержавейки.
Второй тост был за большую рыбу. Алексей опрокинул рюмку и зажмурился, пытаясь заставить себя проглотить обжигающий ком. В конце концов он смог это сделать.
— А-а-а! — выдохнул он, шлёпнув рюмку в снег, и занюхал рукавом.
Никак древние русские инстинкты проснулись.
Снова из глаз парня покатились слёзы, но хоть в этот раз не жаловался. Вообще ведёт себя так, будто ничего крепче вина не пил.
— Я никогда не пил ничего крепче вина… — просипел он, а я заржал.
Только тихо, чтобы рыбу не распугать. Она, конечно, далеко внизу, но вода хорошо звуки переносит.
— И всё? — Верещагин снова взглянул на удочку. — В этом вся рыбалка? Сидеть, ждать и пить?
— Я смотрю ты уже специалистом по зимней ловле стал, да?
— Нет, — мотнул головой захмелевший парень. — А вот закусить не помешало бы.
— Закуску надо заработать, — ухмыльнулся я, и мы вновь уставились на удочки.
— Не клюёт, — поставил Алексей очевидный диагноз через пару минут.
— Ну так перекинь, раз не клюёт.
И он стал перекидывать. Да и я тоже. Надо снова о дно постучать, вдруг рыба просто не услышала. На всякий случай проверил наживку, но она была на месте.
— Я не знаю, что делать, — вдруг снова заговорил Верещагин, когда мы перекинули удочки. — Как будто знал раньше, а теперь не знаю.
И говорил он явно не о рыбалке.
В ответ я просто пожал плечами:
— Покажи мне того, кто знает, что делать в такой ситуации, и я ему леща дам, потому что он лжёт.
— Ты как всегда… — грустно улыбнулся Алексей. Уголок губ показался из-под маски.
— Можешь её снять вообще-то. Неудобно же.
— Но… я ведь…
— Я, мы, они, — резко прервал его. — Мы тут на рыбалке, а не на конкурсе, кто больше местоимений назовёт. Снимай уже, а то начинаешь выглядеть чокнутым. Нашёл кого своими шрамами пугать. У меня этих шрамов… Самый уродливый на заднице. Упал как-то на алмазного дикообраза. А иглы у него, между прочим, реально из алмаза. Дак он мне всю ягодицу распорол. Хочешь покажу?
Я начал поворачиваться, чтобы приспустить штаны, а Верещагин замахал руками.
— Нет, не надо! Моя психика этого не переживёт. Вот, всё… я снял маску.
Он неуверенным движением стянул фарфоровую часть лица и положил на лёд рядом с печкой. Оранжевые блики, пробивавшиеся сквозь щель заслонки, запрыгали по белому глянцу. Верещагин как-то неуверенно взглянул на меня, будто ища поддержки.
— Боже… — вздохнул я, а он переменился в лице. — Какой же ты придурок…
— Ч-ч-что? — Уродливые шрамы на лице Алексея побледнели.
А я кивнул на донку, кивок которой ходил ходуном.
— У тебя клюёт уже целую минуту.
Парень чуть в снег не рухнул, запутавшись в собственных ногах. Сидели то мы на небольших раскладных табуретках. Всё же парень справился со снастью и вытащил неплохого такого леща.
— Поймал! — радостно сообщил он, а рыба выпрыгнула у него из руки.
Ударяясь об лёд и подтаявший снег, она чуть обратно в лунку не нырнула. Верещагин всем телом рухнул на неё сверху, не давая рыбе сбежать.
— Поймал! — глупо улыбался он, прижимая к груди сырую добычу.
Леща мы положили в специальный контейнер, который сохранял рыбу в холоде, чтобы она дольше оставалась свежей. А Алексей схватил фляжку и наполнил рюмки.
— За улов! — молодецки гаркнул он и опрокинул самогон в себя.
После этого дело пошло. Мы весь день таскали рыбу за рыбой. Большую и маленькую. Разную. Пока наживка просто не кончилась. И хорошо, что она кончилась, потому что рыбой заполнился последний ящик. Успели пару раз перекусить запасённой едой, разогревая её на специальной полочке над печкой. И не заметили, как время перевалило за полдень и снова разыгралась метель. Поэтому решено было остаться и переночевать. Благо спальные мешки я захватил с собой, да и еда тоже оставалась. Правда, в ход уже пошли консервы с мясной кашей. Но в такой ситуации оно даже вкуснее.
Буря разыгралась пуще прежнего. Ветер вдавливал внутрь стены палатки, порой задувал даже в трубу печки, а температура быстро опускалась. Даже с подкинутыми дровами огонь не справлялся с пришедшим холодом. Погода под конец декабря разыгралась не на шутку.
Но вскоре дрова разгорелись и стало теплее. Но ощущение, что от снежной метели нас отделяет тонкая скорлупа из брезента, который вот-вот прорвётся, не отпускало.
Алексей, весь день выглядевший куда более весёлым, вдруг поддался влиянию бури и стал сумрачным, как небо.
— Скажи честно, Дубов, — произнёс он. — Я же тебя неплохо знаю. Ты ведь не только рыбу ловить меня сюда привёл, верно?
— Верно, — пожал я плечами и поставил пару банок с кашей разогреваться на печке. — Есть у меня один вопрос, на который не до конца ответил твой отец.
Хоть Алексей и знал, о чём я, он всё же спросил:
— Какой же?
А я решил зайти слегка издалека.
— Что ты знаешь о Светлейших князьях? — посмотрел я ему прямо в глаза.
Глава 16
Перед смертью барон Верещагин успел указать на одного из Светлейших князей. Одно это сужало круг всего до десяти персон. Ведь Светлейших, то есть входящих в Совет, князей не так уж много. Обычно титул Светлейшего присваивался какому-либо роду за его вклад в развитие Империи.
Например, Светлейший князь Ушаков владеет самым крупным предприятием по производству боеприпасов, тесно сотрудничает со всеми двенадцатью королевствами гномов. По сути, заводы Ушаковых и Кузни гномов настолько срослись, что стали симбионтами друг для друга. Одно без другого существовать уже не сможет.
В чём-то обязанности Светлейших князей походили на работу кабинета министров Императора. Короче, структура там сложная и непростая. Она росла и менялась не одно столетие. И разбираться в ней совершенно не хотелось.
Барон Верещагин успел ещё облегчить задачу. Произнёс первый слог фамилии того Светлейшего князя, который, скажем так, заказал у него мою землю. И по всей видимости, убил моего отца. Первый слог фамилии — Де. По крайней мере, я так услышал. А сын барона Верещагина, Алексей, подтвердил это.
Светлейших, фамилии которых начинались на «де», оказалось целых три. Деникин, Демидов и Деревянкин.
С Деникиным я уже встречался. Под Петербургом примерно в то же время, когда на меня, Императора и царевичей напал Ледяной медведь, а потом и ещё какие-то типы. Как выяснилось, часть наёмников послал князь Медянин с его товарищами. Я поцапался с их организацией, когда убил герцога из рода Карнавальских. Ублюдок похитил Лакроссу и хотел надругаться над ней. Так что, можно сказать, это их организация поцапалась со мной. Там же и с Мариной Морозовой познакомились. Её держали долгое время в плену.
Дирижабль Медянина в тот день пытался скрыться от дружины Деникина и имперской гвардии и чуть не рухнул на нас, когда мы возвращались от Матери Леса. Перед смертью князь собирался мне что-то рассказать, но тут появился Деникин и пристрелил его. Ещё и нас собирался убить, приняв за врагов.